Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта
И наполнится Русь божьими человеками, как талые реки светлыми водами.
И еще сказал:
— Оле! Воспомнит руський народ Свещу мою…
И умолк…
Но Свеща его горела ярче люстры в сто свечей церковных и стояла во храме столпом огненным…
И от неё стало светло и тепло во храме и сырость изшла…
И тут Тимур-Тимофей поднял очи и стал глядеть на Лик Спаса Вседержителя Пантократора, озаренный светом Свещи.
А на Лике было шесть щелей дыр язв сквозных и в них проходил сочился ливень…
…Это после войны с немцами в храме стояла воинская часть и пьяный разгульный офицер стрелял из пистолета в Лик Вседержителя и пули прошли у переносицы у очей и у рта — и теперь на Лике зиял от пуль Знак Креста.
Офицер меткий был, хотя был пьян… (О слава воинам-безбожникам-сынам! да…)
И тогда Тимур-Тимофей опустил очи свои с расстрелянного писаного Лика на живое плотяное лицо Мужа со Свещой.
И на лице Мужа зиял багровый саднящий жгучий кровоточащий струящийся живой Знак Крест из шести ран отметин язв…
Как будто только что свежо стреляли в Него…
О Боже…душа чаша переливается моя… доколь?..
…И тогда поэт вспомнил Мужа в овечьей милоти, который зажег Свечу от угольев сгоревший джимма-курганской церковки и отошел в ночь с Иваном-Ильей звонарем…
И тогда поэт вспомнил Сборщика земляник в подмосковном березовом веселом лесу и добрые отчие ладони Его полные рубиновых пахучих млелых чистых ягод, протянутых ему, мальчику…
…Дяденька, не уходи. Так хорошо, сонно покойно с тобою…Давай ляжем в лесу под березу тихую чистую говорливую да уснем с тобой, как с родным отцом тятей…
Ведь я никогда не знал не видел не чуял не нюхал отца своего…
…И тут Тимур-Тимофей поглядел на Мужа со Свещой в руке и багряным малиновым земляничным Крестом живым на живом лице…
И узнал.
…Тут множество людей стало входить неслышно во храм светлый чрез кованые врата его.
И храм полн народа стал…
И теснились человеки окрест Него и глядели как чада на мать и на отца…
Бог до людей что мать до детей…
У Бога милости много…
Без Бога ни до порога…
А мы так далеко без Бога ходим…
И в толпе в народе пришлом Тимур-Тимофей увидел Пасько-Корыто на двух нетронутых ногах…
И Лидию-Морфо первую любовь свою в голубом ситцевом речном дальном сладком платьице…
И Софью-Колодезь Софью-Лакриму, дарительницу земных утех сластей телесных мимолетных…
И Ивана-Илью в Поле Скирду немого звонаря Руси, и иных…
Но Тимур-Тимофей искал Анастасию-Русь, свою мать.
Но не находил её.
А она стояла за широкой раздольной полевой отчей родной спиною Спаса в давней своей кроткой жемчужной вологодской кружевной рубахе…
И вилюйский дымчатый соболь покрывал обвивал ей горло и грудь сокрывая тая натекающую рану от ножа…
И она глядела глядела глядела молила жалела маялась из-за спины Христа за сына своего, а он не видел её…
…Сынок, сирота, Тимоша, прости мя, что оставила тебя…
Потому прячусь таюсь я…
А рядом с ней стояла в древлем русском сарафане кумачнике босая Мария-Водоходица восторженница ожидательница Христа, матерь Марии-Динарии.
И она глядела из-за спины Спасителя на дочь свою Марию-Динарию…
И плакали очи слезились очи её от встречи этой и от хвори сырой знобкой, которая нашла на неё пока она бродила босая по северным онежским ладожским девственным водам в ожиданье Христа и дождалась…
…Дочь моя! прости, что стала ты сиротой при матери живой…
Но вера моя боле любви моей…
Но плачут очи мои…
И потому прячусь я за плечи рамена Спасителя Христа…
…Это Анастасия-Русь и Мария-Водоходица шли тайно по дубовой роще вослед за чадами своими — Тимуром-Тимофеем и Марией-Динарией.
Это их одежды в ночи в дожде белели тлели плескались полоскались, да не нагнали они чад своих… не нагнали… не настигли…
Убоялись… Удержались…
А…
…А во храме тепло светло дремно во храме от Свещи, как в доме детства отчем вечереющем…
И Тимур-Тимофей и Мария-Динария хотели подойти подступить ближе к Спасителю, но не могли пробиться в прибывчивой осиянной толпе.
Тогда Тимур-Тимофей сказал:
— Отче! я жив иль утонул? И моя невеста жива иль мертва?
И Спас сказал:
— Я и с живым народом и с мертвым. У меня нет мертвых.
Тогда Тимур-Тимофей сказал:
— Господь наш, мы искали Тебя на земных и небесных путях.
И Свеща Твоя нас свела…
Господи, соедини благослови нас…
…Они стояли покорные зачарованные…
И Спас перекрестил их и тронул их осиянными полыхнувшими перстами:
— Чада крылатые мои. Отныне вы муж и жена.
И брат и сестра…
Но дарую вам ангельское житие в моих небесах… Аминь…
Да…
И боле не сказал…
И тут сразу опала Свеща от купола до пола.
И тут сразу во храме стала нощь стала тьма стал сон…
Господь!.. Помилуй!.. Помози!.. Ты!.. Господь…
Ой…
О…
Сколько ливня, сколько вод протекло?..
Сколько звёзд рассыпалось зажглось пронеслось?..
О Боже…
…А потом пришло раннее утро сизое дымчатое сиреневое студеное.
Уже ливень умолк ушел…
Уже лед ивень первый хрупкий на лужах колюч колосист космат иглист стал…
Уже был первый утренник предзимник мороз…
И Тимур-Тимофей проснулся очнулся первым и увидел, что во храме пустынно тихо было…
Только тепло было в храме от Свещи и дыханья многих прошедших человеков.
Но теперь никого не было во храме.
Только спала завернувшись в бурку жена его Мария-Динария…
И рядом с ней на полу глиняном высохшем теплом Свеча стояла горела.
Тогда стал Тимур-Тимофей глядеть на жену свою прекрасную врановласую при Свече горящей…
А потом стал он тихо гладить её по власам и содрогнулся, потому что власы её смоляные младые сходили рушились сползали с главы её дивной нагой…
О Боже…
И Тимур-Тимофей вспомнил как играла вступала в чресла его ярая тугая огненная кровь его, когда глядел он на невесту свою, а теперь он глядел на жену свою и не было так…
И не было былого блудного возбешения.
И он тронул волосы свои и они сходили с головы его и они были как деревья тайно посеченные подрубленные больны…
И он ужаснулся и вспомнил слова Николая-Герострата: «Отче! я знаю эту рощу. Тут зона. Тут склады тайные моей адовой бомбы как и всюду по Руси моей. И готовит Русь вселенскую бойню народов. И никто не упасется, Отче. И тут роща облученная обреченная. И человеки облученные усеченные, а не знают они… Тут смерть, Отче!»..
Но потом Тимур-Тимофей вспомнил слова Христа:
…Не мучься Николае, овча моя…
Моя свеча сильней твоей бомбы…
Моя свеча сильней смерти, сильней бойни пагубы вселенской…
И еще Тимур-Тимофей вспомнил слова Христа во храме:
…Чада крылатые мои…
Отныне вы муж и жена. И брат и сестра…
Но дарую вам ангельское житие в руських моих небесах… Аминь… Да…
Но Тимур-Тимофей еще не понимал этих слов, а только вспоминал…
И он разбудил жену свою Марию-Динарию и взял в руки Свечу горящую, обливающую его тёплым благодатным воском, который хотелось есть, как сладкую патоку, и они вышли из Даниловского храма во двор…
О…
…Уже утро было чистое сиреневое студеное…
Уже утро сизое было как перья селезня…
Уже до самой утренней звезды до самой кости было расстилалось разбегалось ясно чисто мирозданье…
Уже шел над Русью большой Ветер северяк «чичера» и очищал небеса Руси от дождей и облаков и туч необъятных…
И Мария-Динария блаженная улыбчивая в сухой бурке и Тимур-Тимофей со Свечой горящей в руке и курящимся турецким кальяном поднялись на брошенную высокую даниловскую колокольню-звонницу, чтобы отсюда вступить лечь в Ветер северяк…
И полететь над Русью к дальнему конопляному златистому Фан-Ягнобскому заветному родному полю своему…
Уууууу…
И уже развиднелось окрест и Мария-Динария поглядела улыбчиво на мужа своего Тимура-Тимофея и увидела, что у него за плечами крылия новорожденныя сильныя вольныя лебединые плещутся полощутся готовятся…
О Боже!.. о радость крылатая наша!..
О Боже, как же необъятна милость Твоя, как Русь необъятная Моя!..
И!..
И тут ветер сорвал с Марии-Динарии бурку и понес её над колокольней, а за плечьми раменами сахарными восстали расплескались разгулялись два веселых жемчужных крыла крыла крыла… да!..
