Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Не смеялась, это точно.

— Потому что ты шутил не смешно или потому что ты совсем не шутил?

— Потому что не шутил. Я ни разу в жизни не пошутил смешно, поэтому перестал стараться.

— Ты вот отбрыкиваешься, но ведь все твои ответы на основании твоих же комментариев можно истолковать как положительные. Вот ты говоришь — нельзя положительно ответить на вопрос о принадлежности к элите. Раз ты делаешь такое заявление вместо ответа на прямой вопрос, значит, считаешь себя элитой.

— Да, считаю, считаю, успокойся! — Лёшка прекратил заниматься книгами и уставился Наташе прямо в глаза, будто решил её напугать. — Да, я считаю себя элитой с чувством юмора — можешь посмеяться вдосталь.

— Чего ты ругаешься? Я просто предположила. А ты чуть драться не полез!

Наташа очень хотела поговорить с живым человеком и отвлечься от мыслей о грустном. Безнадёжность мешает жить и делает лишними любые достижения. Хотя, если есть достижения, откуда же безнадёжность? Тоска одолела её именно вследствие длинной вереницы поражений за время короткой жизни. Оптимист скажет: школу ведь окончила, но какая же это победа? Из школы все выходят победителями, а значит — никто. Отличником или троечником — разница не велика. Среди великих учёных и прочих заметных личностей школьные отличники — редкие птицы.

— Я предлагаю закончить этот беспредметный разговор, — решительно заявил Лёшка. — А точнее, перенести его в другое место и на другое время. Конкретно: сходим в кино?

— В кино?

— Да, в кино. Не понимаю, чему ты удивляешься. Вполне безобидное предложение, друзья имеют право сходить на новый фильм.

— А мы друзья?

— А разве нет? Не враги же.

— Не враги — ещё не значит друзья.

— Хорошо, приятели. Знакомые! Знакомые тоже ходят вместе в кино. Я только пытаюсь тебе объяснить, что не предлагаю ничего предосудительного. Сходим на что-нибудь трёхмерное, посидим в кафе, поедим мороженое, поболтаем. Чего ты боишься?

— Я не боюсь.

Наташа и в самом деле не боялась, она задумалась. Никому нет до неё дела, кроме Лёшки, а ей — до него. Так не лучше ли быть с ним, в роли хозяйки положения, чем с кем-нибудь другим — в положении приживалки? Мысли бестолково толклись в голове, принимать решение не хотелось, и Наташа молчала.

Дверь подсобки открылась, вошёл коротко стриженый седой человек с блестящей лысиной от лба до затылка, деловито огляделся и шагнул к Худокормову, а тот поспешно встал и протянул ему руку:

— Здравствуйте, Пётр Сергеевич, рад вас видеть.

Глава 18

Борцы за правопорядок и безопасность оставили президентский кабинет, но Саранцев не спешил продолжить разговор. Пытался прежде решить для себя, насколько успешно решил задачи минувшего рандеву, и никак не мог отвертеться от печальных выводов.

— Юля, как по-вашему, если близкий родственник президента окажется под судом, президент получит поддержку общественного мнения?

Игорь Петрович ни секунды не размышлял над вопросом, словно в полусне перепутал видимое с реальным. Антонов, кажется, напрягся, но на шефа не посмотрел.

— Трудно сказать. Нужно учесть много привходящих факторов.

— Положим, не случилось никакого страшного преступления, просто несчастный случай, но некий человек погиб. Погиб по собственной вине, как установит любая, трижды объективная, экспертиза.

— Тогда многое будет зависеть от информационной политики. Большинство респондентов не поверит в объективность экспертизы, даже если она действительно будет такой.

— Значит, нужно будет сформировать парламентскую комиссию с преобладающим участием оппозиции.

— Да, очень хороший ход. Только, насколько я понимаю, решение парламентской комиссии имеет лишь политическое значение, и создать комиссию можно только по завершении судебной процедуры. А заседания суда должны быть полностью открытыми, видеозапись выложена в Сети. Игорь Петрович, откуда такой вопрос? Что-нибудь случилось?

— Об этом позже. И прошу вас содержание этого разговора хранить в тайне. Не следует предпринимать никаких превентивных мер. Хорошо. Положим, суд первой инстанции по итогам совершенно открытых заседаний вынесет справедливый оправдательный приговор. Обвинение будет — непредумышленное убийство. Лучше настаивать на суде присяжных?

— Думаю, да. Хотя большинство присяжным тоже не поверит.

— И как же убедить общественное мнение в справедливости справедливого суда?

— Крайне важна личность подсудимого. Понимаете, будут действовать два противоположных друг другу фактора — с одной стороны, родственники действующего главы государства до сих пор под суд никогда не попадали, из чего возможны два вывода: у власти преступная семья или впервые нет никого, стоящего выше закона. Поскольку окружение Ельцина стереотипно считается в общественном мнении преступным, в данном отношении возобладает второй вывод. Но, с другой стороны, большинство потребует обвинительного приговора с реальным лишением свободы, и любое иное решение воспримет как неправосудное.

— Вы думаете?

— Уверена. Люди хотят торжества законности и согласятся признать таковым только тюрьму для ряда осуждённых самого высокого социального статуса. И ваши родственники идеально вписываются в эту модель.

— Вопрос виновности или невиновности не сыграет никакой роли?

— Только ограниченную. Видите ли, нужно будет убедить не только присяжных, но и телезрителей, а также участников интернет-форумов. Значительная часть оппозиции будет доказывать виновность вашего родственника не только во вменяемом ему деянии, но придумают или подыщут ещё одно или несколько других, поэтому придётся в полной мере использовать телевидение. Зрители должны увидеть живого человека, а самое главное — убедиться в истинности его переживаний по поводу случившегося. Даже при отсутствии юридической вины, мысль о причастности к смерти другого человека должна угнетать. Нельзя жить по-прежнему, обязательны решительные перемены, и, разумеется, не в смысле занятий бизнесом, а в русле искупления вины.

— Отсутствующей вины?

— Раз погиб человек, чувство моральной ответственности всё равно должно возобладать.

— Интересно. И как же продемонстрировать эту моральную ответственность? В монастырь уйти?

— В идеале — да.

— Вы серьёзно?

— Абсолютно. Перемена должна быть разительной и бескорыстной. Благотворительность многие воспринимают как попытку откупиться от укоров совести и банальную рекламу, общественные работы воспримут как показуху — особенно в присутствии телекамер. Скажут — попозировал перед камерами и поехал назад на свою виллу, а нам тут лажу втюхивают.

— Но общественные работы всё же лучше монастыря.

— Всё зависит от ваших целей. Каких целей вы планируете достичь, вопреки неудачному родственнику?

— Я хочу доказать факт давления премьер-министра на правоохранительные структуры с целью добиться в политических целях осуждения невиновного.

Антонов, до сих пор хранивший отстранённое безмолвие, пришёл в движение, оторвался от разложенных на столе бумаг и волком посмотрел на Саранцева, но тот не обратил внимания на его взгляд. Игорь Петрович пребывал в сосредоточенном размышлении и не замечал перемен в окружающих его людях.

— Замечательно. Мне начинать работу в этом направлении? — оживилась Юля, озабоченная и встревоженная началом разговора.

— Нет, Юля. Я вас не тороплю — к воскресенью приготовьте текст моего заявления и будьте в Горках к десяти часам утра.

— Хорошо! Я могу фантазировать самостоятельно, или у вас есть конкретные предложения?

— Ничего особенного. Позже я сообщу вам подробности происшествия, тогда добавите несколько конкретных положений. А в целом — не нужно никакой агрессии в отношении Покровского или кого-нибудь другого. Спокойный, взвешенный текст, без саморекламы, с трезвой оценкой моего положения и обязательно с пассажем о равенстве всех граждан России перед законом. Кстати, надумали что-нибудь в отношении сегодняшнего гибнущего обеда?

— Кажется, придумала. Можно взять собой автобус с классом Елены Николаевны и устроить им отдельную гулянку. Безалкогольную, разумеется. Деньги за вино можно взыскать с ресторана — как я сказала, бутылки они не откроют. Думаю, в обмен на такую рекламу они только рады будут. Игорь Петрович, вы разрешите им вывесить фотографии о вашем посещении?

— Чего проще! Не вижу никакой проблемы. Вопрос в другом: будут ли школьники на месте? Можно связаться с Конопляником, но каким образом незнакомый мужик сможет удержать целый класс от разбегания по домам после уроков? Кстати, что за класс?

— Одиннадцатый.

— Одиннадцатый — лучше, чем четвёртый, но, я думаю, старшеклассников мы тоже не имеем права усадить в автобус и похитить без ведома родителей.