Лишний в его игре - Филипенко Алена Игоревна
Звоню Башне, но ребята сегодня не собираются месить, а просто так я к ним стесняюсь навязываться: мы не такие близкие друзья, нас объединяет только граффити.
Ежусь от холода. Я не завтракал, хочется есть. Домой идти не могу, там Хмурь, меня он бесит. Нарочно до ночи не вернусь. Пусть мама с ума сходит.
Вспоминаю, к кому еще я могу пойти: к Антону! Быстро набираю его номер, спрашиваю, можем ли мы потусить. Он обрадованно соглашается.
У него дома мы едим шарлотку. Потом смотрим «Такси-2». Потом немного делаем уроки, едим курицу с макаронами и рубимся в приставку. Конечно, в какие-то гонки. Я выключаю телефон и прошу Антона:
— Если моя мама вдруг позвонит, скажи, что я не с тобой.
Я хочу, чтобы мама беспокоилась, чтобы гадала, где я и с кем. Чтобы накручивала всякие ужасы. Пусть она поймет, что не права. Но папа Антона все портит. Днем он заходит к нам и говорит:
— Ярик, твоя мама звонила, беспокоилась, где ты. Говорит, у тебя телефон не отвечает. Я ее успокоил, сказал, все в порядке, ты у нас. И если задержишься допоздна, я тебя отвезу. Так что, для сведения, она не переживает.
Ох, весь мой план провалился! Не переживает она! Так надо наоборот, чтобы мучилась… Черт ее дернул позвонить родителям Антона напрямую…
Теперь сидеть допоздна у Антона не имеет смысла. Я ухожу домой пораньше.
* * *
На следующий день я не иду в школу. Зная, что мама работает в университете, я приезжаю туда. В ближайшем магазине покупаю двухлитровую колу, выпиваю ее на лавочке в сквере рядом. А затем иду к корпусам.
Их три, они стоят буквой «П». Стены из красного кирпича, на больших окнах белые наличники. Посередине площади, образованной корпусами, возвышается местная гордость — огромная скульптура свиньи-копилки. Университет финансово-экономический, и эта скульптура — его символ. Она появилась одновременно со зданием — в начале XX века. Я был здесь несколько раз и всегда думал: а есть ли у этой копилки сверху щель, как у настоящих? Скульптура выше моего роста, поэтому увидеть я не мог.
Пришло время узнать ответ на этот вопрос.
Сначала я захожу в главное здание. У турникетов натыкаюсь на охранника.
— Можно у вас в туалет сходить? — спрашиваю я.
— А ты здесь учишься? — хмурится он. — Где твой студенческий?
— Нет, не учусь Мне просто надо в туалет. Я выпил два литра колы.
— Здесь тебе не вокзал! — жестко говорит охранник. — Вход только для студентов. И по студенческому.
— Ну ладно, сами напросились.
Я выхожу из здания и направляюсь к свинье-копилке. Забираюсь на нее. Удается мне это далеко не с первого раза: она круглая, без удобных выступов. Но в конце концов я взбираюсь на самый верх. Убеждаюсь: щель есть, правда, не глубокая, только декорация. Уходит вниз сантиметров на двадцать. В длину — где-то полметра, шириной — сантиметров десять. Думаю, мне будет достаточно.
Кола уже начинает действовать. Осматриваюсь — не бежит ли ко мне охранник? Пока никого нет. Заглядываю в окна: уже замечаю первых зрителей. На меня стали обращать внимание, и хорошо. Какой-то непонятный пацан приперся на главную площадь и залез на символ университета. Это, конечно, вызывает любопытство.
А сейчас я всех удивлю.
Я расстегиваю ширинку и пускаю струю прямо в щель.
Смотрю в окна теперь — любопытных все больше. Интересно, есть ли среди них мама? Вот бы увидеть ее лицо! Она так трясется над своей репутацией, а тут такой удар! Если она и не видит меня, то ей расскажут позже. Она сразу поймет, что за вандал нассал на старейший университетский символ. Точнее… В него.
А дедушка? Он сейчас в универе? Ох, вот бы он все увидел! Тогда маме от него достанется за меня! Стою, журчу. Удовлетворенно наблюдаю, как из университета выходит охранник и направляется прямо ко мне. Это мне и надо.
Охранник подходит к скульптуре.
— Эй, парень! Какого хрена ты делаешь? — рявкает он.
— Пи́саю, — невозмутимо отвечаю я. — Сказал же, я выпил два литра колы!
— В обезьяннике давно не сидел? Ну это мы сейчас быстро устроим! Щас в милицию позвоню, и тебя за вандализм упекут!
— Сидел недавно. Но валяйте, — пожимаю я плечами.
— Давай сваливай оттуда!
— Не могу, я еще не допи́сал! Вы сами виноваты, не пустили меня в туалет!
— Я сейчас тебя за шкирку стащу, если не слезешь сию секунду! — взрывается охранник.
— Ну чего вы такой нервный? Пара капель же осталось! Ну вот, все!
Я застегиваю ширинку. Слезаю со скульптуры. Охранник хватает меня за воротник и ведет в здание. На улице уже собрались зеваки, на меня все пялятся. В окнах любопытных стало еще больше.
Охранник заводит меня в какую-то каморку. Спрашивает, кто такой, откуда. И я выдаю:
— Я тут вообще маму жду. Она у вас работает. Велигородная Катерина Николаевна.
Охранник удивлен, не верит. Звонит куда-то, выясняет. Кладет трубку, смотрит на меня недоуменно и качает головой:
— Что за денек, что за денек…
Мама врывается в каморку разъяренной львицей. Накидывается на меня:
— Это что еще за выкрутасы?!
Я строю честные глаза:
— Я в туалет хотел, а меня вот этот не пускал!
Мама переводит на охранника гневный взгляд.
— У него студенческого не было, — оправдывается он, грозный голос сразу становится тонким и слабым. — Я не могу пропускать всех, у меня проблемы будут…
— Извините за это недоразумение. — Голос мамы становится мягче. Она смотрит на охранника так, как смотрит на милиционеров в участке, когда вытаскивает меня. Думаю, она жалеет, что под рукой нет корзинки с деликатесами. Но уверен, она принесет ее, если охранник сделает то, чего она хочет. — Это действительно мой сын. И у него сейчас очень сложный период.
Охранник кивает:
— Понимаю, у самого двое…
— Могу я надеяться, что кое-какая информация, которую вы узнали в этой комнате, не выйдет за ее пределы? — Мама с извиняющейся улыбкой смотрит на охранника.
Он поспешно кивает:
— Конечно, конечно! Я никому, никому… Скажу — так, проходил тут какой-то бродяга, скучно ему стало, а я его прогнал…
Что-то в его тоне и взгляде подсказывает: слово он не сдержит, и завтра весь университет будет знать, что сын математички нассал в скульптуру. И я чертовски этому рад.
Мама поворачивается ко мне. Лицо сразу становится ледяным.
— Езжай домой, — велит она. — Дома поговорим.
Я разворачиваюсь и ухожу. Всю дорогу улыбаюсь. Я стану местной легендой. Нашу семейку еще долго будут обсуждать.
Дома мама устраивает мне разнос.
— Я не понимаю, что вообще с тобой происходит! Почему ты просто не можешь быть нормальным! — кричит она. — Откуда в тебе столько яда?
— Нормальным — это каким, мам? Как твой Хмарин? Хочешь, чтобы я был как он?
— Это было бы идеально! Но, к сожалению, невозможно.
Она словно бьет меня по лицу своими словами. Значит, она хочет, чтобы на моем месте был Хмурь? А меня вообще не существовало?
Я не знал, что она так легко это признает. Но я это запомню.
23
С каждым днем мы сильнее отдаляемся друг от друга. Дома — непроходящие скандалы. Мы вдруг превратились в воюющих соседей, которые вынуждены жить вместе.
Зато Хмурь у нас почти поселился. Мама постоянно с ним. Они что-то готовят, занимаются учебой, возятся с комнатными цветами, убираются, куда-то собираются и пропадают на весь выходной… А я злюсь, гадаю, куда они ушли на весь день. В кино? Театр? Торговый центр? Кафе-мороженое? Цирк? В гости? Понятия не имею, как в нормальных семьях родители проводят время с детьми. Мы с мамой всегда проводили его в скандалах. Представляю, как маме здорово с Хмурем. Она, наверное, думает, что, если бы он был ее сыном, а не я, это избавило бы ее от всех проблем.
Но она ошибается, считая Хмуря идеальным. Он двуличный говнюк.
