Линн Каллен - Миссис По
– Так вы станете ее писать? – холодно спросил мистер По.
Сэмюэл нахмурился, однако не удостоил его взглядом.
– Мадам, – он по-прежнему обращался к миссис По, – если вы желаете, чтобы я написал ваш портрет, я буду счастлив вам угодить.
Я адресовала Элизе извиняющуюся гримаску: по моей вине ее дом превратился в мастерскую художника. В ответ она слегка покачала головой:
– Эллен, Винни, хотите пойти со мной в парк? Я должна встретить Мэри с детьми. Фанни, может быть, и ты с нами?
Девочки, которые вынуждены были все это время сносить ласки миссис Клемм, радостно вскочили. Я тоже поднялась, чтобы к ним присоединиться, но, поймав отчаянный взгляд мистера По, опустилась обратно в кресло и принялась наблюдать за происходящим, не без сожаления узнавая манеры Сэмюэла, делавшие его неотразимым для представительниц противоположного пола двух континентов. Его бойкость куда-то исчезла, когда он внимательно слушал пожелания миссис По относительно того, как той хотелось бы выглядеть на портрете, понимающе кивая в ответ на ее разнообразные предложения. Потом он бережно проводил ее к стулу и предложил просто присесть, моля пока что не беспокоиться о том, какую позу следует принять.
– Пока что, – сказал он, отступая с успокаивающей улыбкой, – я всего лишь попытаюсь поймать свет.
– Что это значит? – резко спросил мистер По.
Сэмюэл бросил на меня хмурый взгляд, словно призывая вывести поэта из комнаты.
– Моя основная художественная задача, – сказал он, – подметить и передать, как падает на модель свет. То, что мы называем цветом или формой, на самом деле обусловлено светом, и только им. – Сэмюэл сделал паузу. – Это довольно странно, но, пытаясь уловить, как падает свет снаружи, я часто улавливаю тот свет, что идет изнутри. Я не могу объяснить, как это происходит. Наверно, дело в инстинкте.
Миссис По закашлялась в платок:
– Ты должен попозировать для портрета, Эдди. Или ты боишься того, что может увидеть мистер Осгуд?
Мистер По воззрился на жену.
– Действительно, По, – сказал Сэмюэл. – Когда в следующий раз вам потребуется портрет для журнала, обращайтесь. – И он понимающе улыбнулся. – Если кто-то и способен ухватить истинную сущность Эдгара По, то это я.
Мистер По вдруг поднялся и вышел из комнаты. Из коридора послышался звук его удаляющихся шагов, а потом хлопнула входная дверь.
– Пожалуйста, простите его, – сказала миссис По Сэмюэлу. – Он не выносит, когда я счастлива, просто не может этого видеть.
– Виргиния! – Миссис Клемм так яростно обмахивалась веером, что оборки ее капора ходили ходуном. – Ты не должна так говорить!
– Найдите его, пожалуйста, – сказала миссис По, – и приведите назад. Вас он послушается. – И она снова опустилась на стул.
Сэмюэл шумно перевел дыхание. Он уже с головой ушел в работу, и все, не относящееся к делу, беспокоило и отвлекало его. На лбу у него выступили бисеринки пота, и он рисовал, не замечая разыгравшейся драмы. Миссис По изнемогала от слабости; казалось, с уходом мужа ее покинули последние силы.
Я примостилась на краешке скрипучего красного кресла. Шуршание карандаша Сэмюэля, пощелкивание ногтей миссис Клемм, сдавленное дыхание миссис По – с каждой минутой они все сильнее меня угнетали. В моей душе томилось на медленном огне рагу из сожаления, раскаяния, ярости и ужаса. Наконец нервы не выдержали, и я выскользнула из комнаты.
Мистер По ждал во дворе перед крыльцом.
– Я не должен был ее приводить, – сказал он.
Небо потемнело от грозовых туч. Не удивлюсь, если Элиза вот-вот приведет детей обратно.
– Нет, вы поступили правильно. Кажется, это доставляет ей удовольствие.
– Ей доставляет удовольствие меня мучить.
– Мы с вами дали ей для этого повод.
Он схватил меня за плечи.
– Вашей вины, Френсис, в этом нет.
Я отрицательно покачала головой. Он подождал, пока я снова посмотрю на него.
– Это касается только меня и ее. Разве вы не видите, что она жаждет, чтобы вы себя винили? Если вы будете это делать, она победит.
– Но я действительно виновата, и она имеет право меня ненавидеть. Она умирает, а я, словно стервятник, этого жду.
Его голос задрожал от бешенства:
– Вы хотите, чтоб я тоже умер?
Он отпустил мои плечи. Меня ошеломило его смятение.
– Вы не умрете. Что вы такое говорите?!
– Она заберет меня с собой на тот свет. Не успокоится, пока этого не сделает.
Неужели от всех этих бед он повредился умом? Я дотронулась до его гордого, страдальческого лица.
– Эдгар, что с нами творится?
Он смотрел на меня, будто желая заставить понять.
– Безумие, – тихо сказал он, – подобно попавшей в воду капле чернил. От того, кого поразил этот недуг, в разные стороны тянутся причудливые завитки, пока, наконец, все кругом не окрашивается черным, и вскоре уже невозможно понять, кто в своем уме, а кто нет.
Распахнулась входная дверь.
– Вот вы где! – воскликнула миссис Клемм. – Вы пойдете посмотреть набросок?
– Да, – сказал мистер По, – идем.
Миссис Клемм вернулась в дом, шелестя завязками вдовьего чепца.
Когда она ушла, мы некоторое время безмолвно созерцали друг друга. Поэт выглядел одновременно взбудораженным и замкнутым, и я пыталась понять, как такое возможно. Потом он открыл передо мной дверь:
– Если ваш муж действительно так хорош, ему не понравится то, что он найдет в моей жене.
Когда мы вошли, Сэмюэл штриховал набросок и сказал нам: «Тсс!» – кивнув в сторону миссис По. Ее голова с покрытым каплями лихорадочного пота лицом лежала на бордовой подушке и выглядела какой-то отдельной, не имеющей отношения ко всему остальному телу. Казалось, жена поэта пребывает в плену смерти. Она спала, и грудь ее неровно вздымалась. Затаив дыхание, чтобы не разбудить больную, я попробовала прокрасться мимо нее к мольберту.
Ее глаза внезапно распахнулись.
Я ахнула.
Она медленно потянулась взглядом к мистеру По.
В гостиную вошла Кэтрин с маленькой лампой в руках.
– Прошу прощения, но уже темнеет, а у нас гости. Хозяйка желала бы, чтобы я зажгла газ.
– При газовом свете невозможно рисовать, – откладывая карандаш, сказал Сэмюэл. – Нет-нет, это не имеет значения, все равно дневного света уже недостаточно. Зажигайте, на сегодня я закончил.
Кэтрин открутила газовые краники в нижней части люстры, и комнату наполнило тихое монотонное шипение, похожее на шепот демонов.
– Можно посмотреть? – спросила я Сэмюэля.
Он сделал приглашающий жест в сторону мольберта.
Я посмотрела на набросок и отшатнулась. Обычно на портретах художники льстиво изображают людей в четверть оборота, иногда кто-то может попросить запечатлеть его в профиль. Но три четверти нарисованного лица миссис По утопали в подушке, словно ее шея была сломана. Нижняя челюсть и горло как-то странно привлекали к себе внимание. На портрете был виден только один полуприкрытый глаз, зрачок которого даже под таким диким углом, казалось, неотступно преследовал тебя взглядом.
Я посмотрела на миссис По. Она заставила себя принять вертикальное положение и теперь внимательно наблюдала за тем, как Кэтрин, достав из кармана щепку, подожгла ее от лампы и поднесла к газовому рожку. Вспыхнул свет.
Кэтрин обошла газовые лампы, последовательно зажигая их, а Сэмюэл сказал:
– Я прямо-таки слышу твои мысли, Фанни. Да, ты права, я никогда не писал людей в таких позах. Даже не знаю, почему так вышло в этот раз, но я будто почувствовал какой-то зов. У меня словно бы не было выбора. – Потом он обратился к миссис По: – Быть может, мадам, вы предпочтете зайти в другой раз, когда я смогу мыслить более здраво. Прошу прощения, я не знаю, что сегодня на меня нашло.
Миссис По, казалось, его не слышала:
– А что произойдет, если ты не зажжешь их так быстро? – спросила она Кэтрин.
Та подняла взгляд, поняла, что вопрос адресован именно ей, и ответила:
– Комната взорвется, мэм. Разве нет?
Осень 1845
26
Спустя три недели Сэмюэл, я, Бартлетты, дети и мистер По прогуливались по Бродвею.
На взгляд стороннего наблюдателя, мы были хорошо одетой, респектабельной и благодушной компанией: воссоединившаяся супружеская чета, еще одна, состоящая в давнем прочном браке, дети и друг обеих семей, супруга которого вынуждена была остаться дома из-за недуга. Полагаю, большинство прохожих обращали внимание лишь на «друга семей». После выхода нового сборника рассказов мистера По его популярность взлетела до небес. Невозможно было ступить и двух шагов, чтобы какой-нибудь восторженный поклонник страшных историй не пожелал бы поговорить о них с их прославленным автором.