Аля Аль-Асуани - Чикаго
— Это очень позитивные идеи — напомнить вкус любимых блюд и дать на воспитание животное. Это настроит ее на жизнь без наркотиков.
Все было готово. В следующее воскресенье в десять часов утра «десант любви» отправился в Оукланд навестить Сару. Раафат и Митчелл сели вперед, а Сильвия и Джесси разместились на заднем сиденьи кадиллака. По пути они разговаривали о всякой ерунде и смеялись без причины, чтобы только не думать об ужасе ситуации. Раафат вел машину как сумасшедший.
— Хочешь нарваться на штраф? — спросила Митчелл.
Но им владела такая ярость, что он не сбавил скорость, пока они не приехали в Оукланд. Здесь он притормозил, припоминая дорогу. Днем квартал выглядел иначе — пустые, будто заброшенные улицы, на стенах слоганы бандитских группировок, написанные черной и красной краской из баллончиков. Раафат припарковал машину на той же стоянке, где на него напали. Выйдя из автомобиля, все собрались вокруг Катрин, которая стала их инструктировать, как тренер игроков. Со спокойной улыбкой на лице она сказала:
— Вас, Раафат, я попрошу подождать в машине. В последний раз, когда вы виделись с Сарой, между вами произошла ссора. Мы не должны провоцировать у нее отрицательные эмоции. Злоупотребляющие крэком очень раздражительны. Оставайтесь здесь. После разговора с ней мы спросим, хочет ли она вас видеть.
Раафат подчинился и отошел от них с поникшей головой. Катрин же продолжила инструктировать «десант»:
— Самое главное, что мы должны донести до Сары, — это то, что мы ее любим. Никакого сочувствия и никаких проповедей. Хорошо запомните это. Понятно, что мы увидим ее в том состоянии, в котором мы ее не любим. Возможно, она будет нам не рада, встретит враждебно и даже может выгнать. Готовьте себя к худшему. Девушка, которую мы скоро увидим, не та Сара, которую мы знали. Она наркоманка. Это правда. Мы не должны забывать об этом.
Они молча слушали ее, как вдруг Сильвия воскликнула хриплым, не своим голосом: «Иисусе, спаси бедную Сару!» — и разрыдалась. Митчелл обняла ее. Катрин же сказала спокойным и решительным тоном:
— Сильвия, возьми себя в руки! Мы должны прийти к ней позитивно настроенными. Если ты не можешь не плакать, то лучше тебе подождать в машине вместе с Раафатом.
Раафат не спеша вернулся к машине, открыл дверцу и сел на место водителя, в то время как остальные направились к дому. Джесси прижимал к себе котенка, а Сильвия несла коробку с яблочно-банановым пирогом. Они шли медленно и чинно, как похоронная процессия. Дверь в сад оказалась открытой, а у входа горела лампа, несмотря на то, что был день. Они поднялись по главной лестнице, и Митчелл позвонила. Прошла минута, но никто не открыл. Она позвонила снова. Еще через минуту дверь отворили, но это был грузный черный мужчина в голубой форменной одежде.
— Доброе утро. Сара дома?
— Кто?
— Извините. Это дом Джеффа Андерсона и Сары Сабит?
Мужчина посмотрел куда-то вдаль, будто что-то припоминая, и сказал, стараясь произносить слова как можно четче:
— Я думаю, так звали бывших жильцов.
— Они съехали?
— Да. Несколько дней назад. Владелец дома послал меня, чтобы я сделал косметический ремонт. Думаю, скоро его сдадут новым жильцам.
Минуту они молчали, затем Митчелл сказала:
— Я мать Сары. Я пришла, чтобы удостовериться, что все в порядке. Это ее друзья. Дайте нам, пожалуйста, ее новый адрес.
— Прошу прощения, мадам, но я ничем не могу помочь.
— Даже если вы из египетского посольства, у вас нет права врываться в мой дом! — прокричал я в лицо Сафвату Шакиру.
Он с вызовом обвел меня взглядом и сделал шаг к центру комнаты, медля, как будто намеревался взять ситуацию под свой контроль.
— Мне приглашение не нужно. Слушай, Наги. Ты умен и успешен, впереди у тебя прекрасное будущее.
— Чего именно вы хотите?
— Я хочу тебе помочь.
— Зачем?
— Мне жаль тебя.
— Что так?
— Ты дурак.
— Попрошу без оскорблений.
— Ты учишься в Америке. И вместо того, чтобы думать о своем будущем, напрашиваешься на неприятности.
— Что вы имеете в виду?
— Собираешь подписи против господина президента. Тебе не стыдно?
— Я горжусь своими поступками.
— Проблема интеллигентов вроде тебя заключается в том, что вы являетесь заложниками беллетристики и теорий. Вы не знаете, что на самом деле происходит в стране. Я проработал офицером полиции десять лет в разных районах, побывал и в деревнях, и в городских кварталах, я познал дно египетского общества. Уверяю тебя, что египтянам дела нет до демократии, они к ней не готовы. Египтянин не думает в жизни ни о чем, кроме трех вещей: религии, заработка и потомства. Религия превыше всего. Единственное, что может толкнуть египтянина к революции, это если кто-то покусится на его религию. Когда в Египет пришел Наполеон, выказавший уважение к исламу, египтяне поддержали его и забыли о том, что он фактически оккупировал страну.
— Мне кажется, вы плохо учили историю. Египтяне дважды за три года выступали против французской кампании и убили французского генерала.
Он бросил на меня гневный взгляд, и я почувствовал удовлетворение, унизив его. Он продолжил высокомерным тоном:
— У меня на тебя нет времени. Я хотел помочь, но ты, видно, хочешь оставаться дураком. Ты убедишься, что сбор подписей под документом — просто ребячество.
— Если бы это было ребячеством, зачем вам так утруждаться и приходить сюда?
— Ты играешь с огнем!
— Вы мне угрожаете?
— Я тебя предупреждаю. Если не бросишь эту затею, я поступлю с тобой так, как ты себе и представить не можешь!
— Делайте, что хотите, — прокричал я.
Я уже оправился от шока, и мне пришло в голову выгнать Сафвата. Но он уже поднялся со своего места и, сделав несколько шагов по направлению к двери, произнес:
— Ты носишь воду в решете. Думаешь представить существующий режим в дурном свете перед американцами? Уверяю тебя, власть в Египте крепка, как скала, и корни ее тянутся в Америку. Все, что вы написали, американцам давно известно. Пока египетский режим отвечает их интересам, им все равно.
— Вы говорите, что египетские власти прислуживают Америке?
— Предупреждаю тебя еще раз. Ты ошибаешься, если думаешь, что, находясь в Америке, избежишь наказания. Подумай, Наги. Если не ради своего будущего, то ради матери, которая уже долгие годы страдает из-за тебя. Ради сестры Нухи, студентки политэкономического факультета. Такая нежная девочка, она и ночи не выдержит в камере. Тамошние офицеры отпетые негодяи, большие любители дамского общества.
— Пошел вон!
— Ты дорого заплатишь. Со временем ты узнаешь, как мы можем тебя наказать!
На этом он открыл дверь, но, повернувшись, добавил:
— Кстати, передавай привет своей любовнице, еврейке Вэнди. У меня есть видеокассеты, где вы занимаетесь сексом. Не знаю, как тебя и благодарить. Такое интересное зрелище!
Он громко рассмеялся, закрыл дверь и исчез.
У меня подкосились ноги, и я присел на ближайший стул. Не могу описать, что я чувствовал в тот момент. Смесь шока, злости и униженности. Я открыл бутылку вина и закурил. Откуда у Сафвата экземпляр заявления? Как он все узнал обо мне? И самое страшное: как он вошел в квартиру? Я встал, открыл дверь и внимательно осмотрел ее, но не нашел никаких следов взлома. Он открыл дверь своей копией ключа. Где он его взял? Безусловно, между египетскими спецслужбами и университетской администрацией налажена связь. При первой же возможности нужно отсюда съезжать. Буду экономить, чтобы снимать жилье. В голову пришла странная мысль. Я пошел в спальню, зажег там свет и начал осматривать стены, чтобы отыскать скрытую камеру, на которую они снимали нас с Вэнди. Но потом я посмеялся над собой, погасил свет и вернулся в гостиную. В этот момент я услышал поворот ключа в двери. Я напрягся, но это была Вэнди. Прежде чем я смог открыть рот, она сказала:
— Привет! Как дела?
Я, как обычно, поцеловал ее, стараясь вести себя естественно.
— Наги, слушай! — воскликнула она. — Я пойду в ванную, а ты закрой глаза. И не подглядывай, пока я не разрешу.
— Давай отложим игры на потом.
— Нет! — капризно сказала она, быстро поцеловала меня в щеку и убежала в ванную. Опрокинув один стакан, я налил себе другой и снова стал упрекать себя. Как можно было позволить Сафвату Шакиру вломиться в дом и угрожать мне? Почему я не позвонил в полицию? Ведь то, что он сделал, по американским законам преступление. Даже если у него дипломатическая неприкосновенность, я мог доставить ему большие неприятности. Почему я этого не сделал?
— Ты зажмурился? — раздался из ванной голос Вэнди.
Я закрыл глаза и стоял, растерянный, пока совсем близко не услышал ее голос:
