Димфна Кьюсак - Солнце – это еще не все
– Привет, ребятки! – крикнула она певцам на террасе.
Младший Мак перестал играть, все обернулись и уставились на нее и ее спутника.
– Познакомьтесь, Тоби Эпплгейт, – прощебетала она, обратив на него полный обожания взор, и ее длинные наклеенные ресницы почти коснулись тоненьких, как усики бабочки, бровей. – Вы, наверное, о нем слышали: чудо-атлет, с которым произошла забавная история: после Национальной олимпиады он с треском провалился на всех экзаменах. Последние два года он шатался по свету, а теперь вернулся домой, чтобы вас учить. Только не знаю чему.
– Салам! – сказал Младший Мак и поднес руку сначала ко лбу, а потом к сердцу.
Тоби повторил этот жест, но с большим изяществом.
– Он только что из Штатов. – И Розмари похлопала Тоби по руке. – Если вас, домоседов, интересует, как не выиграть Кубок Америки и всякая там борьба за всякие права, – спрашивайте! Он даст вам исчерпывающую информацию. Милый, я пока оставляю тебя тут для линчевания, а сама попробую отыскать нашу хозяйку.
– Продолжайте, прошу вас, – Тоби прислонился к дверному косяку. – Не прерывайте из-за меня свой концерт. Я и сам не против народных песенок, если только они не слишком навязли у всех в зубах.
– Благодарим за разрешение, – сухо сказал Младший Мак. – А мы как раз это и собирались сделать. Устраивайтесь, где вам удобно. – И он взял несколько бурных вступительных аккордов.
– Мне и здесь хорошо.
Тоби закрыл глаза, а вся компания запела: «Бравый парень из колонии».
«Этот тип чертовски самоуверен, – подумал Младший Мак, аккомпанируя поющим. – Ходячая рекламная картинка! Брюки – последний крик нью-йоркской моды, рубашка – не менее двадцати долларов. А эти замшевые туфли тоже стоят недешево».
Его раздражала поза пришельца, рассчитанная на то, чтобы наиболее эффектно продемонстрировать атлетическое телосложение, его подчеркнутая элегантность, превратившая их всех в неотесанных мальчишек.
Хор дружно грянул припев:
Мы не стажем жить рабами,Мы не будем жить в цепях!
И Младший Мак закончил тремя звучными аккордами.
Тоби приоткрыл глаза, и его губы искривила покровительственная усмешка.
– Неплохо, неплохо! Забористо, но все же примитивно. А кто из вас, бравых парней из колонии, хочет выкурить настоящую сигарету?
И он протянул пачку сигарет, но к ней никто не прикоснулся.
На террасу поднялся Дональд.
– Добрый вечер, – сказал он с холодной вежливостью. – Я Мандель, номинальный хозяин дома.
– Рад познакомиться с вами. Надеюсь, вы не возражаете, что Розмари привела меня к вам?
– О, друзья Розмари – желанные гости в Уголке.
Младший Мак прикидывал, уловил ли Тоби иронию в голосе Дональда.
– Жаль, что никто не догадался предложить вам выпить! Что вы хотите: пиво, пунш, херес или какой-нибудь фруктовый сок, если вы предпочитаете сок.
– Напротив! Я не отказался бы от хорошего виски.
– A… – Дональд не сразу нашелся, и Тоби поспешно добавил:
– О, не беспокойтесь! Я с удовольствием выпью чего-нибудь другого, – он говорил тоном жителя столицы, снисходящего до неловкого провинциала.
– Пойдемте в кабинет отца, может, там найдется, – и Дональд указал Тоби дорогу в холл.
– Кабинет в запретной зоне! – воскликнули остальные дружным хором.
Дональд обернулся и за спиной незваного гостя показал ему нос.
Младший Мак передал гитару Гэри, тот стал наигрывать «Если б у меня был молот», и все запели.
Лайша заставила духовку кастрюлями.
– Ну, девушки, не ударили лицом в грязь. Экзотическое меню – ничего не скажешь! Курица по-китайски, индийское кэрри, риджмтафал, рис с шафраном и еще какие-то малайские кушанья, я даже не знаю, как они называются.
– И еще горячие сосиски, отварной картофель, салаты, – перечисляла Лиз, убавляя газ под бурлящими кастрюлями. – Значит, голодная смерть никому не грозит.
– Да, если добавить сюда и те потрясающие пирожные, которые прислала тетя Элис. Что это вдруг на нее нашло?
– Любовь… любовь… – Лиз возвела глаза к потолку. – Она витает даже на кухне.
Лиз поднесла банку ананасного сока к электрическому консервному ножу на стене и нажала кнопку.
– А как ты все-таки относишься к этой помолвке, Лиз?
Лиз наморщила нос и задумалась.
– Сама не знаю. С одной стороны, казалось бы, можно только приветствовать то, что так благотворно подействовало на тетю. С другой стороны, мне дико противно. И папа, конечно, чувствует то же самое. Как и я, он рад, что в доме воцарился мир, но в глубине души мы все это не одобряем.
– А что ты будешь делать, когда тетя Элис выйдет замуж?
– Понятия не имею. Даже подумать страшно. Если я о себе не позабочусь, то кончу тем, что буду утешением отцовской старости, пришпиленная к его подтяжкам дочерним долгом.
– Почему бы вам не разделить дом, как это сделали Холлоуэи? Тогда тетя Элис сможет по-прежнему опекать вас всех, но в отдельных клетках.
– Папу хватит удар, если я заикнусь о таком кощунстве.
– Ты уверена?
– Кроме того, мой будущий дядюшка вряд ли на это согласится, а тетя ходит перед ним на задних лапках.
– А ты попытайся. Из того, что мне сказал сегодня Джон, как будто следует, что дядя Карл может остаться без гроша. Джон очень хочет найти себе работу. Мне кажется, что самым лучшим выходом для вас всех было бы жить в «Лаврах», но только – запомни! – в отдельных клетках.
– Привет, пташечки!
Розмари просунула голову в дверь, Лайша и Лиз испустили стон.
– Боялись, что я не приду?
– Несчастье всегда приходит неожиданно, – ответила Лайша, не глядя на нее.
Розмари закружилась по кухне.
– Как вам мое платье? – Она замерла в грациозной позе, эффектно показывая свое коротенькое платье из блестящего черного шелка, закрытое спереди до самого подбородка, а потом медленно повернулась, демонстрируя обнаженную спину.
Лиз и Лайша промолчали.
Розмари уселась на высокий табурет и заболтала длинными ногами.
– Ну вот я и пришла. Очень мило со стороны твоей мамы, что она пригласила меня. Я привела с собой кое-кого, чтобы поднять тонус вашей бесполой жизни. Вот погодите, сейчас вы увидите настоящего мужчину. – И глаза Розмари интригующе блеснули из-под зеленых накрашенных век.
– Она насмотрелась телевизионных передач! – объявила Лиз.
– Что же ей еще делать, если она не умеет читать? – и, стукнув хлебной доской по столу, Лайша стала с ожесточением нарезать хлеб толстыми ломтями.
– Не волнуйтесь. Я пробуду здесь недолго. Мы с Тоби едем во «Флориду». Кстати, вы видели мою фотографию в утренней газете?
– В разделе собачьих бегов? – спросила Лайша.
– О Лайша! Какая ты злая!
Розмари, надув губы, вытащила из расшитой бриллиантиками сумочки газетную вырезку. Лиз взяла ее двумя пальцами и брезгливо посмотрела на снимок.
– Ну как?
– Ничего. Больше похоже на Мэнди, чем на Кристину[33].
Розмари звонко рассмеялась.
– Я еще не так знаменита.
– Ну, если такая слава тебя устраивает, она от тебя не уйдет.
Лайша посмотрела на фотографию через плечо Лиз.
– Реклама в местной газетке, и только!
– «И только»? – возмутилась Розмари. – Дорогие цыпочки, неужели вы не понимаете, что это апогей моих светских успехов.
– Да что ты говоришь? И ты ждешь от нас поздравлений или соболезнований?
– А вы прочтите.
Лиз прочла нарочито напыщенно:
– «Розмари Рейнбоу могла нам уделить лишь несколько минут, так как она была занята дорожными сборами, – она вылетает в Гонконг, где намерена сделать рождественские покупки».
– Разве здесь ты не можешь купить пилюлю? – спросила Лайша.
– До чего же ты ревнива! Читай дальше, Лиз.
Лиз продолжила чтение:
– «Душечка, – сказала она, – в этой предпраздничной суете моя жизнь превратилась в сущий кошмар: куча дел – и все в последнюю минуту. Сегодня утром я едва выкроила время между двумя свиданиями, чтобы поспеть на три примерки, и гнала „ягуар“ как безумная».
– Что же ты примеряла?
– Как что? Разумеется, платья. В частности, вот это. Нравится? – и Розмари потянулась, как кошка.
– Слишком уж велика разница между кормой и носом, – и Лиз равнодушно стала намазывать хлеб маслом.
Розмари засмеялась.
– Это дело поправимо, – она отстегнула тяжелую золотую цепочку, державшую платье у шеи. Черный шелк соскользнул, обнажив маленькие белые груди. – Ну как?
Лиз и Лайша ахнули.
– Нравится? – Розмари томно повела плечами.
– Неужели ты не можешь увлечь мужчину, не оголяясь? – грубо спросила Лайша.
Розмари перестала улыбаться.
– Попробуй сама. Может, подцепишь, наконец, кого-нибудь. Впрочем, не с твоей грудью кормящей матери носить такие фасоны.
– Какая бы ни была, я, во всяком случае, не собираюсь одеваться, как проститутка, – отрезала Лайша.
