Павел Верещагин - Год крысы
Он думал о том, как стремительно изменилась его ситуация за последнее время. Всего лишь полчаса назад он был полон надежд, рассчитывал быть полезным людям и, может быть, стать героем, он был вожаком, за которым с волнением и надеждой следили сотни глаз. А теперь… Теперь у него в руках эта нелепая граната и он обречен… Дрожащая усмешка кривила губы Родиона.
Матросов первым пробился к бессильно замершему Оккервилю.
— Так им не помешать! — издали крикнул он. — Нужно что-то придумать!
Бледная от волнения Ксюша крепко держала Матросова за руку. Калюжный проворно развернулся и ткнул горящей головней в морду подбегавшей крысы.
Оккервиль пристально на них посмотрел и кивнул.
— Зачем пришли крысы? За порошком? — спросил он.
— Да! — прокричал Матросов. — Но всем не хватило.
Оккервиль кивнул опять. Он понял.
— А где весь порошок, который принимали немцы?
Матросов махнул рукой в сторону реки:
— На барже!
— На барже?
Оккервиль вслед за Матросовым посмотрел в сторону реки. Берег был серым от крысиных тел. Пирс был облеплен крысами, как медовые соты пчелиным ульем.
— А где Лолита? — сквозь шум спросил Оккервиль.
— Здесь! — Ксюша прижала руками куртку на животе, в том месте, где во внутреннем кармане притаился дрессированный зверек. — Она нашла деньги!
Оккервиль опять кивнул: потом, потом!
Было видно, что крысы, скопившиеся у реки, идти в воду тем не менее не решаются. Они теснились на берегу, толкаясь и наседая друг на друга, но те из них, кто оказывался вытолкнутым в поток, тут же с визгом бросался обратно.
— А крысы умеют плавать? — спросила Ксюша.
— Все животные умеют плавать, — отозвался Калюжный. — Одни лучше, другие хуже…
— А эти?
Ей никто не ответил. Да и кто же, в самом деле, может это знать.
— Бывает, животным не хватает последнего толчка, примера одного из собратьев, чтобы броситься вплавь по воде.
Воспользовавшись невнимательностью Оккервиля, грузовики обогнули группу переговаривающихся людей и продолжили теснить крыс дальше.
— Смотрите! — Матросов указал рукой в сторону баржи, на Родиона, который кричал что-то с борта и махал им рукой. Слов за ревом моторов, криками и визгом было не разобрать.
— Что он хочет? — удивилась Калюжный. — Зовет к себе на баржу?
На баржу? Вряд ли… Зачем?
— Он предлагает заманить туда крыс, — понял Оккервиль. — Ведь в трюме порошок. Много порошка…
— Заманить? Как?
Все четверо смотрели на возню монстров, скопившихся на берегу; те подталкивали друг друга к воде, огрызались и пятились.
Родион, отчаявшись докричаться до людей на берегу, огляделся, перебежал на корму, сдернул ветхий брезент с какого-то бурого от ржавчины механизма, и, держа руку с лимонкой на отлете, налег грудью на отполированную ладонями рукоятку, ведущую к зубчатому колесу. Сам механизм был старым и ржавым. Но зубчатым колесом, видимо, недавно пользовались, его поверхность покрывала свежая смазка.
— Что это он? — удивился Калюжный.
Рукоятка подалась, колесо с натугой сделало первый оборот, потом, разгоняясь, еще один, еще…
— Он пытается опустить борт!
Матросов тоже это понял:
— На палубе лебедка. На старых армейских паромах борт опускается вручную.
Теперь и все остальные заметили, что задний откидной трап дрогнул и начал медленное движение. Вскоре даже невооруженным глазом стал различим просвет между палубой и задним бортом.
— Давай, сынок, давай! — на расстоянии поддержал Родиона Калюжный.
Еще минута, и сотням глаз, наблюдавших за баржей со всех сторон, начали открываться недра судового трюма. Трюм казался огромным. В глубине громоздилась целая гора сложенных полиэтиленовых мешков с серым порошком. Со всех сторон гора была облеплена крысами, как гигантская свиноматка сотней крохотных поросят.
За спиной Оккервиля и его товарищей раздалось очередное сипение горелок, крики и визг, — нужно было срочно что-то делать.
Оккервиль, а за ним и все остальные начали прокладывать себе дорогу к пирсу. Ксюша опять отметила странный момент: крысы, которые вели себя очень агрессивно ко всем остальным, не только не трогали Оккервиля, но даже, казалось, побаивались его. Ксюша держалась вплотную за Оккервилем, Матросов и Калюжный отстали.
Задний борт лег наконец на береговую кромку, открывая широкую дорогу в трюм.
— Сюда их! Сюда давайте! — прокричал с баржи Родион.
Ксюше и Оккервилю было отчетливо видно, что крысиная стая на берегу находится в нерешительности. Борт опустился на берег, но крысы опасались ступать на него. В трюм вела широкая дорога, порошок был рядом, но близкий шум моторов, вонь паленой шерсти и стоны умирающих сородичей вызывали у крыс тревогу, мешали отдаваться зову порошка. Ближайшие к парому крысы то и дело подбегали к вплотную к борту, но, посомневавшись, отступали назад.
Оккервиль с Ксюшей подступили к самой воде.
— Пускай Лолиту! — прокричал маг, делая шаг к парому. — Пускай Лолиту в трюм!
Ксюша вскинула на него испуганные глаза.
— Как это пускай? А крысы?
— Пускай!
— Но ведь они ее сожрут!
— Пускай Лолиту!!! — заорал Оккервиль.
Ксюша поняла, что сейчас не до препирательств. Путаясь в молнии, она рванула куртку, выхватила дрессированного зверька и поставила ее на край откинутого борта. Лолита, казавшаяся крошечной на фоне близких монстров, припала к металлическому настилу, испуганно оглядываясь по сторонам.
— Ищи! — близко нагнувшись к крысе, приказал Оккервиль.
Лолита замерла, поводя в воздухе чуткими ноздрями. Обоняние зверька улавливало сотни запахов: порошка, крыс, людей, гари, судового мазута, и среди прочего слабый запах приготовленных для Родиона денег, который доносился с баржи.
— Ищи! Ищи деньги!
Оккервиль вынул из дрожащих от волнения Ксюшиных рук пузырек с элениумом, вытряхнул на ладонь целую таблетку и показала Лолите.
Рефлекс был сильнее страха. Глянув на зажатое между пальцев лекарство, Лолита бросилась в трюм.
Оккервиль и Ксюша едва успели отступить в сторону: следом за Лолитой, повинуясь охотничьему инстинкту преследования, ринулись несколько ближайших монстров, за ними еще и еще, и через несколько мгновений все крысиное море, качнувшись из стороны в сторону, потекло на баржу.
Теперь крысы стремились на берег, не только спасаясь от огня. Стадное чувство манило их туда, где теснились сородичи, к барже с порошком.
Ксюше и Оккервилю было видно, как крысы, оказавшись внутри, лезут друг на друга и по спинам карабкаются на сложенные мешки, рвут полиэтилен и с жадностью набрасываются на порошок.
Тем временем две шеренги грузовиков на площади сомкнули ряды, уничтожив часть крыс и вытеснив другую внутрь главного корпуса. О том, что теперь происходило внутри, было страшно подумать.
Грузовик, в кузове которого стоял Торба, маневрировал у стены, пристраиваясь к дверному проему.
— Граждане! — прокричал Торба, направляя мегафон внутрь здания. — Отойдете подальше от дверей и окон. Мы воздействуем на животных огнем! Повторяю: отойдите подальше от дверей и окон.
Ответом ему был вой охваченных ужасом обреченных людей.
— Ворота! — воскликнула Ксюша. — Со стороны реки в здании есть ворота! Если открыть ворота, крысы побегут на берег!
Оккервиль пристально на нее посмотрел. Он успел заметить, что в критические минуты голова Ксюши работает очень быстро.
Калюжный с Матросовым развернулись и стали пробиваться в потоке крыс к заржавевшим засовам.
Ворота не открывались, наверное, со времен царя Гороха. Матросов развернулся к воротам спиной и изо всех сил уперся плечами в закладную щеколду. У него на лбу ижицей обозначились жилы. Калюжный, как штангист в жиме, уперся снизу в щеколду рядом с ним. Изнутри здания был слышен цокот когтей, возня, звуки, падения тел, стоны и крики.
— Эх, да ёж ты! — поднатужился Калюжный. Щеколда со звоном отскочила в сторону.
Грузовик Торбы, выждав несколько секунд, полыхнул внутрь здания горящим керосином. Изнутри послышался треск огня и крики, оттуда потянуло паленым. Но ворота под руками Матросова с Калюжным уже разъезжались в стороны, и первые монстры уже выбегали из них, озираясь по сторонам и бросаясь вслед за сородичами на баржу.
Это еще больше подстегнуло движение крыс в трюм. Поток ускорился, образовывая заторы и водовороты, на минуту застопорился и потек с новой силой. Крысиная стая секунда за секундой освобождала берег и перетекала на паром.
С расстояния в несколько шагов Ксюша с перекошенным лицом наблюдала за потоком крыс.
— Ты что? — спросил Оккервиль.
— Да так, ничего… — проговорила Ксюша и вдруг всхлипнула.
— Что?
— А, может быть, она еще живая?
