Авторов Коллектив - Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии
Мои родители уже давно взяли Инем на свое попечение; она помогала матери по хозяйству и играла со мной и младшим братом.
Однажды, когда я был на кухне, Инем, ставя на огонь котелок с водой, сказала мне:
— Красавчик Мук, а я невеста!..
— Невеста?.. — удивился я.
— Да!.. Скоро моя свадьба.
— Хорошо быть невестой?..
— Еще бы! Мне купят красивую кабайю и кайн[50]. А свадебный наряд! Меня украсят цветами… Глаза подведут сурьмой… И какую прическу сделают! Я так рада! Так рада!
Инем говорила правду.
— Госпожа, — сказала как-то ее мать, придя к моей, — подходит время свадеб… А моей дочери давно пора замуж.
— Что?.. Замуж?..
— Да, госпожа. Ведь ей уже восемь лет!
Моя мать рассмеялась:
— Восемь лет! Да ведь она еще совсем ребенок!
— Мы не прияи, госпожа. Это дочери прияи могут долго не выходить замуж. Нам так нельзя. Свадьбу надо было справить еще в прошлом году. Дочь Асих уже замужем, а ведь Инем на два года старше ее. Хвала аллаху, что наконец нашелся человек, который берет ее в жены. А пристроим Инем — и нам жить станет легче. Отец жениха — богатый человек, и сам Маркабон уже начал скотом торговать. Единственный наследник!..
Взрослые жевали бетель[51], время от времени сплевывая красную слюну в медный пайдон[52].
— Мбок[53], — снова начала моя мать, — но ведь ей еще только восемь лет!..
Гостья вскинула брови:
— И я и моя мать тоже вышли замуж восьми лет…
— Ранний брак — нехорошее дело! Дети перестают расти, болеют…
— Вам лучше знать, госпожа. Только в нашей семье, хвала аллаху, нет хворых и все живут по многу лет. Моей матери уже скоро шестьдесят, и ничего. А посмотрите на нашу бабушку; как она работает на огороде! А ведь ей за семьдесят!
Но моя мать продолжала стоять на своем:
— Тем более что жених тоже еще мальчик…
— Маркабону уже семнадцать лет, госпожа.
— Семнадцать лет? Отец Мука женился в тридцать!..
Мать Инем промолчала, эти слова ее явно ни в чем не убедили.
— Ну, если уж дело у вас решено, — сказала моя мать, по-видимому, исчерпав все доводы, — то мне остается только пожелать ей счастья…
— Бедная, бедная девочка!.. — задумчиво продолжала она, когда мы остались одни, — но ведь они так нуждаются! Так бедны!.. Это их последняя надежда…
Через две недели мать Инем пришла за дочерью. Инем не могла скрыть своей радости. Бедняжка! Она и не подозревала, что уходит из нашего дома навсегда.
И вот наступил торжественный день.
В веселой гурьбе ребятишек, сбежавшихся посмотреть на свадьбу, был и я. Инем нельзя было узнать: челка ее была аккуратно подстрижена, брови и волосы на висках густо насурьмлены, пучок волос украшен маленьким букетиком бумажных цветов на пружинке. А сверкающие украшения, шелковая кофточка и дорогой солоский кайн!.. Правда… все это было взято на время свадьбы у богатого китайца…
Дом и двор были убраны молодыми листьями кокосовых пальм и длинными ветвями берингина[54].
Свадьбы в нашей местности справляются обычно, когда урожай уже собран и рис дешевеет, и всегда с вайянгом[55]. А что за веселье без этого представления? Отец и мать Инем сделали все, чтобы был вайянг. Но, увы, их хлопоты не увенчались успехом. И они в конце концов решили пригласить танцовщиц и гамелан[56].
Музыка не стихала два дня и две ночи. Нам, детям, было занятно смотреть в это время на взрослых. Они кружились в танце, целовались, торопливо чокались и, пьяные, вразнобой кричали:
— Ура!
Все, особенно женщины, с умилением смотрели на свадебную церемонию.
Подойдя к жениху, Инем, как того требует ритуал, присела на корточки, сложила ладони лодочкой и поднесла их к лицу так, что ногти больших пальцев коснулись кончика ее носа. Затем принесли медный тазик с ароматной водой, и, перед тем как Маркабон ступил на порог дома, Инем омыла ему ноги. Родственники окружили молодых, соединили их руки и повели к циновке для новобрачных.
И сразу же раздались дружно скандируемые слова:
— Был один — стало двое! Был один — стало двое! Был один — стало двое!..
Но тут я заметил, что Инем плачет; слезы, смешиваясь с пудрой и сурьмой, оставляли темные полосы на ее красивом детском личике.
Я побежал домой и спросил у матери:
— Почему Инем плачет, ма?
— Невесты плачут потому, что вспоминают своих прадедушек и прабабушек, которых уже давно-давно нет на свете…
На другой день я узнал действительную причину слез Инем: она хотела выйти по маленькому делу, но боялась об этом сказать.
Сыграли свадьбу, утих шум, гости разъехались. И словно ничего и не было. Как только появились первые заимодавцы, отец Инем куда-то исчез из города. Но долги оставались долгами, их надо было платить. Мать Инем засела за разрисовку уденгов. День для нее слился с ночью…
Однажды к утру меня разбудил жалобный крик и душераздирающие стоны, доносившиеся из большого дома Маркабона:
— Пусти! Пусти!..
— Ма, ты слышишь? Инем кричит! Ма!.. — позвал я мать.
— Спи, спи… Это они… дерутся. Бедная Инем!..
— А почему они дерутся, ма?
Но мой вопрос остался без ответа. Потом все стихло, и я уснул.
Этот страшный крик и стоны стали повторяться почти каждую ночь. И всякий раз я будил мать, а она только вздыхала:
— Бедная, бедная девочка!.. Еще совсем ребенок. Подумать только!..
Но вот к нам пришла Инем… Как сейчас помню ее бледное личико. Казалось, в нем не осталось ни кровинки. Инем хотела что-то сказать, но не могла: слезы душили ее.
— Почему ты плачешь, Инем? Что-нибудь неладно? — спросила мать.
— Госпожа, — всхлипывая, ответила Инем, — возьмите меня опять к себе… Возьмите!..
— Но ведь у тебя теперь муж, Инем…
— Возьмите меня к себе!..
— Почему, Инем? Тебя обижает Маркабон? — спросила мать.
— Госпожа, пожалейте меня… Каждую ночь он борется со мной, делает мне больно… Я не хочу быть замужем! Не хочу!
— Ну, ну, Инем, — утешала ее мать. — Вот увидишь, все будет хорошо! И разве ты сама не хотела выйти замуж?
— Да, госпожа… но… но….
— Помни: жена всегда и во всем должна слушаться мужа. Иначе предки проклянут тебя.
Инем молчала, слезы по-прежнему текли по ее щекам.
— Ну, а теперь иди домой. И слушайся мужа! Каким бы он ни был, пусть даже плохим, ты должна быть покорной, потому что он твой господин.
Инем не уходила.
— Ну, Инем, иди же! Увидишь, все будет хорошо! Аллах милостив!..
Инем медленно направилась к выходу.
— Бедная, бедная девочка! — снова прошептала мать, когда Инем ушла.
Помню, я тогда спросил ее:
— А папа тоже с тобой боролся?
Мать настороженно взглянула на меня, а потом улыбнулась.
— Нет, — сказала она. — Твой отец… самый лучший человек на свете, Мук!
И мы, захватив кетмень, отправились на огород.
Я и не заметил, как прошел год. И вот Инем снова пришла к нам. Она очень изменилась и теперь казалась мне взрослой.
— Госпожа, — сказала она матери, низко склонив голову, — у меня больше нет мужа…
— Как, разве ты стала вдовой?
Инем молчала.
— Что же случилось? Ну?
— Он бил меня, госпожа…
— Бил? Значит, ты его не слушалась?..
— Нет, госпожа, я делала все, как вы говорили… Все!..
— Я тебе не верю… Никогда муж не поднимет руку на жену, если она послушна ему.
— Госпожа, дорогая госпожа, возьмите меня опять к себе! — с мольбой в голосе проговорила Инем.
Мать ответила:
— Инем, ты теперь не живешь с мужем, а у нас в доме большие мальчики…
— Разве мальчики будут меня бить?
— Не в этом дело, Инем. Ну пойми же ты… Тебе нельзя теперь оставаться у нас в доме. Что подумают люди?..
В глазах девочки заблестели слезы.
— Прощайте… — сказала она, и голос ее дрогнул.
Дома Инем была обузой. Кто только не ругал и не бил ее: и отец, и мать, и младший брат, и дядя, и тетка. К нам она больше никогда не приходила. Редко ее можно было увидеть и на улице.
Иногда до нашего дома доносился крик Инем, исступленный и жалобный крик. Заслышав его, я зажимал ладонями уши.
Перевод с индонезийского Р. Семауна
Жизнь без надежд
Когда-то земли в нашей округе славились плодородием. Население здесь редкое, и крестьяне владели большими наделами.
