Исабель Альенде - Дочь фортуны
- Понимаешь?
- Скажи этому неблагодарному китайцу, что понимаю и чтобы спрятал этот нож, потому что при малейшей неосторожности он может запросто меня убить.
Проходило время, что, казалось, не закончится никогда, а Элиза все продолжала бороться с лихорадочным бредом, окруженная заботами Тао Чьена по ночам и Асусены Пласерес днем. Женщина помогала в первые утренние часы, и пока длился полуденный отдых, и когда большинство пассажиров слегка дремало, выпадала возможность тайно улизнуть в кухню, где Тао Чьен вручал ей ключ. Поначалу спускалась в винный погреб, умирая от страха, но в скором времени добрый нрав от природы и мысли о броши заметно перевесили испуг. Начала натирать Элизу с помощью мыльной тряпки и продолжала подобное до тех пор, пока не прошел пот от агонии, после чего заставила девушку поесть овсяную кашу на молоке, а затем и куриный бульон с круто сваренным рисом с добавлением «дангуй», что приготовил Тао Чьен. Еще рекомендовал девушке мате, как, по его мнению, и было положено, также по собственной инициативе давал ей ежедневно одну чашку настойки на огуречной траве. Слепо доверял этому средству, способному очистить живот от следов беременности. Ведь такая настойка вместе с образом Пресвятой Девы де Кармен были первыми вещами, что она со своими подружками по путешествию положили в свои баулы, потому что без подобной защиты путь в Калифорнию мог запросто оказаться очень и очень нелегким. Больная потерянно блуждала по просторам самой смерти вплоть до следующего утра. А судно тогда пристало в порту Гуаякиль, напоминавший некий хутор, наполовину поглощенный пышной экваториальной растительностью, к которому подходили мало какие суда, и то лишь с целью торговли тропическими фруктами или кофе, хотя сам капитан Кац когда-то обещал вручить несколько писем некой семье голландских миссионеров. Подобная корреспонденция находилась в его распоряжении более полугода, но способного избежать компромисса человека так и не находилось. В предыдущую ночь, в меру обогреваемую пламенем очага, Элиза все потела в лихорадке вплоть до последней капли, спала, грезя, будто взбирается разутая по сверкающему склону извергающего лаву вулкана, после чего пробудилась мокрая до нитки, зато с ясными мыслями и свежей головой. Все пассажиры, включая как женщин, так и добрую часть самого экипажа спустились на несколько часов немного размять ноги, искупаться в реке и наесться фруктов до отвала. Тао Чьен же остался на судне, чтобы научить Элизу зажигать и курить трубку, которую захватил с собой в путешествие. У него были сомнения насчет того, каким образом стоит обращаться с девушкой - вот как раз и выпал один из тех случаев, когда отдал бы все что угодно за некоторые советы своего ныне покойного мудрого наставника. Понимал необходимость беречь душевное спокойствие девушки, и таким способом помочь той провести время, будучи заточенной в винном погребе, хотя уже потеряла немало крови и боялась, что оставленное ей лекарство только лишь более воспламенит все тело. Долго колеблясь, человек предпринял действие, к которому более всего и склонялся, хотя лишь после того, как умолил дух Лин полетать поблизости и последить за сном Элизы.
- Опиум. Вот что заставит тебя спать, и время, таким образом, пройдет куда быстрее.
- Опиум! Это вещество вызывает безумие!
- В любом случае, ты уже тронулась головой, поэтому, как ни крути, многого не потеряешь, - улыбнулся Тао.
- Хочешь убить меня, так ведь?
- Разумеется. Когда станешь истекать кровью, меня рядом уже не будет, поэтому теперь я вызову подобное, прибегнув к опиуму.
- Ай, Тао, я же боюсь…
- Много опиума, безусловно, сущее зло. А вот в небольших количествах – это утешает и успокаивает.
Молодая девушка не знала, сколько перед ней было – много или мало. Тао Чьен дал ей выпить своего отвара из лекарственных трав, смеси перемолотых «кости дракона» и «раковины устрицы». Туда же положил и нормированную дозу опиума, который подарит несколько часов милосердного чуткого сна, в то же время не позволяя полностью уйти в забытье и попасть в некий рай без возможности вернуться. Следующие недели прошли в мысленных путешествиях по другим галактикам, вдали от вредной для здоровья норы, где пребывало в покое это ослабленное тело, и просыпалась девушка лишь когда кто-то спускался, чтобы покормить, вымыть и заставить ее сделать хотя бы несколько шагов в узком лабиринте винного погреба. Не ощущала ни нашествие блох и вшей, ни тошнотворного запаха, который поначалу был просто невыносим, потому что принимаемые лекарства несколько притупили исключительное от природы чутье. Входила и выходила из своих снов совершенно бесконтрольно, равно как и не могла их помнить, но все же Тао Чьен оказался прав: время проходило быстро. Асусена Пласерес не понимала, отчего же Элиза путешествует в подобных условиях. Ни одна из женщин не оплатила свой посадочный билет, и села на это судно, договорившись с капитаном, которому по прибытии в Сан-Франциско выплатила бы общую стоимость проезда.
- Если слухи окажутся правдивыми, то однажды сможешь забросить себе в кошелек пятьсот долларов. Шахтеры заплатят чистым золотом. Ведь они провели без женщин месяцы, истинные бедняжки. Поговори с капитаном и заплати тому, когда доберешься до места, - настаивала женщина в те моменты, когда Элизе удавалось немного приподниматься.
- Я далеко не одна из вас, - возражала Элиза, слегка ошеломленная сладким туманом, что вызывали лекарства.
Наконец, в очередной момент просветления Асусена Пласерес добилась, чтобы Элиза честно поведала ей часть своей истории. И тотчас мысль помочь бегущей от любви завладела воображением женщины и, начиная с тех самых пор, стала с особой тщательностью заботиться о больной. Уже не просто выполняла договор, кормя и моя девушку, также оставалась рядом, когда та спит, и с удовольствием наблюдала за подопечной в это время. Если вдруг просыпалась, начинала рассказывать о своей собственной жизни и учила молиться Деве Марии, что, как гласила молва, считалось наилучшим способом провести многие часы, совершенно ни о чем не думая, а заодно выпадала возможность без особых усилий попасть в рай. Для человека ее профессии, - объясняла женщина, - это было самым что ни на есть наилучшим средством. Скрупулезно откладывала часть своих доходов, чтобы приобрести в церкви отпущение грехов, уменьшая таким способом количество дней пребывания в чистилище, которое должна провести уже будучи в другой жизни, хотя согласно ее подсчетам, для того, чтобы покрыть все свои грехи, таковых не хватило бы никогда. Так шли недели, а Элиза, тем временем, не знала, стоит то ли день, то ли ночь. У нее появилось туманное ощущение посчитать было крыс рядом с собой. Но затем опять заснула и проснулась смущенная оттого, что не знала, в мечтах ли существовала Асусена Пласерес либо же реально присутствовала некая дамочка с черными косами, приплюснутым носом и большими скулами - ведь всем этим вместе так напоминала Маму Фрезию разве что несколько моложе.
Климат стал несколько холоднее, как только позади осталась Панама, где капитан запретил спускаться на сушу из-за страха заражения желтой лихорадкой, ограничась тем, что отправил в небольшой лодке пару матросов на поиски пресной воды, ведь оставшееся у них небольшое количество превратилось в настоящее болото. Проплыли уже и Мексику, и когда судно «Эмилия» вошло в расположенные к северу от Калифорнии воды, наступила настоящая зима. Духота, сильно мучившая людей первую часть путешествия, сменилась холодом и влажностью; из чемоданов то и дело доставались меховые шапки, сапоги, перчатки, не забывали и о нижних шерстяных юбках. Иногда бриг пересекался с другими судами, которые, не убавляя хода, приветствовали друг друга издалека. На каждом богослужении капитан благодарил небо за попутный ветер, потому что очень хорошо знал о сбившихся с пути судах в районе берегов Гавайи и, более того, ждущих определенного толчка ветра в паруса. Игривые дельфины присоединялись к большим китам, торжественно сопровождая их порядочное время. Под вечер, когда вода приобретала красноватый оттенок, отражая в себе лучи заходящего солнца, огромные китообразные существа играли в любовь в гуле пышной пены и, издавая глубокий рев под водой, подзывали к себе друг друга. И временами, в ночной тишине, подплывали к судну настолько близко, что можно было ясно расслышать мощный и загадочный гул, говорящий об их присутствии. Свежие запасы еды уже давно закончились, а порции сухого питания значительно сокращались; и за исключением игры в карты и рыбалки развлечений более не было. Путешественники проводили время за обсуждением подробностей жизни ищущего приключений и образовавшегося на этом судне общества, несколько членов которого неукоснительно подчинялись военному уставу вплоть до униформ, другие же вели себя более непринужденно. Все, в основном, держались вместе, объединенные материальной поддержкой самого путешествия и членов экипажа, работой в шахтах, перевозкой золота и дальнейшим справедливым распределением доходов между собой. Никто не знал что-либо о местности, равно как и о расстояниях. Одна из образовавшихся на судне групп договорилась о следующем: каждую ночь должны были возвращаться на судно, где и думали прожить далеко не один месяц и класть в сейф на хранение собранное за день золото. Капитан Кац объяснил им, что судно «Эмилия» не гостиница и нельзя снять на нем комнату, потому что сам намеревался как можно ранее возвратиться в Европу, несмотря на то, что шахты останутся в сотнях милях от порта, который экипаж как раз и намерен обойти стороной. Путешествие длилось вот уже пятьдесят два дня, однообразие бесконечной воды ухудшало нервную систему, и буквально из-за малейшего предлога разражались драки. Когда некий пассажир-чилиец выпустил из себя нечто неприятное по отношению к матросу-янки, с которым чересчур кокетничала сама Асусена Пласерес, капитану Винсенту Кацу пришлось изъять оружие вплоть до ножей для бритья с последующим обещанием все вернуть вблизи Сан-Франциско. Единственным, имеющим полномочие распоряжаться ножами, был повар, на ком лежала тягостная обязанность убивать домашних животных одного за другим. Однажды, когда в котлы попала последняя корова, Тао Чьен выдумал изящную церемонию для того, чтобы получить прощение у принесенных в жертву животных и самому очиститься от пролитой крови. После этого продезинфицировал свой нож, проведя им несколько раз сквозь пламя факела.
