Грэм Грин - Человеческий фактор
В ту ночь Сара лежала в постели без сна. У нее словно бы появился календарь, и теперь она могла отмечать на нем дни своего заключения. Человек, с которым она говорила, – это враг, можно не сомневаться, но он не из полицейской службы безопасности, он не из БОСС, ей не выбьют зубы или глаз «У Брюммелла» – ей нечего опасаться.
Тем не менее она была немного обескуражена, увидев Персивала в конце длинной, сверкающей хрусталем залы «У Брюммелла». Он вовсе не был специалистом с Уимпол-стрит – скорее походил на старорежимного семейного врача: очки в серебряной оправе и животик, упершийся в край столика, когда он приподнялся, здороваясь с нею. В руке вместо рецепта он держал большущее меню. Он сказал:
– Я так рад, что у вас достало мужества прийти сюда.
– Почему мужества?
– Ну, потому, что это одно из мест, где ирландцы любят подкладывать бомбы. Как-то раз они уже бросили сюда бомбочку, но в противоположность тому, как бывало в блицкриге, они взрывают свои бомбы дважды и трижды в одном и том же месте.
Он подал ей меню – она заметила, что целая страница отведена закускам. А все меню, где над чьим-то портретом стояла надпись «Наш провиант», было длиною не меньше телефонного справочника у миссис Кэсл. Доктор Персивал услужливо сказал:
– Я бы не советовал вам брать копченую форель – она здесь всегда суховата.
– У меня что-то нет аппетита.
– Давайте в таком случае пробудим его, пока решаем, что выбрать. Рюмочку хереса?
– Если не возражаете, я бы предпочла виски. – И в ответ на его вопрос сказала: – «Джи-энд-Би». А остальное закажите для меня сами, – попросила она доктора Персивала.
Чем скорее закончится эта прелюдия, тем скорее она узнает новости о Морисе, по которым изголодалась больше, чем по еде. Пока доктор Персивал решал, что они будут есть, Сара оглядела зал. На стене висел глянцевитый, весьма сомнительного качества портрет, под которым стояло: «Джордж Брайан Брюммелл» – это был тот же портрет, что и на меню, – и обстановка была безупречного, до тошноты хорошего вкуса: чувствовалось, что тут не пожалели денег и не потерпели бы никакой критики; немногие посетители, все мужчины, выглядели совсем одинаково, точно хористы в старомодной музыкальной комедии: черные волосы не слишком длинные и не слишком короткие, темные костюмы, с жилетом. Столики стояли на достаточном расстоянии друг от друга, а два ближайших к доктору Персивалу были пусты – интересно, подумала Сара, преднамеренно или случайно. Только тут она заметила, что на всех окнах металлические решетки.
– В подобных местах, – сказал доктор Персивал, – лучше всего выбирать английские блюда, и я предложил бы ланкаширское жаркое в горшочке.
– Что закажете, то и хорошо.
Затем он долго молчал – только сказал несколько слов официанту по поводу вина. Под конец, протяжно вздохнув, он обратил к Саре свое внимание и очки в серебряной оправе.
– Ну-с, тяжкий труд окончен. Теперь пусть они поработают. – И отхлебнул хереса. – Вы, должно быть, пережили очень тревожное время, миссис Кэсл. – Он протянул руку и дотронулся до ее локтя, будто и в самом деле был ее семейным врачом.
– Тревожное?
– Изо дня в день, ничего не зная…
– Вы хотите сказать, про Мориса…
– Мы все очень любили Мориса.
– Вы говорите так, точно он умер. В прошедшем времени.
– Это случайно. Мы, конечно же, по-прежнему любим его… но он пошел другой дорогой, и, боюсь, очень опасной. Мы все надеемся, что вас это не затронет.
– А как это может меня затронуть? Мы же разъехались.
– Ах, да, да. Именно так и следовало поступить. Было бы немного подозрительно, если бы вы уехали вместе. Не думаю, что в Иммиграционной службе такие уж идиоты. Вы очень интересная женщина, ну и потом, цвет кожи… Мы, конечно, знаем, – добавил он, – что из дома Морис вам не звонил, но есть столько способов дать о себе знать – из общественного телефона, через посредника – не можем же мы взять на подслушивание всех его друзей, если б даже мы их всех и знали.
Он отодвинул в сторону рюмку с хересом, освобождая место для горшочка с жарким. Саре стало легче теперь, когда предмет беседы был выложен на стол и, подобно жаркому, лежал между ними. Она сказала:
– Вы считаете, что я тоже предательница?
– О, знаете ли, в Фирме мы таким словом, как «предатель», не пользуемся. Это – для газет. Вы африканка – я уж не говорю, что вы из Южной Африки, – как и ваш ребенок. На Мориса это, очевидно, серьезно повлияло. Скажем так: он решил служить верой и правдой другим. – Персивал попробовал жаркое. – Будьте осторожны.
– Осторожна?
– Я имею в виду: морковь очень горячая.
Если это допрос, то ведут его здесь иначе, чем служба безопасности в Йоханнесбурге или Претории.
– Что же вы, милочка, намерены делать, – спросил доктор Персивал, – когда он даст о себе знать?
Сара отбросила осторожность. До тех пор, пока она будет осторожничать, она ничего не узнает. И она сказала:
– Я сделаю то, что он мне велит.
Доктор Персивал сказал:
– Я так рад, что вы мне это сказали. Это значит, что мы можем быть откровенны друг с другом. Мы, конечно, знаем – как, очевидно, и вы, – что он благополучно прибыл в Москву.
– Слава богу.
– Ну, если не Бога, то КГБ вы, безусловно, можете за это поблагодарить. Не будем догматиками – они, скорее всего, действовали сообща. Я полагаю, рано или поздно Морис предложит вам присоединиться к нему.
– И я к нему поеду.
– С мальчиком?
– Конечно.
Доктор Персивал снова опустил вилку в горшочек с жарким. Он явно был из тех, кому пища доставляет удовольствие. А Сара стала менее осмотрительной, узнав – к своему великому облегчению, – что Морис в безопасности. Она сказала:
– Вы не можете меня задержать.
– О, не будьте так в этом уверены. У нас, знаете ли, есть на вас целое дело. В Южной Африке вы очень дружили с неким мужчиной по имени Карсон. Коммунистическим агентом.
– Конечно, я с ним дружила. Я ведь помогала Морису – для вашей же службы, хотя и не знала этого тогда. Морис говорил мне, что ему это нужно для книги об апартеиде, которую он пишет.
– А Морис, наверное, и тогда уже помогал Карсону. И Морис сейчас в Москве. Это, конечно, строго говоря, не наше дело, но Пятое управление вполне может счесть нужным начать по вашему поводу следствие – покопать поглубже. Если позволите старому человеку дать вам совет, – старому человеку, который был другом Мориса…
Перед мысленным взором Сары возникла неуклюжая фигура человека в мешковатом пальто, игравшего в прятки с Сэмом среди по-зимнему голых деревьев.
– И Дэвиса тоже, – сказала она, – вы ведь были и другом Дэвиса, верно?
Доктор Персивал не донес до рта ложку с соусом.
– Да. Бедняга Дэвис. Такая печальная смерть, и ведь он был еще совсем молодой.
– Я не пью портвейна, – сказала Сара.
– Милая моя девочка, что вы так перепрыгиваете с одного на другое? Давайте подождем и не будем решать насчет портвейна, пока не доберемся до сыра: у них тут превосходный «уэнслидейл». Я только хотел сказать: пожалуйста, будьте разумны. Живите спокойно здесь, с вашей свекровью и вашим сыном…
– И сыном Мориса.
– Возможно.
– Что значит – возможно?
– Вы же встречались с этим человеком – Корнелиусом Мюллером из БОСС, такой несимпатичный тип. А имечко! Так вот, у него такое впечатление, что настоящий отец… дорогая моя, вы уж извините меня за то, что я выскажусь напрямик… Я не хочу, чтобы вы совершили ту же ошибку, какую совершил Морис…
– Вы говорите не очень-то напрямик.
– Так вот, Мюллер считает, что отец ребенка – из ваших.
– О, я знаю, кого он имеет в виду… Даже если бы это была правда, тот человек мертв.
– Он не мертв.
– Конечно же мертв. Его убили во время бунта.
– А вы видели его тело?
– Нет, но…
– А Мюллер утверждает, что он благополучно сидит под замком. Осужден пожизненно – так говорит Мюллер.
– Я этому не верю.
– Мюллер утверждает, этот человек готов предъявить свои отцовские права.
– Мюллер лжет.
– Да, да. Вполне возможно. Не исключено, что это подставная фигура. Сам я еще не занимался законной стороной дела, но сомневаюсь, чтобы этот человек сумел что-либо доказать в наших судах. Ребенок записан в вашем паспорте?
– Нет.
– У него есть собственный паспорт?
– Нет.
– В таком случае вам придется просить о выдаче ему паспорта, чтобы вывезти его из страны. А это значит пройти через уйму бюрократических препон. Люди, выдающие паспорта, могут быть иногда очень, очень медлительны.
– Какие же вы мерзавцы. Вы убили Карсона. Вы убили Дэвиса. А теперь…
– Карсон умер от воспаления легких. А бедняга Дэвис – у него был цирроз.
– Это Мюллер говорит, что он умер от воспаления легких. А вы говорите, что у Дэвиса был цирроз, теперь же вы угрожаете мне и Сэму.
– Не угрожаю, дорогая моя, а советую.
– Ваши советы…
