Джим Додж - Не сбавляй оборотов. Не гаси огней
— В этом я с ним согласен. Но почему он заставляет вас произносить это? Почему вы должны расхлебывать последствия?
— Если честно, — по ее губам скользнула тень улыбки, — у мистера Хильдербранда визгливый голос, а на пленке он звучит еще хуже. К тому же вот уже шесть недель он целыми днями дежурит в больнице у жены — ему и без жалоб приходится несладко. Так что я пытаюсь не тревожить его и разбираться самостоятельно.
— Как вас зовут?
— Кэрол.
— Кэрол, у вас благородное сердце.
— Спасибо, — у нее в глазах снова заблестели слезы. Она смущенно пожала плечами, вытерла слезы скомканным бумажным платком, который все это время сжимала в руках, а потом неловко улыбнулась.
— Можно одолжить у вас бумагу и ручку? Я хотел бы оставить мистеру Хильдербранду записку.
— Конечно, — она засуетилась, обрадовавшись хоть какому-то занятию. Все приятнее, чем лить слезы перед незнакомцем.
— Собираюсь предложить мистеру Хильдербранду, чтобы чтобы не огорашивал утренними звонками, а напечатал все симптомы рака на листовках и вложил их как закладки в Библии — они ведь есть в каждом номере, — объяснил я. — Получится и диагностика, и утешение в одном флаконе. Можно, например, сунуть их между страниц в Книге Иова.
Кэрол нерешительно подтолкнула ко мне шариковую ручку и ярко-зеленый листок бумаги. Я не понимал, почему она колеблется, пока девушка сама не рассказала:
— Доктор Гасс, у нас в номерах нет Библий. Мистер Хильдербранд запретил. Говорит, что это может оскорбить представителей других конфессий… не все же христиане.
— А разве не оскорбительно будить гостей, независимо от их религиозных убеждений, детальным описанием симптомов рака прямой кишки? — поинтересовался я, снова теряя терпение.
— Очевидно, мистер Хильдербранд считает иначе, — я заметил, что в ее голосе появилась неуступчивая холодность. Разговор со мной начал ее утомлять.
Я взял ручку и застрочил: «Дорогой мистер Хильдербранд», — а что дальше? Последний час меня переполняла смесь презрения к самому себе и ложного ощущения силы — так обычно бывает с теми, кто только что обратился в веру. Они горят рвением, в них бурлит неутоленное чувство справедливости, однако все это быстро угасает. Ручка в моих пальцах дрогнула, и я отложил ее в сторонку.
— Даже не знаю, что и сказать, — признался я Кэрол. — Совсем ничего не соображаю из-за этого чертова гриппа. — Мне вдруг захотелось уткнуться лицом в ее грудь и зарыдать.
— Ральф — он здесь работает в ночную смену — сказал, что вчера вы выглядели неважно.
— Да я был просто зомби!
— Надеюсь, вскоре вам полегчает, доктор Гасс. И еще надеюсь, что вы больше не станете обижаться на нас из-за утреннего звонка. — Снова та же профессиональная бодрая маска вместо истинного лица. Она захлопнулась в своей скорлупе. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать ее примеру.
— Спасибо, я тоже надеюсь на скорое выздоровление. Теперь я понимаю, откуда вы знаете мое имя — вам сказал ночной сменщик.
— Ральф был озабочен. Сказал: если постоялец не выйдет из номера до пересменки, зайди и посмотри, как он там… Звучит не очень красиво, как будто он переживал из-за своевременной оплаты, но на самом деле он действительно за вас беспокоился.
— И как же он выразился? «Посмотри, как там тот парень? Кстати, в случае чего я смогу его забальзамировать!»
Она захихикала.
— Нет, сказал только, что у вас больной и усталый вид. И еще, что у вас заметная шляпа.
— Значит, ему понравилась моя шляпа? — я вскинул руку и поправил свой головной убор.
— По его словам, вы спросили, понимает ли он вашу шляпу.
— Я действительно паршиво себя чувствовал. Температура зашкаливала. Видимо, я бредил. Честно говоря, даже не помню, что разговаривал с ним.
— Доктор Гасс, а вы в самом деле не расстаетесь с этой шляпой, чтобы богам было проще разглядеть вас с небес?
— Я так сказал?
— Если верить Ральфу, да. По-моему, он так и не понял, что у вас лихорадка. Он решил, что вы слегка с приветом.
— Вполне его понимаю, — нервно усмехнулся я, — я сам виноват, нечего было нести всякую чепуху. Хотя, может, Ральф просто не верит, что боги следят за каждым нашим шагом. Не исключено, что он прав.
— А-а, — протянула Кэрол. Теперь и она тоже занервничала. — А можно я кое о чем вас спрошу? Вы доктор чего? Ральф решил, что вы не врач, тогда я предположила, что вы, должно быть, преподаете.
— Обе версии ошибочны, хотя вы, Кэрол, ближе к истине. Я доктор богословия. Выполняю миссионерскую работу для Пресветлой Твердокаменной Церкви Святого Освобождения.
— В наших местах много методистов, — кивнула Кэрол.
— Это совершенно новая церковь, — объяснил я, — она придает особое значение Святому Духу, воплощенному в любви и музыке. Кстати, вы напомнили мне, что я давно уже должен был отправиться по делам. Был очень рад познакомиться, Кэрол. Надеюсь, наши пути еще пересекутся. Удачи! — И я вышел с ощущением, что мне таки удалось достойно завершить свой рассказ и элегантно обставить отбытие.
На стоянке от моих напыщенности и самодовольства не осталось и следа: я никак не мог отыскать «кадиллак». Ключи лежали в кармане, не хватало только машины. Я зашел с другой стороны. Тачки нет. Тогда я обошел вокруг мотеля, ежась от холода и пребывая на грани обморока. Нет как нет. Ни тачки, ни малейшего представления о том, где я ее оставил.
Стараясь не поддаваться панике, я вернулся в мотель. Кэрол поглядела на меня с удивлением.
— Не могу найти свою машину, — объявил я с кривой улыбкой, больше напоминавшей гримасу.
Она охнула и прикрыла рот рукой.
— Ой, извините! Я должна была сказать вам, ведь Ральф меня предупредил… но я была так поглощена разговором… ох, мне очень жаль. Машина припаркована возле ресторана, то есть блинной, это совсем рядом, — она махнула рукой, показывая, где именно.
— Не помню, чтобы я оставлял ее там… — ляпнул я, и тут же почувствовал себя неисправимым идиотом. Ну кто меня за язык тянул? Все и так понятно, без моего лепета.
— Со слов Ральфа, вы вчера очень расстроились.
— А он не сказал, из-за чего? — Я не был уверен, что хочу услышать ответ.
— Потому что неоновые буквы на вывеске были одного цвета с вашей шляпой, — сказала Кэрол.
Да, спрашивать определенно не стоило.
— Что поделаешь, жар, — я сокрушенно покачал головой. — Должно быть, я заговаривался.
— Не знаю, правда ли это, но Ральф утверждал, что они там, в блинной, чуть не вызвали полицию.
— В самом деле?
— Вы грозились сорвать вывеску голыми руками.
— Правда? Странно, вообще-то я люблю этот цвет.
— Нет, вы хотели сорвать ее, потому что это не рай.
— Что-что? — переспросил я. Мне не хватало амфетаминов, без них я безбожно тупил и не поспевал за ходом беседы.
Кэрол оробела от моего резкого тона.
— Я знаю только то, что мне рассказывал Ральф…
— И что же он рассказывал?
— Он сказал, вы огорчились, что блинная — это не рай. На вывеске написано, что рай, а на самом деле нет. А раз это враки, воскликнули вы, то нельзя оскорблять честный цвет вашей шляпы, используя его в лживой рекламе.
— Да, пожалуй, это в моем стиле. Жаль, я ничего этого не помню.
— И правда забавно, — улыбнулась Кэрол, в ее красивых карих глазах загорелись веселые огоньки. — Мне всегда казалось, что «Блинный рай» — глупое название. Заведение принадлежит бывшему партнеру мистера Хильдербранда, мистеру Грейнджеру. Они вместе купили мотель и ресторан, но так и не сработались — в основном потому, что Грейнджер настоящее ничтожество — и в конце концов разделили бизнес. Теперь, когда рестораном заправляет один Грейнджер, дела там идут неважно. Его никогда нет на месте. Он больше бегает за юбками. Возомнил себя бог знает кем. Вечно заглядывает сюда и приглашает на свидание или выпить, а ведь он женат.
— Но хоть блины-то у них вкусные?
— Буэ-э! — она изобразила, будто ее тошнит, и захихикала.
Мне нравился ее смех.
— Что ж, если это не рай, если еда у них паршивая, а мистер Грейнджер — бабник и гад, то почему бы нам не пойти туда прямо сейчас и общими усилиями не содрать эту вывеску? Во имя борьбы за правду, справедливость, красоту и здоровую пишу. А потом мне останется уладить одно маленькое дельце, и мы сбежим в Бразилию.
Она не выглядела шокированной или оскорбленной, просто поглядела на меня и покачала головой.
— Вы, конечно, можете отказаться…
— Доктор Гасс, боюсь, я вынуждена отказаться.
— Кто же вас вынуждает?
— У меня здесь работа. И дом. К тому же, я вас совсем не знаю.
Этот тройной залп логики сразил меня наповал.
— Вы правы. Вы должны были отказаться, иначе и быть не могло. Наверное, я знал это с самого начала, потому и спросил. Не обижайтесь, это комплимент. Кто знает, может, когда-нибудь в будущем, при иных обстоятельствах… — Кажется, эффектные уходы уже становятся моей специальностью.
