Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2004)
— Конечно. Иногда меня сам Господь выводил из переделок. Я однажды чудом не попал под поезд. Или я в Хиве шел с художником Пятницким, вдруг я замертво упал на землю — перед этим у меня была смертная тоска, — а потом через некоторое время встал и смотрю — у меня на сердце, чуть правее, огромный синяк... И старец мне говорил, что Бог пока не хочет моей смерти. Только я устал ужасно, потому что начал очень рано жить и болел сильно. Я лежу на диване и вспоминаю, как я путешествовал, моих друзей, людей, с которыми я встречался, охоту, как медведя убивал, Заполярье. Между прочим, когда вспоминаешь пустыню или степь, то там все ярко, каждый куст, каждое явление яркое... Очень плохо, когда человеку нечего вспоминать.
В русском жанре-27
Продолжение цикла Сергея Боровикова, в последние годы публикуемого в «Новом мире», а также в других журналах и отдельных изданиях. См., например, предыдущий номер нашего журнала.
“...Эти вопросы были легки, но не были вопросы” (Герцен, “Былое и думы”).
“Они (женщины. — С. Б. ) мучат для того... как бы это сказать... а мысль совершенно оригинальная... для того, чтобы вперед вознаграждать себя за те права, которые они потом теряют” (Александр Островский).
“Герой. Как женщина, так на твердых губах у него и у нее сладость, надежда, игра, робость, и конец — юбки, безобразие, мокрота, мерзость, стыд” (Л. Толстой, Зап. кн., 2 июня 1877).
Эпиграф ко всему, что у Бунина о любви: “Неужели неизвестно, что есть странное свойство всякой сильной и вообще не совсем обычной любви даже как бы избегать брака?” (“Дело корнета Елагина”).
“Эти бутончики года по два своей юности о-ча-ро-вательны, даже по три... ну а там расплываются навеки... производя в своих мужьях тот печальный ин-диф-фе-рентизм, который столь способствует развитию женского вопроса... если только я правильно понимаю этот вопрос...” (Ф. М. Достоевский, “Бесы”).
“Я ведь сейчас — всего за полчаса — полицеймейстершу голую видел в купальне. Я очень давно ее посмотреть собирался и двадцать раз говорил купальщику Титу: проверни ты мне, Тит милосердный, для меня щелочку в тот нумер. Он, дурак, все начальства боялся; но я полицейскому солдату, что у будки на часах стоит, это поручил, он и провернул, и прекрасно, каналья, провернул: сделал, знаешь, этакую щелочку и вставной сучок... Немец бы этого ни за что не сделал” (Лесков, “Расточитель”). Это городской голова, тридцатилетний просвещенный купец приятелю рассказывает.
Джулиан Инглиш (Джон О. Хара, “Свидание в Самарре”), узнав, что его приятель ненавидит его, начинает искать в себе самом, когда же он изменился так, что его стали ненавидеть? “В последний раз перемена в нем произошла, когда он обнаружил, что он, Джулиан Инглиш, хотя сам по привычке продолжал считать себя по-детски цельным, любопытным и пугливым, внезапно обрел власть над собственными чувствами: стал способен управлять собой и пользоваться этой способностью, чтобы доставлять удовольствие и радость женщине”.
То, что Бог знает где и когда живший вымышленный американец все свел к этому самообладанию, — ответ мне на нередко поражавшую меня ненависть других мужчин ко мне без видимых мною оснований. И именно она возникла, когда я, как теперь вижу, похолодев, “обрел власть”.
Паратов—Кторов у Протазанова, чтобы Лариса могла, не промочив ног, сесть в коляску, швыряет в весеннюю лужу свою роскошную шубу, по которой Лариса в туфельках переходит к коляске.
Паратов—Михалков у Рязанова с тою же целью (но на дворе осень), натужась, как цирковой атлет, поднимает задок коляски и переносит ее к тротуару.
У Островского эпизода с коляской нет вовсе, да и действие “Бесприданницы” происходит не весною и не осенью, а летом. Яков Протазанов придумал его в ряду других кинематографических ходов своей экранизации. Рязанов же отталкивался не от Островского, а от Протазанова. Но если Паратов Протазанова—Кторова был блестящим, пусть и фатоватым, барином, то у Рязанова—Михалкова он предстал ломовым извозчиком.
Женщина чем-то особенно нравится, притягивает, потом понимаешь: беременная.
Там, где сильный человек совершает решительный поступок, слабый — дикий.
Чтобы быть плохим человеком, нужна смелость. Надо не бояться мнения о себе как о плохом человеке. Чтобы быть хорошим человеком, нужны усилия. Надо не расслабляться ни на миг, чтобы быть хорошим человеком.
У большинства нет ни смелости, ни упорства, поэтому большинство — не плохие и не хорошие люди, а совершающие плохие или хорошие поступки в зависимости от обстоятельств.
17.2.1998.
Я слишком не молод, чтобы хвататься за первую попавшуюся юбку, и недостаточно стар, чтобы в каждой юбке видеть последнюю.
Самый некрасивый возраст у мужчин — вокруг 50. Уже не мужчина, еще не старик. Посмотрите на фото известных людей в этом возрасте — проверьте.
Любовь и похоть. Вечный спор: слитно или порознь.
Мое знание говорит, что настоящая похоть, а стало быть, и потенция, не только несоединима с любовью, но и невозможна в любви. Я никогда не верил пафосу “Темных аллей” о любви как солнечном ударе (помню, что одноименный рассказ формально не входит в цикл), в то, что “после”: “Он поцеловал ее холодную ручку с той любовью, что остается где-то в сердце на всю жизнь...” (“Визитные карточки”).
Говорить о плотской любви как о духовной невозможно, глубже всех об этом сказал Толстой в “Крейцеровой сонате”. Не стоит, однако, ставить плотскую любовь “ниже” духовной. Это, знаете ли, как-то, знаете ли, неправильно.
Потенция есть проявление похоти, но не любви. Осознание похоти в человеке неотделимо от сознания греха.
Любовь неотделима от самоотверженности, плотская любовь — напротив.
Общеизвестно, что у супругов, прежде всего мужа, с годами притупляется половое влечение, что обычно объясняют привычкой, привыканием. Я возражу: всем известны многолетние не разрушаемые временем и привычкой внесупружеские половые связи. В семье же, если там все в порядке, год от года крепнет любовь и уважение супругов друг к другу, в которой все меньше остается места для проявлений похоти, которая непременно сопровождается разноуровневыми прихотями, разнузданностью, даже насилием и прочая, без чего самая похоть умрет и исчезнет потенция.
Чем более и долее любит муж жену, тем менее он может видеть возможность проделывания того, чего не может не диктовать ему плоть и фантазия, без которой опять-таки половой акт невозможен или почти невозможен.
То, что Любовь Дмитриевна “гуляла” от Блока, а Лиля Брик — от Маяковского, говорит не о том, что тот и другой были столь уж слабы, а о том, что безмерно любили своих жен. (Эльза Триоле вспоминала, чем им с сестрою не нравился в постели Володя: он был для них недостаточно похабен. Убедительно, но это не означает, что не мог быть похабен в других постелях.) От Сергея Есенина женщины не бегали (напротив, за ним, а он от них) по одной простой причине: он никогда их, да и никого не любил, ему в высшей степени была присуща тоска по невозможному, по недостижимому, по идеалу, по несбывшемуся, но реальных баб он просто презирал, ни во что не ставил и вытворял с ними все, что заблагорассудится.
Совсем грубо сформулировать можно так:
если в женщине видеть человека, да еще себе равного, то никакой половой акт в принципе невозможен.
Это — с точки зрения мужчины, однако сильно подозреваю, что примерно то же — с женской.
Возможно, всему причиною христианская этика?
Любая женщина — сзади — беззащитна.
Поэтому и обычные мужские взгляды вослед не столько похотливы или оценивают фигуру, сколько подтверждают — вот, мол, кто ты.
Он так ловко и крепко ввинтил ей прямо на балконе, что она только удивленно и блаженно поохивала, подняв голову к полной луне, тающей белым обливным светом.
Саратовский цирк, март 1988.
Гвоздь программы — второе отделение: Виктор Тихонов с тиграми. Старый господин в бордовом пиджаке, красных брюках, с выправкой, но животом, из-за кушака торчит револьвер. Гвоздь гвоздя — уникальный, единственый в мире трюк: тигр на мотоцикле. Выкатили “Урал”, где поверх руля приделана обмотанная перекладина, завели, тигр, морщась от отвращения (выхлопной дым в морду), забрался и покатил...
