Тимоте де Фомбель - Между небом и землей
— Дорогой мой, вы правда думали, что я буду встречать его с оркестром на обычном вокзале? Вы за кого меня принимаете? Свяжитесь с лейтенантом Реми, он сейчас на вокзале в Бурже.
Авиньон бросился в буфет, где находился телефон.
— Простите, месье…
Кто-то робко топтался около комиссара, который никак не мог открыть свою коробочку с леденцами.
— Господин комиссар…
— Да? — отозвался Булар.
Это был кузнец, который вдруг понял, что надобность в нем отпала.
— Я могу уйти? — спросил он.
— А вы как думаете?
Кузнец не знал, какого ответа от него ждут.
— Так я… могу?
— Если только не желаете заново опломбировать вагоны! — закричал Булар.
Начальник вокзала украдкой сделал кузнецу знак уходить.
Лейтенант Авиньон вернулся очень быстро, вид у него был по-прежнему бледный.
— Нет, комиссар, его там не нашли. В поезде, прибывшем в Бурж, никого нет.
Булар изобразил удивление.
— Какой сюрприз! Неужели? Его нет в Бурже?
Он встал в позу трагической актрисы и изрек:
— Все, это конец!
И, пронзив свою грудь воображаемым кинжалом, снова бросил взгляд на большие вокзальные часы.
— Позвоните в Шамбери, любезный.
Измученный Авиньон снова поплелся в буфет. Маленькая армия пялилась на комиссара, совершенно сбитая с толку.
От его уверенности не осталось и следа. Булар нервно сосал леденцы.
Он все это время знал, что никого не переиграет, и уже горько сожалел о том, что устроил здесь этот дурацкий спектакль. Виктор Волк не был героем фарса или трагедии. Это был изворотливый негодяй, способный проскользнуть куда угодно, как те жирные мухи, которых находят живыми и невредимыми в фараоновых гробницах, замурованных три тысячи лет назад.
Паровоз перестал выплевывать облачка пара.
Авиньон все не возвращался.
На вокзале стояла мертвая тишина.
Чтобы убить время, Булар начал подводить свои часы по вокзальным. Колесико осталось у него в руке.
Не выдержав, он заорал:
— Сходите за ним кто-нибудь!
Авиньона нашли без сознания в буфете. Какой-то человек пытался привести его в чувство, обмахивая справочником железных дорог.
— Отойдите, — приказал Булар.
Комиссар сел помощнику на живот и влепил ему две пощечины.
— Лейтенант!
— Сладкое… ему нужно что-нибудь сладкое, — сказала хозяйка кафе, доставая бутылку сиропа.
— Спасибо, мадам, — учтиво отозвался Булар.
— Дать вам соломинку?
— Нет, благодарю вас.
Булар высоко поднял бутылку и вылил все ее содержимое на лицо Авиньона.
Тот наконец открыл глаза.
— Поезд так и не прибыл в Шамбери? — спросил Булар.
— Как же, конечно, прибыл. Минута в минуту по расписанию.
— И что?
— Виктора в нем не было.
Виктор Волк внимательно вслушивался. Ему было трудно точно определить, где он находится. Поезд затормозил. В окошко была видна стена желтого цвета. Вокруг вагона шла какая-то суета, слышались возгласы. Лаяла собака.
Он думал о Зефиро.
Он всегда сомневался в его смерти.
Естественная смерть… Так ему сообщили. Ему не нравились естественные смерти. Он в них не верил.
У Виктора было извращенное сознание торговца оружием, которого не обманешь сказками о естественной смерти. Для душевного спокойствия ему необходимо было услышать выстрел и увидеть неподвижное тело.
Снова залаяла собака, теперь где-то рядом.
— Я прошу вас ответить, в каком поезде он ехал!
Булара в любую минуту мог хватить удар. Он говорил с Парижем.
— Я не знаю, — отозвался голос на другом конце провода. — Понятия не имею. Они все на одно лицо, ваши поезда!
— И все же! — сказал Булар. — Он ехал в первом? В том, который прибыл в Бурж?
— В первом поезде? — с сомнением повторил голос. — Сейчас спрошу у коллеги… Нет. Не в первом.
— Значит, во втором? В Ла-Рошель?
— Подождите.
Было слышно, как человек в трубке с кем-то разговаривает. Его голос в трубке искажался из-за помех и напоминал стрекот цикады.
— Ну так что? — кричал Булар, прождав несколько минут. — Он был во втором?
— Во втором?
— Да, сморчок ты сушеный! — рявкнул Булар. — Во втором! Я спрашивал о втором! Два! Два! Два!
— А-а-а, так вы о втором? Нет, он точно был не во втором.
— Ну, значит, он был в третьем! — завопил Булар. — Скажите, что он ехал в поезде на Шамбери!
— Что?
— В третьем! Три! Три! Два плюс один!
— Нет, не Шамбери, в Шамбери шел третий.
— Да, — простонал Булар. — Третий в Шамбери!
— В третьем? Спрошу у коллеги…
— Дайте мне вашего коллегу, болван несчастный! Дайте мне его, или я навечно упеку вас в Кайенну!
— Алло?
— Алло? Вы коллега этого болвана?
— Нет, это я сам.
Булар едва не повесился на телефонном проводе.
Авиньон осторожно вынул трубку из его рук.
— Мы просто хотим удостовериться, что его посадили в третий поезд, — как можно спокойнее объяснил лейтенант.
Булар смотрел на него так, будто хотел укусить.
— Вы шутите? — сказал Авиньон, послушав несколько секунд. — Вы… Вы в этом уверены? Ладно. Мы вам перезвоним.
Он положил трубку и повернулся к Булару.
— Они говорят, что Виктор был в четвертом поезде.
Комиссар бессмысленно глядел в пустоту. Облизав губы, он сказал голоском пятилетнего ребенка:
— В чет-вер-том? Ладно, лейтенант. Спасибо. Можете быть свободны. Это все, что я хотел знать.
Он оперся о стойку бара и попросил чего-нибудь освежающего.
— Хотите чего-то конкретного? — спросила хозяйка.
— Да. Вот это…
И он широким жестом показал на первый ряд бутылок с аперитивами.
О четвертом поезде комиссар слышал впервые.
Через узкое оконце Виктор успел разглядеть крутой обрыв со сверкающим водопадом. Поезд уже давно мчался дальше.
Пиренеи. Почти приехали.
Четвертый состав только что пересек границу между Сербер и Портбоу на средиземноморском побережье.
Его не остановили ни на одном вокзале, ни у одного шлагбаума. Он едва успел загрузиться углем и водой на каком-то сельском полустанке, но тут же тронулся в путь — рядом залаяла собака. Вероятно, кто-то шатался поблизости.
Наконец Виктор почувствовал, что поезд сбросил скорость: он шел по очень высокому мосту, нависавшему над диким ущельем. Затем он плавно въехал в туннель. В середине туннеля он перешел на соседний путь, углубился в другой туннель. И наконец оказался в огромной пещере, вырубленной в скале и освещенной мощными прожекторами.
Поезд остановился у перрона, где его ждали человек десять.
Дверь вагона открылась.
В проеме показались силуэты двух мужчин. Их лица наглухо закрывали маски электросварщиков. Они ни слова не сказали Виктору. Через несколько минут при свете голубого пламени он был освобожден. Виктор встал и пошел к выходу.
— Наконец-то, — сказал он.
Щурясь от слепящих лучей прожекторов, он спустился на перрон и стал разминаться.
— Все в порядке? — спросил у него один.
— Наш падре у вас?
— Нет.
Виктор ответил уничтожающим взглядом. Его усадили в кресло посреди перрона, и вокруг засуетились три человека.
— Значит, все очень скверно, Доржелес. Как вы умудрились его упустить?
— Мы следили за ним от префектуры до Аустерлицкого вокзала.
— Замечательно. Пятнадцать минут на метро! Вы просто гении слежки. И что дальше?
— Мы видели, как он вошел в Ботанический сад.
Виктор захлопал в ладоши.
— Поздравляю, Доржелес. Следить за человеком в городском саду… Вы, наверное, глаз с него не спускали!
Мужчины и женщины, окружавшие Виктора, принужденно улыбались всякий раз, как улыбался он. Они походили на подручных дьявола. Сейчас они гримировали Виктора, держа наготове косметические карандаши и парики. Его уже было невозможно узнать.
— Мы потеряли след Зефиро в Музее естественной истории, — объяснил Доржелес.
— Какая жалость…
В голосе Виктора уже не было иронии.
— Он знает этот район, господин Виктор. Он прекрасно знает этот район. Буквально отвел нам глаза.
— Отвести глаза можно лишь тем, у кого они есть, Доржелес. А у вас их нет! Откуда он знал, что за ним слежка? А? Откуда, господин Доржелес?
— Зефиро очень осторожен.
— А вы не очень.
Именно Доржелес составил подробный план побега Виктора. Это он подготовил четвертый поезд, переодел и вооружил целый полк, подкупил диспетчеров, сунул взятки еще десяти служащим, но Виктор и не собирался его благодарить.
— Вам больше нечего сказать мне, Доржелес?
— У меня есть важный след. Фотография, сделанная на Аустерлицком вокзале.
Виктор вырвал снимок у него из рук и сказал:
