Сергей Григорьев - Морской узелок. Рассказы
Между домом и погребом поднялась беготня. Андрюшка с Еванькой носили туда ковры, подушки, одеяла, примус, бидон с керосином, ведро с водой, корзины с вином, с хлебом и закусками… Андрюшка и Еванька на бегу что-то жевали, весело перекликаясь с Варкиным и Чириковым: оба солдата, накинув шинели, стояли на крыльце лазарета и наблюдали суетню. Варкин напевал:
Пекла баба пышки с макомДля девчонки!Из окошка увидала:Пьяный прапор бьет солдатаНа Волхонке!Закричала, побежала,Вместе с Манькой побежалаВперегонки!Ну на что это похоже!Сковородником по рожеБьет бабенка офицераНа Волхонке!>
Анна Петровна оделась в беличье манто, нянька — в заячий тулупчик. Костя — в пыжиковую доху отца. Костя свел вниз мать под руку и, проходя двором мимо юнкера, крикнул ему на ходу:
— Они готовят вылазку с чердака! Будьте начеку! Никого туда не пускайте!
— Понимаю! — ответил юнкер.
Едва Ширяевы с нянькой успели скрыться в дверях погреба, на дворе разорвалась шрапнель. В нижних этажах посыпались стекла. Еванька поднял еще горячее донышко шрапнельного стакана и, перекидывая с руки на руку, побежал показывать находку Андрюшке.
Камень
Юнкер стоял, прижавшись к стене; он крикнул Аганьке:
— Девочка, не озоруй, беги!
— А вот и не побегу, и не побегу нарочно! — закусив губу, уговаривала Аганька себя. — Ой, как хорошо!
Вдруг она вскрикнула: в плечо больно ударило. Аганька упала на землю и, охватив голову руками, завопила:
— Убило! Убило!
Лизавета Ивановна и Еванька из кухни, Андрюшка из кучерской и Варкин с Чириковым от лазарета кинулись к Аганьке. Ее поставили на ноги.
— Да я, никак, совсем живая! — воскликнула она.
— Куда тебе попало?
— В плечо.
— Крови нет…
Еванька поднял с земли камень, завернутый в бумагу:
— Да это тебя камнем с нашей крыши!
Еванька развернул камень и расправил бумагу. Он прочел написанные крупно на листке карандашом слова:
«Товарищи! Воды! Умираем. Сломайте дверь на чердак».
Где-то близко хлопнула шрапнель. Все побежали кто куда.
В людской половине дома и в лазарете спорили о том, что делать и как помочь тем, кто на крыше, и сколько времени человек может прожить без хлеба и без воды. Все сходились, что без хлеба можно прожить хоть неделю, а без воды трудно прожить и день. А сколько дней прошло? И не было ни капельки дождя, только раз крупка порошила.
У Аганьки от удара камнем на плече получился синяк. Она натирала ушибленное место, по совету кухарки, медным пятаком.
— Ты бы, Аганька, когда их на чердак пускала, дала им ведро воды, — говорил Еванька.
— А они сами чего думали? — огрызнулась Аганька. — Они знали сами, куда лезут. Хоть бы дождичек, что ли, пошел!
— А сколько дней прошло?
В этом все разошлись: Еванька говорил, что вчера лишь «началось», Андрюшка — три дня, Аганька, кому-то подражая, со вздохом сказала:
— Прошла целая вечность.
— Что же нам делать-то?
— Варкин придумает что-нибудь. Лизавета Ивановна в лазарет пошла.
— У них ружье-то спрятано. Ахнул бы юнкера Аника, да и сломать дверь!
— «Ахнешь» тоже! А сейчас придет смена, да всех нас за это и перебьют! Вот я что, братцы, придумал, — предложил Андрюшка. — Давайте свяжем три корды да закинем на крышу.
— Высоко!
— Я по сточной трубе залезу, — предложил Еванька.
— А юнкер? Он тебе так и позволит на крышу лезть!
— А мы с того угла: он боится до угла доходить.
— А кто полезет?
— Я полезу.
— Нет, я!
Еванька не хотел уступить Андрюшке.
— Чего вы спорите? Сшибет первого — второй полезет, — сказала Аганька. Она завязала на уголке платочка узелок и, зажав в руке два конца, сказала: — Тяните. Кто узелок вытянет, тому первому и лезть.
Андрюшка потянул первый, узелок достался Еваньке.
— А ты, Аганька, налей самое большое ведро да будто в погреб барыне несешь, чтобы юнкер не подумал…
— Зачем большое? Маленьким лучше. Мы им туда и маленьким сколько хочешь накачаем, только бы веревку закинуть!
— Надо Варкину сказать! Андрюшка, беги неси три корды плетеных да свяжи крепче, а я побегу Варкина предупрежу…
В лазарете, куда явился Еванька, принималось другое решение.
— Погоди ты, шиш! — остановил Варкин Еваньку, который торопился рассказать про свое.
Аника-воин — Чириков — предложил после смены «снять» часового, а потом попробовать сбить замок или выломать дверь на чердак. Варкин усомнился:
— Да сломаешь ли один-то? Эх, кабы мне еще одну руку…
— Сломаю! А если и нет, хоть дырку ломом пробью, только бы бутылку просунуть!
— Заметано! Предложение товарища Чирикова Степана, он же Аника-воин, принято единогласно… Теперь ваш план, товарищ! — обратился Варкин к Еваньке. — Тоже недурно, — одобрил он выдумку ребят, выслушав Еваньку. — Только надо повременить.
— Да ведь помрут, не пивши сколько времени.
— Терпели дни, часок потерпят…
— Надо у ворот сторожить: Федор Иванович с Ферапонтом вернутся, ключ принесут.
— У ворот, пожалуй, посижу, — предложил Чириков. — Чем я не дворник?
Андрюшка и Аганька, когда Еванька рассказал им про решение старших, не согласились ждать.
Наступила ночь. Канонада с темнотой не утихала, даже разгоралась сильней. Удары тяжелых орудий доносились со стороны Кремля. Смена юнкеру все не приходила. Ребята приступили к делу.
Аганька пронесла ведро с водой как будто в погреб и притаилась за углом караулить на тот случай, если бы юнкер вздумал пройти вдоль дома до угла. Еванька обвязался по поясу концом веревки и полез вверх по водосточной трубе.
Мальчишка поднялся к самому свесу карниза, пролез между карнизом и коленом трубы и повис на нем грудью. Труба хрустела и мялась, угрожая сломаться. Еванька развязал веревку на поясе и начал закидывать конец на крышу. Веревка хлопала концом по железу и сваливалась назад. Наконец там, наверху, догадались. Веревку потянули, подергивая. Андрюшка привязал к нижнему концу веревки ведро с водой и к его дужке записку:
«А хлеб у вас есть, товарищи?»
Во мраке
В погребе Анна Петровна начала успокаиваться. Стрельба и канонада сюда доходили глухо. Казалось, что примус под чайником гудит куда сильнее.
Анна Петровна оглядывала слабо освещенный свечами в медных шандалах свод погреба.
На нем вместо росписи виднелись причудливые пятна плесени и сырости. Мокрицы ползали по своду и падали, напоминая капли. Сквозь ковер, постланный на бетонном полу, проступали черные пятна воды. Свечи слегка коптили. Анна Петровна все поглядывала на закрытый люк вверху.
— Нет, здесь еще страшнее! — вздрогнув, сказала она.
— Полно, мама! Ждать осталось недолго, — утешал Костя мать. — Не сегодня, так завтра утром большевики сдадутся. Папа придет с юнкерами, а тех, с чердака, прогонят, и мы вернемся в дом…
Время шло медленно, но свечи быстро убывали, оплывая, и все более коптили. Анна Петровна забылась, сидя на стуле, и, клонясь на бок, едва не упала. Нянька села с ней рядом, подперла плечо барыни своим плечом и тоже задремала.
Косте не терпелось. Он осторожно и медленно поднял люк, чтобы блок не визжал, оглянулся: мать и нянька не шевельнулись. Костя, опустив за собой люк, вышел на погребицу и, приоткрыв дверь во двор, остановился на пороге, пораженный синим светом раннего рассвета.
Прямо перед собой Костя увидел за углом дома Аганьку, Андрюшку и Еваньку. Мальчишки привязывали к веревке буханку хлеба, Аганька наливала воду в ведро. Веревка натянулась, и груз, кружась, медленно поплыл вверх…
— Что вы делаете?! — закричал Костя.
Он подбежал и хотел схватить ведро, но не достал; Андрюшка сбил Костю на землю ударом в подбородок.
Костя вскочил на ноги и, выбежав за угол дома, крикнул юнкеру:
— На помощь! Скорее!
Дремавший в кресле юнкер спросонок кинулся сначала к входу на чердак, потом к воротам и оттуда увидал ребят, а на крыльце лазарета — солдата с винтовкой. Юнкер выстрелил с колена. Аганька вскрикнула и свернулась на землю комком. Грянул второй выстрел со стороны лазарета. Юнкер побежал. Чириков выстрелил еще раз. Юнкер рухнул на землю.
Аганьку подняли; она стонала.
— Жива? Беги, Еванька, за Лизаветой, — распорядился подбежавший Варкин.
Он повернулся к Косте. Тот стоял, ошеломленный, у раскрытой двери в погреб.
Варкин подошел к нему и, засунув правую руку в карман, сказал:
— Для тебя, гадюка, у меня есть подарок!
Костя отскочил, захлопнув за собой дверь, поднял люк и скатился вниз по лестнице.
— Что случилось, Костя? Где ты был? Что с тобой?
