Наталья Нестерова - Портрет семьи (сборник)
И вместо того, чтобы поблагодарить за добрые слова, я согласно кивнула и предложила помощь в сервировке стола.
— Нет! Что ты! — замахал руками Игорь. — Все сам! Столько дней только и думаю, чем тебя угостить, какое меню предложить.
Меню состояло из вареной колбасы и сыра, порезанных полукругами и уложенных солнышком на тарелке. Банки шпрот на блюдечке. Грибов маринованных и соленых — по плошке (вот это здорово!). Квашеной капусты с клюквой и двух бутербродов с красной икрой. Меня заинтересовало: купил ли он банку икры и решил ограничиться двумя порциями, остатки ли это прежнего подношения, например благодарных родителей директору школы. Не продают же в Алапаевске икру чайными ложками! Не угадала!
— Бутерброды купил в ресторане, — сообщил Игорь. — Надеюсь, свежие.
— Спасибо! Очень трогательно! — поблагодарила я.
И мысленно призвала себя укротить столичный снобизм, прекратить выставлять отрицательные отметки человеку, от которого зависело мое существование.
— На горячее котлеты с картошкой и торт. То есть торт к чаю, конечно!
— Великолепно! — с пылким, хотя и совершенно неискренним энтузиазмом откликнулась я. — Очень люблю картошку.
— Горячее сразу принести или позже?
— Лучше сразу.
Он ушел на кухню и вернулся с двумя большими тарелками. На одной лежали четыре котлетки, на второй курилась парком пирамида вареного картофеля. Отлично! Картошка и грибочки — мне есть чем полакомиться.
— Выпьем, Кира? — Игорь достал из серванта рюмки, поставил на стол бутылку. — Коньяк! Пять звездочек!
— Вообще-то я не пью…
— Чуточку! За встречу! Хоть пригуби!
— Хорошо! Садись уже, пожалуйста. Все прекрасно! Давай праздновать!
Игорь пригладил волосы, которые на сей раз были в полном порядке, и сел в кресло на противоположной стороне журнального столика.
— Дорогая Кира! — начал он пафосно и трогательно. — Многие годы я мечтал об этой встрече! Не надеялся, но мечтал! И вот мы встретились, ты приехала!
У него заблестели глаза от навернувшихся слез.
Игорь сбился, разводя руками в стороны, подыскивал слова.
— Давай выпьем! — пришла я на помощь. — За встречу! Негаданную и, дай бог, счастливую!
Пригубив рюмку, я поставила ее на стол. Игорь свою осушил. Не успела я разжевать и проглотить первый кусочек картошки, а Игорь снова наполнил рюмки, мне капнул, себе доверху. По тому, как он опрокидывал спиртное в рот, как торопился со следующей порцией, можно было судить, что выпить он не дурак.
— Дорогая Кира! — Он поднял рюмку. — Сегодня самый счастливый день в моей жизни! Он наступил! Ты здесь! Ты ко мне приехала! За тебя! Мою единственную и, не побоюсь этого слова, великую любовь!
Я поднесла рюмку ко рту и поставила на стол, Игорь выпил до дна. Незадержавшийся третий тост тоже начинался с «дорогая Кира» и прославлял чувства, которое мы (теперь уже почему-то вместе) пронесли через годы.
От коньяка или волнения привыкший к низкой температуре Игорь раскраснелся. Ему было не холодно в одной рубашке. А я начинала постепенно коченеть. Ноги леденели. Если в квартире и было шестнадцать градусов, то на уровне потолка, а по полу отчаянно сквозило. Я уже шмыгала носом, который четко сигнализировал о подготовке к простуде. Только ее сейчас не хватало!
— Игорь! — попросила я. — Не мог бы ты мне дать что-нибудь теплое на ноги? И заодно свитер или кофту?
— Ты замерзла? — удивился он.
— Очень! — призналась я. — Боюсь простудиться.
— Странно, но ведь у меня топят! Ты уверена, что тебе холодно?
— Абсолютно! Зуб на зуб не попадает!
— И окна на зиму у меня тщательно заклеены…
Он сидел и рассуждал, вместо того чтобы подняться и выполнить мою просьбу! Тогда я удивилась, а позже поняла: это стойкая черта характера.
Как говорит мой сын, системный сдвиг по фазе.
На любую просьбу, пусть самую незначительную, на микроскопическую жертву с его стороны Игорь отвечает долгим и тщательным разбором поступившего запроса. Чаще всего просьба удовлетворяется, превращаясь в его великодушное одолжение.
Но следующий раз хорошенько подумаешь, прежде чем просить.
Великая любовь вовсе не отрицает прижимистое занудство — и то и другое отлично сосуществуют в одном человеке.
Наконец я получила валенки и толстый шерстяной свитер. Жить стало веселее. В комиксах иногда рисуют мечты героев — в виде облачка над головой и картинки в нем. У собаки в облачке косточка, у рыбака громадная рыбина на крючке… Если бы имелся способ увидеть мое облачко в данный момент, то в нем крутился бы целый мультфильм. Вот я стою под горячим душем, потом закутываюсь в толстый махровый халат, иду в свою комнату, забираюсь под невесомое, но очень теплое пуховое одеяло, включаю лампу, беру книгу, мурлыкаю от удовольствия. Одна, в тепле и уюте!
После четвертого или пятого тоста, когда в бутылке почти не осталось коньяка, Игорь от слов любви перешел к ее физическому выражению.
— Кира, дорогая!
Он вскочил, подошел ко мне, склонился и обнял. Мой подбородок оказался на плече Игоря. В зеркало серванта я видела половину его туловища со спины — ноги и широкий зад. От Игоря пахло дешевым одеколоном. «Шипр» или «Тройной»? В детстве на основе этих одеколонов и гусиного жира мне делали компрессы, когда болела бронхитом.
Запах детских горячечных болезней! Как я ненавидела этот запах! Им несло из открытых дверей мужского зала в парикмахерской. «Мама, — спрашивала я, — зачем мужчины позволяют, чтобы от них пахло компрессами?»
После объятий пришел черед поцелуям. Игорь лобызал мою шею, двигался по кругу. «Бедный, — пожалела я, — наверное, очень неудобно стоять на прямых ногах, согнувшись! Хоть бы присел, еще радикулит заработает!»
Волосы у Игоря растрепались: «внутренний займ» покинул лысину и свалился длинными прядями на ухо.
Что делать, я не знала. Но долго этого выдержать не могла — точно. Игорь взял в руки мое лицо, прижался губами к моим губам.
О, горе мне! Цылодобово!
«Один, два, три…» — мысленно отсчитывала я секунды пытки. На счете «семь» застонала — не от страсти, естественно, от отвращения. Прежде всего — к себе самой. Игорь совершенно не правильно понял мою реакцию и усилил пыл по обсасыванию моих сомкнутых губ.
— Подожди! — Двумя руками я уперлась в его плечи и оттолкнула. — Игорь! Нам надо поговорить. Сядь, пожалуйста!
— Кирочка моя дорогая! — проговорил Игорь и с удовольствием подчинился.
Именно с удовольствием! Или с облегчением?
То ли спина устала, то ли… Да! Не так уж велика была его страсть не в платонической, а в эротической части. Пусть мой сексуальный опыт невелик. Но я отлично знаю: возбужденный и влюбленный мужчина, да еще под хмельком, без клея намертво приклеивается, отодрать его от себя можно только с кожей.
— Никогда не называй меня Кирочкой! Или Киркой! — говорила я, пока Игорь наливал себе коньяк. — Только Кира! Договорились?
— Хорошо, Кирочка! Твое здоровье! — отсалютовал рюмкой, выпил, закусил коньяк грибком.
— Игорь, я должна объяснить, почему к тебе приехала. Но прежде всего: очень благодарна тебе за письма и за преданную любовь. Собственно, поэтому, оказавшись в тяжелой ситуации, я бросилась к тебе. Игорь, похоже, ты не замечаешь, но я в положении.
— В тяжелом, — кивнул он, — надо воровство приравнивать к убийству.
— Какое воровство?
— Тебя же в поезде обчистили. Сама говоришь — тяжелое положение.
— Ты не понял! Я имела в виду беременность. Игорь, я жду ребенка!
Игорь заморгал, уставился на мой живот, потерял дар речи и трезвел на глазах. Мне было его искренне жаль. Бедняга! Влип! Всю жизнь любить принцессу — и получить ее на старости лет и в интересном положении! Не позавидуешь.
Речь к Игорю не возвращалась. Я вылила в его рюмку остатки коньяка:
— Выпей!
Не помогло. Он молчал и хлопал глазами. Поставила перед ним свою полную рюмку:
— Выпей!
Подействовало. Игорь заговорил:
— Но как же так, Кира? Ты не шутишь?
— Не до веселья.
— Понимаю. То есть не понимаю! Ты хочешь сказать, что тут, у меня, через некоторое время собираешься родить ребенка?
Тем же изумленным тоном он мог бы спросить: собираешься устроить террористический акт и взорвать президента России?
— Да! — мужественно ответила я.
— Мне надо… извини, я сейчас. — Он поднялся и ушел на кухню.
Вернулся с початой бутылкой водки. Налил себе и залпом выпил.
Мне ли осуждать Игоря? Напивается, и правильно делает! Отец моей дочери, пока не родившейся, хохотал мне в лицо. Сергей, юридический муж и, как я считала, верный друг, побоялся даже фамилию ребенку дать. Подруга Люба мою беременность посчитала глупой шуткой. У сына будет свой малыш, не до распутной маман Лешке.
