Дженнифер Кауфман - Любовница Фрейда
— Я виню себя в том, что позволил ему эту операцию. После того как Вильгельм вернулся в Берлин, семья девушки сообщила мне, что она сильно мучается. Я осмотрел ее — гной и кровь медленно сочились сквозь бинты, и пахло, как от инфицированной раны. Я предположил, что началось заражение.
— О боже! — воскликнула Минна, испытывая, однако, извращенное удовольствие — нет, не от мучений бедной девушки, но от глупости Флисса.
— Я немедленно вызвал специалиста. Он лишь раз взглянул на пациентку и сразу вскрыл рану. И знаешь, что он нашел там?
— Что?
— Нитки. В ее носовой полости были нитки от марлевого тампона, который он оставил в ране. Хирург сказал, что было сложно вычистить это безобразие, Вильгельм шел вразрез со всей общепринятой практикой и, вероятно, убил девушку.
— Сочувствую, — произнесла Минна, смакуя возмездие. Флисс — полный идиот, и Зигмунд должен понимать это.
— Катастрофа! Мне даже снятся кошмары про бедную девушку. Сядь, я хочу, чтобы ты услышала, — сказал он. Куда только девались его формальность и равнодушие?
Минна села на краешек дивана, не отрывая взгляда от Зигмунда. Она шла по краю его жизни и снова стала его наперсницей.
— В моем сне я нахожусь на вечеринке в большом зале. Одна из гостей — женщина по имени Ирма, которая, понятное дело, Эмма. Я отвожу ее в сторону отчитать за то, что она не последовала моей медицинской рекомендации. Она утверждает, что боли не исчезли, даже стали сильнее, и я волнуюсь из-за того, что, возможно, упустил что-то. Потом я исследую ее горло, оно покрыто сероватыми струпьями. Многие мои коллеги тоже на вечеринке, включая Брейера и детского педиатра Оскара Ри. Тот, как оказывается, ввел девушке нестерильную инъекцию триметиламина. В моем сне единственный из моих друзей, который может быть полезен, это доктор Флисс, и он уверяет меня, что я не ошибся.
Минна сначала воздерживалась от замечаний. Было очевидно, что Зигмунд пытается убедить себя, будто его любимый Флисс не виноват. Но его настойчивая уверенность, что Флисс не ошибся, изумила ее.
— Во всем виноват Вильгельм, — возразила Минна. — И, по правде говоря, не могу понять, почему ты не признаешь это. Врач оставил марлю в ране и зашил ее.
— Это не вполне справедливо, — произнес Зигмунд. — Мне не следовало убеждать Вильгельма проводить операцию здесь, в Вене, где он не мог следить за результатами.
Минна не хотела спорить. Рано или поздно Зигмунд поймет, что Флисс некомпетентен. Она продолжала наблюдать, как Фрейд вышагивает по комнате, и слушала, как он анализирует сон. Данный случай потряс его. Ее жалобы сейчас казались незначительными. И в любом случае он здесь, рядом с ней, доверяя ей сокровенное — разве не этого она хотела, в конце концов?
Глава 37
В ту ночь Минна прекрасно спала. Фиаско Флисса стало тем самым добром, без которого не бывает худа. Или это ей так хотелось думать? Теперь, когда репутация этого человека померкла, Минна надеялась вернуть свое прежнее привилегированное положение наперсницы Фрейда, его возлюбленной… или даже музы.
Но Фрейд вернулся к прежней резкой манере обращения и жесткому графику. Он молча пролетал мимо Минны по коридору, избегал обедать дома, не участвовал в общих разговорах. Но хуже всего было то, что он больше не смотрел на нее, удостаивая лишь мимолетными холодными взглядами.
Вскоре Минна заметила, что чем больше она расстраивается из-за своей отверженности, тем веселее становится Марта. Сестра энергично взялась за все свои обязанности. Ее мудрый взгляд излучал независимость и, как ни странно, оптимизм. Марта вдруг превратилась в «счастливую женушку», а Минна оказалась совершенно потерянной.
— Минночка, сегодня замечательный денек. Наверное, я схожу на Тандельмаркт, а после загляну к цветочнику. Хризантемы в этом сезоне — просто загляденье, правда? — говорила Марта, порхая по комнате.
— И стоят недешево, — ответила Минна, не слишком тонко намекая на отношение Зигмунда к тому, что Марта тратит деньги на цветы.
— Господи, да не принимай ты это близко к сердцу, все не так ужасно. Сбегай, пожалуйста, к мяснику, я попросила его отложить для нас говяжью заднюю часть на риндфляйш [35], а на обратном пути купи сыру и хлеба.
Минна была далеко не в восторге от новых поручений, однако решительно выдернула из шкафа в передней первую попавшуюся шаль. Она не поправила прическу, даже не взглянула в зеркало, ей было безразлично, как она выглядит, отправляясь на рынок. Минна обошла несколько лавочек и магазинов, размышляя о том, как приятно выбраться из дома, но вот сил у нее, похоже, не так много.
На обратном пути настроение улучшилось, и она заметила, что шпили церквей вдалеке увенчаны сверкающими нимбами солнечного света. И вот, несмотря на тяжелые кошелки, Минна решила прогуляться и двинулась через Пратер, по дорожке, которая вела в их квартал. Там-то она и наткнулась на Зигмунда. Он шел неспешно об руку с элегантной дамой, закутанной в пелерину из горностая. Шелковый зонтик покачивался у дамы над головой.
Пара была поглощена беседой, их головы сблизились, она невзначай смахнула листок с плеча Зигмунда, и ее рука на мгновение задержалась на его руке.
Минна застыла, очарованная зрелищем, она расслышала, как он фыркнул. Женщина прощебетала в ответ что-то неразборчивое. Пара медленно приближалась, Минна усилием воли пыталась сохранить хладнокровие. Затем подхватила свертки поудобнее и огляделась в поисках пути к отступлению, надеясь скрыться незамеченной.
— Минна? Какими судьбами? — удивился Фрейд, заметив ее. — Ты ходила за покупками?
Возникла неловкая пауза, он ждал, что Минна скажет что-нибудь, но она словно вросла в землю, и все мысли вылетели из головы. Спутница Фрейда лучезарно улыбнулась, и Минна мрачно отметила ее красивый румянец, высокий лоб, великолепные белые зубы, чувственные формы. Волосы дамы были затейливо уложены в прическу в греческом стиле, мягкие локоны обрамляли лицо. Она была немолода, но все еще восхитительна.
— Вы из домочадцев Фрейда, дорогая? — спросила она.
— Да, — ответила Минна, оправляя свою худую шерстяную шаль в ожидании, что Зигмунд их представит, но он молчал.
Она стояла, сконфуженная, словно девушка, в танцевальном списке которой ни единого кавалера.
— Чудесный денек, не правда ли? — добавила дама.
Минна кивнула, руки нервно сжимали свертки, сдерживаясь усилием воли, чтобы не опуститься до банального бегства, словно в какой-то дешевой комедии.
— Ну что ж, тогда увидимся дома, — произнес Зигмунд, беря даму под руку, и они удалились в противоположном направлении.
«Кто она такая?» — думала Минна, стараясь идти, не опуская головы. Но к тому времени, как она добралась до квартиры, ее уже трясло от негодования. Снова он обращается с ней, как с прислугой! Она не заслуживает быть представленной. Кто эта чертовка?
В доме стояла тишина. Младшие дети были с гувернанткой, а Мартин — в школе, поэтому Минна решила занести продукты в кухню и опять уйти на улицу. Она привела себя в порядок, оглядела свое печальное лицо, чуточку припудрилась, причесалась и уложила волосы. Одно она знала точно — ноги ее тут не будет, когда Зигмунд заявится сюда с этой женщиной.
Но ничего не получилось. Когда Минна вернулась, то уловила знакомый аромат дорогих духов, смешанный с сигарным дымом. Не в силах совладать с собой… Минна двинулась к кабинету Фрейда. Она остановилась в дверях, держа в руках пальто и шляпу. Дама восседала на кушетке, а горничная подавала ей чай в сверкающем серебряном сервизе Марты. Зигмунд стоял перед ней со своей новой антикварной находкой в руках. Когда в последний раз кто-то бывал у него в кабинете в эти часы? Прежде Минна не видела, чтобы он кого-то угощал чаем.
— Это мой магический амулет. Древние египтяне верили, что его обладатель, предположительно, наделялся сверхъестественными способностями, — произнес Фрейд, поднося статуэтку к свету, чтобы гостья увидела, как солнечные лучи играют в изгибах бронзового тела.
«Что он делает? Повторяет отрепетированную роль?» — думала Минна. Ведь то же самое — слово в слово — он говорил и ей. Но не поил чаем с сахарным печеньем.
Откинув голову, женщина не сводила с него глаз, деликатно поднося чашку к губам. Юбки у нее были в причудливых плиссированных рюшах, а перчатки оторочены жемчужинами. Раньше Минна не заметила этих маленьких штрихов, свидетельствующих об аристократизме гостьи.
— Восхитительно, правда? Мой антиквар горы свернул, чтобы добыть ее.
С невинным видом Минна вошла в комнату, на ходу придумывая предлог. Зигмунд посмотрел на нее с выражением боли на лице.
— О, мы снова встретились, — сказала она. — Я Минна Бернайс. Сестра Марты.
В огромных прекрасных глазах дамы отразилось удивление.
