Евгений Клюев - Андерманир штук
«По позднему вечеру выйду я на улицу, и откажусь я от Иисуса Христа, от царя земного, от Бога вышнего, от веры православной, от батюшки, от матушки. Предаюсь я к нечистому духу, к окаянной силе, прошу я ей помощи, чтобы она помогла ей и пособила: поступаю я на вора-разбойника, на денного грабильщика, на ночного полунощника, на (имя рек). Я хочу его свержить, хочу я его испортить: хоша среди дня, хоша среди ночи, хоша в чистом поле, хоша в темных лесах, хоша в зыбучих болотах, хоша сонного, хоша дремучего, хоша в терему, хоша за столами дубовыми, хоша со явствами медовыми, хоша пошел бы он и запнулся бы, самого себя заклянулся бы. Окаянные духи, придайте мне силы, помогите и пособите мне, чтобы не было (имя рек) ни в день житья, ни в ночь спанья, ни в час моготы, ни в полчаса терпежу. Хошь бы схватило его грыжами, или стрелами, взяло бы его в минуту или в две и узнал бы он все скорби и печали».
«Ой, мама…» – искренне и громко произнес Демонстратнер, и подростки с проволокой, переглянувшись, начали давиться смехом.
«Заклинание произносится, – степенно продолжал Забылин, – обыкновенно вечером; причем заклинатель непременно должен быть без креста. Знатоки этого дела советуют перед началом убить совершенно черного кота или кошку. Коль скоро тот, для кого приготовлено заклинание, наступит на заговоренную нитку, то он споткнется и, если при этом скажет какое-либо скверное слово, заговор начнет свое действие».
Все-таки сам Забылин, слава тебе Господи, оказался тут ни при чем: в скобках значилось «Доставил г. Никольский, из Мезени». Где была эта Мезень, Демонстратнер не знал, облегченно вздохнул и, озираясь, закрыл страшную книгу. Подростков уже не было – только из автомата праздно торчала многократно перекрученная проволочка. На всякий случай Демонстратнер отошел от нее подальше.
Прочитанное застряло в нем колом. По совести сказать, таких уж совсем ужасов не ожидал Демонстратнер от русского народа. Педантичная бесстрастность перечня необходимых для порчи мер сообщала прочитанному просто какую-то запредельную мрачность… похоже, все было всерьез в этой книге. Отказ от Иисуса Христа, от Бога вышнего (написанного – видимо, автоматически – с прописной), а кроме того от батюшки и от матушки вверг Демонстратнера в состояние легкой придурковатости, мешавшей ему понять смысл прочитанного. Ясно было одно: в обратную сторону всю эту прогрессию ужасов ему нипочем было не раскрутить. И, если порча на его послезавтрашний объект действительно наводилась таким образом, благоразумнее всего для Демонстратнера было бы сказать: «Я пас», – и продолжать заниматься составлением психологических карт личности.
«Куда-то я совсем не туда залез», – быстро сказал себе Демонстратнер и, взглянув сначала вокруг, потом в окно, воровато перекрестился: нечаянно получилось, что на здание Комитета государственной безопасности. После этого он снова открыл книгу – и, продвигаясь вперед от начала оглавления к концу, словно по минному полю, дошел до заговоров от порчи от колдунов. В соответствующем месте книги обнаружились не только сами заговоры, но и описание тех действий, которые следовало совершить для снятия порчи. Демонстратнер просветленно вздохнул и понял, что послезавтра он не пропадет.
Правда, ему, исполнителю психологических опытов и повелителю тонких материй, не очень улыбалось превращаться в народного целителя… Но до послезавтра превратиться в какого-нибудь другого целителя было уже не успеть.
Снимать порчу его повезли – выяснилось это, правда, только на месте – в район Киевского. Номера дома на набережной Демонстратнеру увидеть не пришлось: если бы черный автомобиль с занавесками, на котором его доставили, мог въехать прямо в подъезд, то, наверное, так бы и сделал, но, видимо, не мог – и приклеился к ступенькам перед самым входом. Демонстратнер был уверен, что ему тут же, перед тем, как выпускать его на воздух, завяжут глаза, однако – обошлось. Из соображений порядочности он все-таки полуопустил веки в лифте – и приподнял их только в прихожей: дверь квартиры открылась ровно в тот момент, когда закрылась дверь лифта. Сопровождавшие не стали входить внутрь.
– Здравствуйте-добрый-день, – произнес он в темноте, опасаясь, что ему ответит эхо.
Однако из открывшейся двери сбоку кто-то сказал человеческим голосом:
– Здравствуйте-Борис-Никодимович-проходите.
Так Демонстратнер и поступил, оказавшись в просторном коридоре. Чтобы не производить впечатления растерянного гостя, деловито спросил в никуда:
– Где порченый?
– Это «она», Борис Никодимович, порченая, то есть. Она у нас девушка, женского пола.
Поперхнувшись явно чрезмерным количеством половых характеристик, Демонстратнер даже испугался, что не вынесет такой высокой степени предъявляемой ему женственности, и в еще одну дверь, опять открытую кем-то невидимым, вошел с осторожностью. Женственности ему предстало не так много… точнее сказать, совсем нисколько не предстало, поскольку наличная в комнате женственность вовсе даже лежала – на широкой постели, задрапированной чем-то белым. Если бы не этот фон, то женственности на широкой кровати можно было бы и вообще не заметить, поскольку освещала комнату только одна маленькая лампа – благоразумно размещенная над кроватью.
Дверь в комнату закрылась с обратной стороны – и Демонстратнер понял, что лежащей особе никто его не представит: в комнате они были одни. Впрочем, на его счастье, лежащая представилась сама – ну, не то чтобы представилась, но хоть голос подала: в сущности, как собака… собачка.
– Пошел отсюда, – жалобно сказал голос.
Демонстратнер, не подготовившись к такому приему, остановился на полпути к порченой.
– Убирайся, чего пришел! – воззвали к нему с кровати.
Демонстратнер молчал.
– Ты немой или просто неразговорчивый? – Драпировка чуть колыхнулась.
Демонстратнер молчал.
Драпировка зашевелилась, обмоталась вокруг тела и, отделившись от кровати, оказалась около выключателя.
Вспыхнул свет – о-сле-пи-тель-ный: огромная люстра на потолке ударила в Демонстратнера всем своим хрустальным безобразием. Когда глаза его привыкли к избытку электричества, он увидел на кровати бледную девушку – по всему, преступно молодую.
– А ты ничего, – сказала она, спокойно и пристально глядя на него.
Демонстратнер умел выдерживать любой взгляд – выдержал и этот.
– Раздевайся, ложись рядом, – предложила девица, опустив глаза, – впрочем, тут же и воззрившись на него снова.
Демонстратнер принялся раздеваться, незаметно оглядываясь по сторонам. Два мольберта (многовато для одной комнаты), стаканчик с кистями на огромном, заваленном листами ватмана столе, растрепанный альбом…
– Стоп, – сказала девица, когда он дошел до нижнего белья. – Ты, что, автоматический?
Демонстратнер молчал.
– Слушай, ты самый клевый из тех, кого ко мне приводили, – призналась девица. – Садись, вон, в кресло, оно качается. Там где-то плед рядом, в клетку, чтоб ты не замерз.
Демонстратнер накинул плед и принялся раскачиваться в кресле.
– Обидно будет, если у тебя просто такая тактика… А потом вдруг ты заговоришь и скажешь какую-нибудь хрень. Лучше, знаешь, так и молчи всегда. Сиди, качайся и молчи… молчи, скрывайся и таи. Я буду думать, что ты мертвый. Или что ты Тютчев. Кофе хочешь? Там вон кофейник, недавно принесли, и конфеты шоколадные – на полу. Ты тюбики мои просто со стола смахни – и располагайся.
Демонстратнер обстоятельно налил себе кофе, приоткрыл коробку «Золотая нива», взял конфету. Тюбики со стола смахивать не стал.
– Они говорят, что на меня порчу навели, – подтянув коленки к подбородку, девушка с интересом смотрела на Демонстратнера, – что я до этого была все время нормальная, а теперь порченая.
– Глупости, – сказал Демонстратнер. – Ты и теперь нормальная. Как тебя зовут?
– Как меня зовут – не твое дело… Я же не спрашиваю, как тебя зовут. Кстати, здорово, что ты на «ты» со мной.
– Ты же на «ты», – пожал плечами Демонстратнер и отхлебнул кофе.
– Вот и я говорю, – согласилась «порченая». – Только я не потому на «ты», что я вообще такая… Я просто хотела нахамить – и чтобы ты ушел. Мне и дальше на «ты» быть?
– Да чего ж теперь? – улыбнулся Демонстратнер (улыбаться он умел). – А мне и дальше без штанов сидеть?
– Да нет, штаны уже можно надеть… я, между прочим, даже испугалась, когда Вы…
– Мы на «ты».
– …когда ты раздеваться начал.
– Я знал, – сказал Демонстратнер. – На то и рассчитывал.
– Правда, что ли, ясновидящий? – с опаской спросила «порченая», стараясь не глядеть на то, как Демонстратнер заправляет рубашку в брюки, застегивает молнию.
– Правда, – соврал Демонстратнер.
– Ну, увидь…те меня тогда!
– Да ладно, тебя и так насквозь видно, – опять улыбнулся Демонстратнер. – Нормальная девчонка, умная, симпатичная, миниатюрная… сколько лет-то?
