Екатерина Минорская - Женского рода
Алиса услышала упрек и улыбнулась:
— Кирш, я вообще-то к тебе приезжала…
– Да что ты! А почему же я этого не знала?! — В голосе ее по-прежнему звучала обида.
— А тебе кто — Рэй рассказала?
— Не важно,
— Я искала тебя. Приехала на дачу Стеллы, а ты с каким-то мужчиной, а потом — с женщиной, красивой…
Кирш присвистнула,
— Ты следила за мной! — крикнула она почти восторженно.
— Да, — призналась Алиса.
— Ты в Москве?!
— Дома, в Питере.
— Когда ты приедешь? Я тебя встречу!
— Завтра, — неожиданно для себя ответила Алиса. Сообщив о своем желании уехать в Москву завтра же, Алиса предложила Аде задержаться у нее дома сколько та пожелает.
— А как же твой жених?
Алиса вздохнула. Вечером они зашли к Марго,
В квартире был порядок, но не более — ничего, что выдавало бы существование в ней дамы преклонных лет: ни цветов на подоконниках, ни затейливых салфеток на столах — только разбросанные повсюду газеты, журналы, книги и рукописи. Если бы девушки сами не сняли обувь, им вряд ли предложили бы это сделать: казалось, Маргарита Георгиевна и не заметила бы, пройди они в комнату в сапогах. При этом пол был чист и хозяйка выглядела ухоженно и моложаво; от аккуратной седой стрижки — все того же «пажа» — до клетчатых шлепанцев, выглядывающих из-под темно-зеленого вельвета брюк.
Только отрешенный взгляд в сеточке морщин выдавал, что мыслями этот человек находится далеко от себя нынешнего и от своей комнаты со всеми ее вещами…
— Я тебя по телефону и не узнала — не девчачий уже голос. Как бабушка?
Марго спокойно разглядывала гостей, сидя в кресле под торшером, и Алисе показалось, что этой пожилой даме все равно: виделись они несколько лет назад, когда Алиса, только что пришедшая с выпускного вечера, получила от нее коробку грильяжа, или только вчера.
Алиса в двух словах рассказала про их жизнь, про маму и Америку, про папины письма и про то, как недавно они с бабушкой разглядывали альбом со старыми фотографиями, где на одной из них Алиса увидела их втроем…
— Ясно, — оборвала Алису Марго. — Эту? — Маргарита Георгиевна кивнула на книжную полку, где между стеклами стоял точно такой же, как у них, снимок со старыми подругами, обнявшимися под дождем.
Ада разглядывала фотографии на стенах и всячески пыталась привлечь к ним внимание Алисы — на них на всех они были вдвоем; Марго с дерзким взглядом из-под короткой челки и Зоя, улыбающаяся в ореоле аккуратно уложенных локонов.
— Я спросила бабушку, почему вы с ней перестали общаться — в смысле, так редко и только по телефону…
—Ичто она сказала? — Марго усмехнулась.
— Она рассказала вашу с Зоей Андреевной историю.
Алиса покраснела, но постаралась не отвести взгляд в сторону. Маргарита Георгиевна несколько секунд смотрела на нее молча, потом чуть хрипло спросила:
— Зачем?
Алиса будто окаменела, поняв, что не подготовила объяснения своему неожиданному интересу к чужой любви.
— Понимаете, — тишину разрядил бодрый голосок Ады, — мы с Алисой познакомились в Москве на лесбийской вечеринке; она любит женщину, и я тоже, хотя и была замужем…
Марго изумленно посмотрела на девушек и, почесан кончик носа, отвернулась. Когда они снова встретились глазами, Маргарита Георгиевна щурилась на них с любопытством.
— …И у нас проблемы, сложности в отношениях с нашими подругами, — звонко завершила Ада.
Марго встала из кресла и прошлась по комнате. Она буркнула себе под нос слова «лесбийская вечеринка», робко пробуя их на вкус, и задумалась над тем, что за ними стоит.
— Не морочьте себе голову, девушки, живите, как белые люди!
— Как «белые» не получается. — Алиса пожала плечами.
Маргарита Георгиевна явно не была расположена к разговору, не хотела вслух предаваться воспоминаниям и делиться опытом отношений. Она напоила гостей чаем с рижским бальзамом и сказала, что, по ее мнению, теперь в сферу моды попало гораздо больше, чем возможно себе представить, и стоит взвесить, не является ли нынешний уклон в жизни Алисы и Ады просто случайностью, увлечением, данью моде. Марго произнесла эти слова не назидательно, а, скорее, утомленно, будто выполнила неприятную обязанность.
Узнав, что Алиса едет в Москву, Марго попросила ее об одолжении — завезти небольшую рукопись в библиотеку Института Африки.
— Не люблю связываться с почтой, — добавила Маргарита Георгиевна и вручила Алисе единственный экземпляр в красной папке с веревочками. — Вернешься — заглядывай. Бабушке привет.
Приход девушек пробудил в памяти Маргариты Георгиевны многое из того, что со временем ушло, казалось, навсегда.
…Марго не любила вспоминать эту историю. Пожалуй, только теперь, в одиночестве, спустя годы после ухода Зон из этой жизни, ее седовласой подруге хватило мужества вызывать из памяти и те воспоминания, которые были ей тяжелым и бессмысленно жестоким теперь укором из прошлого.
Однажды, еще в молодости, Марго показалось, что Зоя разлюбила ее (если такое вообще возможно, жизнь не имеет смысла), а то и не любила вовсе. И поводов для таких неутешительных выводов особых не было, только взгляд; Зоя перестала смотреть в одни лишь Маргаритины глаза и с интересом изучала чужие лица, характеры, отношения. Марго присматривалась к подруге, но не подавала вида, что внутри у нее закипает вулкан.
Как-то они вместе пришли на вечеринку при институте. Все танцевали парами; конечно, не было ничего предосудительного, чтобы женщина танцевала с женщиной: в послевоенное время на танцевальных площадках было много таких скучающих дамских дуэтов. Но Зоя и Марго были не из тех и не могли себе позволить медленный танец и посторонней компании. Они мило общались с вдохновителями новой поэтической студии, когда перед Зоей неожиданно возник высокий статный мужчина в эффектном кремовом костюме; сначала Зоя отказалась от танца, но он скатал что-то такое, отчего она засмеялась и, улыбнувшись Марго, пошла с незнакомцем на вальс. Все поплыло перед глазами, и Маргарита несколько секунд не видела ничего, кроме его руки, лежащей на Зоиной талии. Она решительно бросила об пол бокал и, прошипев: «Шлюха!» — вышла вон. Ночью домой Марго не вернулась — напросилась на ночлег к бывшей однокласснице, весь следующий день она пила портвейн и не подходила к телефону и затыкала уши, чтобы не слышать звонок в дверь. Только утром, по дороге на работу, она встретила дрожащую от холода Зою, укрывшуюся от дождя в телефонной будке.
— Ты чего тут? — спросила Марго, стараясь оставаться невозмутимой.
Зоя смотрела на подругу безумными глазами — ни сожаления, ни вины, ни мольбы о прощении — только ужас и призыв к объяснению.
— Зачем ты так сделала, объясни мне?..
— А ты?! Как тебе незнакомец в кремовом костюме?!
— Он был на вечеринке с молодой женой, но она уделяла ему слишком мало внимания. Он захотел, чтобы она приревновала его к кому-нибудь. — Зоя говорила спокойно, глядя на подругу с грустью.
— И кроме тебя, никого не нашлось?! — Марго всеми силами старалась не смягчить тон, но чувствовала, что уже колеблется. — Могла бы меня предупредить, — добавила она, уже глядя в сторону.
— Я думала, ты поймешь по моей улыбке, что не стоит беспокоиться. Если ты веришь мне, то и так должна знать, что не стоит беспокоиться.
Марго ненавидела свою ревность и дала ей такую волю впервые. Стоит отпустить эту охотничью собаку, как один из двоих начинает чувствовать себя преследуемым зверем, а второй — бесславным охотником…
Что-то надолго изменилось, надломилось в их отношениях после той истории, Зоя потеряла беззаботную улыбку, всегда прежде сопровождавшую их прогулки. Марго стала видеть за этим дурное предзнаменование и крепче сжимала губы от досады.
Испытания — как ветер: свечу он потушит, костер, напротив, раздует. Они ждали: свеча или костер; прошло время — оказалось, костер. Потом были другие пересуды, но женщины уже знали, что это не оторвет их друг от друга. Теперь Марго помнила каждое обидное слово, сказанное Зое, наверное, потому что та ни разу не ответила подруге той же монетой.
Вспоминая приход Алисы и Ады, Маргарита Георгиевна ухмыльнулась: «У них проблемы с их подругами!» Она представила себе, что у такой мягкой девушки, как Алиса, подруга может быть только дерзкая и самолюбивая — под стать ей, Марго. И ей несложно было представить, как трудно, должно быть, приходится нежной Алисе в том мире, который она выбрала. Как часто в этом мире сталкиваются два обычно нежных друг к другу взгляда, проявляясь в иной ипостаси: в одном негодует задетое самолюбие, в другом беспомощно бьется что-то больше похожее на отчаяние… «Бедная девочка!»— задумчиво проговорила себе под нос Маргарита Георгиевна, глядя, как кольца табачного дыма поднимаются к абажуру торшера.
