Наталья Нестерова - Портрет семьи (сборник)
— Более никаких дележей неродившегося ребенка! — продолжал Антон. — Никаких разборок! Никто не открывает рта без моего позволения! Проблема ясна: Киру надо привезти в Москву. Звонить мы ей не будем, потому что может рвануть дальше по Сибири. Вопрос: кто поедет за Кирой?
Все, кроме Олега, вдруг, как по команде, подняли руки.
— Ну, детский сад! — возмутился Антон. — Опустите руки, тут не голосуют! Не партсобрание!
— Поеду я! — непререкаемо сказал Олег.
— Логично, — согласился Антон.
— Город Алапаевск, — как из пулемета, выстрелила Лика. — Улица Речная, дом шестнадцать, квартира пять. Записать?
— Нет, спасибо, запомнил! — Олег поднялся. — Приятно было познакомиться! И надеюсь, наша следующая встреча пройдет в более… более теплой обстановке.
— Лешка! — попросила Лика. — Проводи… отчима, извините, Сергей Викторович!
— У меня нарисовался отчим! — ухмыльнулся Лешка, но поднялся и вслед за Олегом Петровичем двинул в прихожую.
Там они раскланялись, как два испанских гранда. Олег, уже занеся ногу через порог, оглянулся и протянул Леше руку. После секундного раздумывания Лешка руку пожал.
— Антон, ты что, не знаешь? — набросилась Люба на мужа.
— Знаю! — отрезал он.
— Тогда командуй правильно!
— Поясняю для присутствующих, — сказал Антон. — Способов остановить мою жену, когда она рвется спасать любимую подружку, не существует. Если кто-то их знает, прошу сообщить!
— Без базара! — отозвался появившийся в проеме двери Леша. — Я еду за своей мамой, и точка!
— У тебя жена беременная, — напомнила тетя Люба.
— Перееду на время к родителям! — быстро вставила Лика.
— Антон! Дай нам свой самолет! — потребовала Люба.
Народ не успел поразиться наличию роскоши в виде собственного авиалайнера, как Антон пояснил:
— Самолет принадлежит компании. И это тебе не «мерседес»! Завтра полетите рейсовым. Кажется, все? — спросил он сам себя. — Вот еще! Что за пирог мы ели сегодня?
— Лика только учится готовить! — встала на защиту дочери Ирина Васильевна.
— Можно еще кусочек? — попросил Антон. — Объедение! Люба, запиши рецепт!
* * *На следующий день Олег увидел Любу и Лешу в аэропорту на регистрации билетов.
— Не криви физиономию! — выдала ему Люба. — Здравствуй! Мы группа поддержки. Правда, Лешка?
— Правда! — Леша первым протянул Олегу Петровичу руку.
Было неловко за вчерашнее хамство. Все-таки человек, к которому маман неравнодушна. Папочка сестренки! Цылодобово!
Олег ответил на приветствие и улыбнулся. Наверное, таков закон жизни: вместе с прекрасной женой ты получаешь в приданое замечательных родственников и друзей. Приданым Лены были опустившиеся алкоголики-попрошайки.
В накопителе, пока они ожидали посадки, Олег постоянно давил на кнопки сотового телефона.
Наконец ему ответили.
— Котенок! — взволнованно спросил Олег. — Как ты? Наркоз отходит? Больно? Чуть-чуть? Крепись, малышка! Самое страшное уже позади! Я очень скоро приеду! Никак не мог отложить командировку, потом тебе все объясню. Понимаешь? Ты у меня молодчина! Я тебя тоже целую, поверх гипса!
Он нажал на кнопку отбоя и объяснил Любе и Леше:
— Сегодня моей дочери делали операцию, очень сложную. Говорит, у нее такое ощущение, что на ней в сапогах плясали. Но хирург классный! Я ему доверяю!
— Как же ты уехал в такой день? — попеняла Люба и тут же понятливо вздохнула: — Хотя конечно! Но рядом с девочкой кто-то есть?
— Да! У нее есть мать.
Часть третья
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Теплая квартира
Домой я звонила, чтобы услышать голоса Лики и Лешки. Они разорялись, кричали: «Алло! Говорите!» — но я молчала. Мне нечего было им сказать. Да и сами звонки были проявлениями слабости, которую я давила в себе, а окончательно справиться не могла. Я затаптывала ее, как угли пожара. Но под ногами были торфяники, огонь уходил вглубь, прятался и назавтра снова вырывался язычками пламени.
У меня было много аргументов в защиту собственного положения, как не самого отчаянного. Аргументы в избытке предоставила отечественная история, в которой если не война, то революция. Русские бабы пахали на коровах, рожали в поле, видели, как умирают их дети от голода, теряли любимых и мужей.
Молодые женщины, нецелованные девушки жили с сознанием, что никакого личного счастья не будет и впереди только работа на износ ради куска хлеба.
В свете этих трагедий я устроилась по-царски.
* * *Сотни, если не тысячи раз я слышала: Москва — это еще не Россия, в провинции люди живут очень тяжело. Но лучше один раз увидеть… И научишься радоваться тому, чего прежде не замечала. Например, теплу в доме.
— Нам повезло, — сказал Игорь, когда мы вошли в его квартиру, — наш дом относится к котельной ферросплавного завода. А через улицу дома «Стройдормаша».
В ответ на мой удивленный взгляд пояснил:
— Большую часть Алапаевска обогревают предприятия. Некоторые отключают обогрев за неуплату. Мало кто способен оплачивать тепло по нынешним тарифам, да и теплотрассы в аварийном состоянии.
— И как сибирской зимой, — спросила я, — живут те, кому не дают тепла?
— Так и живут, — просто-обреченно ответил он. — В моей школе тоже проблемы. Сократили уроки до тридцати минут. Дети мерзнут, болеют. Наверное, на следующей неделе вообще отменим занятия. Но у меня дома тепло, правда? — снова с гордостью повторил он.
Градусов шестнадцать, определила я. Дома при такой температуре обязательно включаю электрокалорифер.
У Игоря маленькая двухкомнатная квартира с крохотной кухней и совмещенным санузлом. Ремонт давно не делался. Мебель куплена лет тридцать назад, когда выбрасывали добротную деревянную и покупали шкафы из полированного ДСП. Со временем полировка подернулась сеточкой трещин и помутнела. Дверцы шкафа, когда Игорь их открывал, громко скрипели.
Если бы я не знала, что здесь живет одинокий мужчина, решила бы, что квартира принадлежит женщине почтенного возраста. В серванте за стеклянными раздвижными дверцами — сервиз неполного комплекта и с щербатыми чашками, разномастные фужеры и рюмки, фарфоровые статуэтки, хрустальные салатник и конфетница. На стене ковер, диван и два кресла накрыты покрывалами, когда-то плюшевыми, а нынче протертыми до матерчатой основы. Салфетками и скатертями накрыты все поверхности: сервант, телевизор, тумбочка, на которой он стоит, журнальный столик. На подоконнике большая ваза с искусственными цветами — под ней салфетка. Рядом деревянная скульптурная композиция борющихся медведей — под ней ажурная салфетка.
Во второй комнате кровать под покрывалом с бахромой и (тысячу лет такого не видела) в изголовье две подушки одна на другой, а третья сверху поперек с торчащими углами.
«Чего-то не хватает для полноты композиции», — подумала я. И вспомнила. В херсонских домах Любиной родни так же тщательно заправляли кровати, но сверху на подушки еще набрасывали гипюровую круглую накидку.
Кроме кровати, здесь поместился небольшой письменный стол с лампой и двустворчатый шкаф для белья. Проход между мебелью — не шире лесной тропки.
Игорь хлопотал, накрывая на стол, нервничал, не знал, куда меня посадить.
— Тебе будет удобно на диване? Нет, лучше в кресло, я пододвину.
Он склонился, перенося кресло, и с лысины Игоря упало несколько длинных прядей. У него прическа, которую называют «внутренним займом», когда с одной стороны отращивают длинные волосы и укладывают их поперек головы, закрывая плешь. Сейчас редко такое встретишь. На лысых мода. Даже имеющие отличную шевелюру мужчины стригутся чуть не под нолик.
На «внутренний займ» я обратила внимание еще на вокзале. Ветер подхватывал прилизанные волосы, и они развевались в воздухе. Наверное, лысина у Игоря появилась давно, как и наивный способ ее маскировки. Выработалась привычка рукой ощупать голову, водрузить волосы на место и прибить их приглаживающим движением. Жест напоминал потешное детское самолюбование: гладит себя человек по голове и только не приговаривает:
«Хороший! Хороший мальчик!»
Фигура у него не мальчиковая, а, прямо сказать, бабья: широкие бедра и расплывшийся по талии живот, широким валиком нависающий над брючным ремнем.
Мы с Игорем ровесники. Но принять этот факт мое сознание отказывалось. Не могла я быть такой же старой, потрепанной, молью побитой, как он!
Не комплиментом, а констатацией истины восприняла его восклицания:
— Ты почти не изменилась, Кира! Такая же красавица!
И вместо того, чтобы поблагодарить за добрые слова, я согласно кивнула и предложила помощь в сервировке стола.
