Кауи Хеммингс - Потомки

— Видел, — говорю я.

Сид смотрит мне в глаза:

— Не понимаю, почему нельзя просто взять и сказать, какими лекарствами лечится эта болезнь. Отвратительные мультяшки. Просто скажите, что чем лечить.

Сид снова отворачивается к экрану, и я ухожу, оставив его одного в темной комнате.

39

Доктор Джонстон входит в палату, а следом за ним еще один врач, который при виде девочек улыбается, и мне от его улыбки становится жутко. Вчера, уходя из больницы, я попросил доктора Джонстона помочь. Как объяснить младшей дочери, что надеяться не на что?

— Хочешь сказать, она до сих пор не понимает? — спросил он.

— Понимает, — быстро ответил я и вспомнил, как Скотти целовала мать и как мне показалось, что она пытается вдохнуть в нее жизнь. — Но она все равно думает, что шанс есть. Даже когда я все объяснил. Понимаешь, у Джоани дернулась рука. И теперь я не знаю, что делать.

Доктор сидел за письменным столом, стараясь на меня не смотреть, словно я что-то сделал не так. Он явно на меня сердился. Я даже, смирив гордыню, рассказал ему о морских ежах и о португальских корабликах, но, конечно, не о порнофильмах Рины и не о спектакле в ванной. Он сказал, что поговорит с моими девочками и, кроме того, пригласит на консультацию одного хорошего детского психолога.

У психолога тяжелые веки, уголки губ слегка улыбаются. У него такой вид, словно он нюхнул дури. У него загорелое веснушчатое лицо и мягкие черты лица, так что прицепиться особенно не к чему.

Сид сидит у окна и листает журнал. На обложке — девица в коротком красном платье лежит изогнувшись на капоте «мустанга».

— Познакомьтесь, это доктор Джерард, — говорит доктор Джонстон.

— Всем привет! — говорит доктор Джерард, цепким взглядом окинув каждого из нас. — Ты, наверное, Скотти.

Говорит он едва слышно. Он протягивает Скотти руку, та протягивает ему свою, но доктор не трясет ее руку. Он слегка ее сжимает и накрывает второй рукой. Скотти хочет высвободиться, но доктор ее удерживает.

— А это Алекс, — говорит он, отпускает Скотти и подходит к Алекс.

— Привет. — Алекс горячо трясет его руку.

Мне доктор слегка кланяется. Из кармана у него торчит ручка, к которой привязан маленький резиновый осьминог. Заметив, что я разглядываю игрушку, доктор делает вид, что хочет швырнуть ее в меня, после чего бросает осьминога мне под ноги. Ударившись об пол, осьминожек начинает светиться.

— Вот он у меня какой, — говорит доктор.

Скотти нагибается и поднимает игрушку.

— Моя дурацкая игрушка, — добавляет доктор Джерард.

Скотти оттягивает щупальце осьминожка и отпускает. Щупальце «стреляет» обратно.

— Забавное существо, — говорит доктор. — Столько защитных механизмов! Разумеется, чернильный мешок. Уверен, вы знаете про чернильный мешок. Осьминог выпускает чернильное облако, когда ему нужно скрыться от хищника.

Доктор Джонстон стоит уставившись в пол. Сид бросает на нас взгляд поверх журнала, затем вновь опускает голову.

— Еще осьминоги умеют, скрываясь от хищника, менять свой цвет. Некоторые выделяют яд, другие принимают вид какой-нибудь более опасной твари, скажем угря. Наверное, я ношу его с собой, чтобы не забывать о защитных механизмах людей, — у нас тоже есть наш чернильный мешок, и яд, и способность к мимикрии.

Доктор пожимает плечами с таким видом, словно эта мысль только что пришла ему в голову.

— Сегодня здесь лекция про осьминогов? — интересуется Сид. — А кино покажут?

Я пытаюсь сдержать улыбку; я благодарен Сиду за то, что он с нами. На его лице — выражение скрытой гордости, и я знаю, что оно появилось из-за моей улыбки, из-за моего одобрения.

— Ты прав, — говорит доктор Джерард. — Что-то я разговорился. — Он прижимает руки к груди. — Видите ли, девочки, я пришел сюда познакомиться с вами. Я так много о вас слышал, что просто умираю от желания с вами поговорить, если вы не против.

— Что вы о нас слышали? — спрашивает Скотти.

Доктор подпирает щеку кулаком и продолжает говорить спокойным, обыкновенным голосом:

— Например, что ты любишь океан, музыку и что ты удивительная и талантливая девочка.

Скотти задумывается.

— А еще я слышал, что твоей маме стало хуже, что она умирает.

Девочки смотрят на меня, а я смотрю на доктора Джонстона. Все так, все правда, но мне не по себе от этих слов. Можно ли сформулировать точнее?

— Тебе, конечно, сейчас тяжело, — говорит доктор. — Вот я и пришел познакомиться с тобой и сказать, что, если ты захочешь со мной поговорить, я с большим удовольствием помогу тебе разобраться в настоящем, отбросив наши дурацкие защитные механизмы. Я хотел бы помочь тебе пережить это трудное время, хотел бы помочь тебе жить. Не просто жить дальше, а двигаться вперед.

— О’кей, — говорит доктор Джонстон. — Спасибо, доктор Джерард.

Скотти протягивает ему осьминога. Он вновь пожимает ей руку:

— Спасибо.

В дверях доктор Джерард оборачивается и машет рукой Алекс, которая молча смотрит на него, явно считая чем-то вроде осьминога — существом без скелета и без мозгов:

— Что это было? — спрашивает она, когда за доктором закрывается дверь.

Доктор Джонстон смотрит на нас виновато, но не может признать неудачу. Он не может осуждать коллегу.

— Ну да, доктор Джерард любит поговорить.

— Точно. Познания из жизни головоногих, достойные ученой степени, — говорит Сид. — Ему бы на фестивале в Вудстоке выступать, ей-богу.

— Да-да, — говорит доктор Джонстон и оглядывается в поисках стула. Он колеблется, но я киваю, и он садится. — Как дела?

Алекс сидит на краю постели. У Джоани в лице ни кровинки, губы сухие и бледные. Она дышит неровно, словно ей снится страшный сон. Сейчас она похожа на старуху. Я притягиваю к себе Скотти, надеясь, что она меня простила за то, как я подвел ее к Джоани. Скотти прижимается ко мне.

— Когда он беседует с пациентом один на один, он совсем другой, — говорит доктор Джонстон. — Это была вступительная речь. Не обращайте внимания.

— А мне он понравился, — говорит Скотти.

— Вот и хорошо. — Я провожу руками по ее плечам. — Мы назначим день, когда вы с ним побеседуете, согласна?

Я бросаю взгляд на Сида и Алекс, давая им понять, чтобы молчали.

— Ну ладно, — говорит доктор Джонстон. — А теперь и я хочу с вами поговорить. Если у вас есть вопросы, спрашивайте, я отвечу.

Я чувствую, что Скотти учащенно задышала.

— Мама в самом деле умрет? — спрашивает она.

К моему удивлению, доктор Джонстон спокойно отвечает:

— Да. Мы делаем в точности то, о чем просила твоя мама. Мы прекращаем поддерживать в ней жизнь искусственно. — Он смотрит на Джоани и как будто о чем-то раздумывает. — Мы сделали все, что было в наших силах, но оказалось, что пострадали самые важные жизненные органы. Они отказывают. Или уже отказали.

Доктор смотрит на меня, ожидая одобрения. Я не знаю, что сказать.

— Я и еще один врач пришли к выводу, что она находится в состоянии запредельной комы[49]. С того момента, как мы поставили этот диагноз, вступает в силу ее завещание о жизни, где она просит прекратить любое лечение и не продлевать ей жизнь с помощью каких бы то ни было искусственных средств.

— Так будет лучше, Скотти, — говорит Алекс. — Для нее лучше.

— Я знаю, — отвечает Скотти. — Я все знаю. — Я чувствую, как напряглось ее тело под моей рукой. — У нее отказал мозг.

— Скотти, я хочу, чтобы ты поняла, — говорит доктор Джонстон. — И ты, Алекс. Речь не о том, что мы не хотим помогать вашей маме, речь о том, что мы не в силах ей помочь. Моя работа — лечить людей, но вашу маму уже не вылечить.

— Вы все поняли? — спрашиваю я дочерей.

— Да, — отвечает Алекс.

— Да, — отвечает Скотти.

— Она не хотела, чтобы мы поддерживали в ней жизнь в таком состоянии. Даже если бы она вышла из комы, что маловероятно…

— …то превратилась бы в растение, — говорит Скотти.

— Ей не нужна такая жизнь, — говорю я.

— Я все это знаю!

— Сейчас ваша мама получает большие дозы морфина, так что она не чувствует боли, но больше мы ничем не можем помочь.

Мы просто ждем, когда она умрет.

— Еще вопросы есть?

Алекс качает головой.

— А что будет с ее телом? — спрашивает Скотти.

Доктор Джонстон кивает мне, и я понимаю, что на этот вопрос должен ответить я. Я крепко обнимаю Скотти за плечи. Как сказать ей, что тело ее матери будет кремировано и превратится в серый пепел? Что когда-нибудь и с нами произойдет то же самое?

— Мы развеем ее пепел над океаном, — говорю я.

Скотти на секунду задерживает дыхание.

— Мама когда умрет? — спрашивает она.

Доктор едва не пускается в длинные рассуждения, но вовремя останавливается.