Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта
Господь!.. лучше бы я утонул тогда, чем ныне увидел сие…
Иль это загробные пути, края?..
Русь иль ты загробная замогильная адова земля отчина страна?..
О Господи!..
И что я прибит прикован пригвожден языком своим к земле этой? к народу этому, аки забытыя корова привязанная к железному колу и одиноко мычащая в ненастном брошенном поле?..
О Господь!..
Что не дал мне певуну иной язык? иной народ?..
…Поэт скорбел в травах и шептал, как дождливые травы…
Но древний китаец Лао Цзы ты говоришь: «Когда гибнет вера — появляются истинно верующие»…
Когда гибнет народ — появляются истинные его певцы!..
О Чехов Толстой Достоевский! и иные певцы святой Руси!
Великие!..
Как мало пели вы во славу живой лучезарной росной всепетой Девы Руси!..
Как мало сотворили Божьей красоты!..
И вы тоже рушили шатали Её и Храм безвинный Ея…
И вы тоже были короедами Древа Её…
А пели вы при живой Руси, а я пою при гробе Её…
Ей, ей!..
…О русская родниковая чистодонная вековая река речь!
Иль станешь усохшим руслом?..
Усопшей латынью?..
Ядоносным заливом?..
О Боже!..
Но на умирающем языке умирающего народа я скажу Золотую Книгу Руси…
И на развалинах Руси я скажу вечные осиянные Слова?..
И для того погибла Русь, чтоб Книга родилась?..
И народы тленны, а Книги вечны?..
И для того не распустились не расцвели миллионы удавленных убиенных душ, чтоб возгорелась вознеслась Одна?..
И когда исходит народ — тогда восходит пророк?
..Ай Господи!..
Да что я?..
Я б любую Книгу любое Откровенье за невинную обломанную ветвь-длань жасмина в землю навек закопал…
Да!..
Я б зажег спалил любую книгу чтоб согреть в дожде заблудшего бездомного безродного увечного трехногого скулящего брата современника моего по плоти страждущего щенка…
..Русь!..
Я и до смерти и по смерти люблю люблю люблю Тя!
И во славу Тебя песнь недопетая удавленная заживо моя…
Да!..
…И тут соткалась сотворилась пошла над полем вечерняя дымчатая пряжа мга мгла.
И тут пошел над полем туман…
И тут ливень темным бездонным стал…
И тут увидел Тимур-Тимофей, что он заблудился в поле в диких несметных хищных травах…
И потерял невесту свою Марию-Динарию в ливне…
И стал звать её в глухих травах и метаться расползаться в поле темнеющем скользком вязком топком…
И метался скитался он в лесу трав и искал звал невесту свою, но не было её…
И голос его был мал в сонном вселенском всерусском вселивне ливне ливне…
И тогда древний дряхлый живучий вековой русский рабский озноб страх неоглядный взял его в темном поле…
И стал он шептать как в детстве своем в кривой святой железной кроватке своей сокровенной:
— Мама! мама! мааа…
Мама Анастасия! где ты? куда ушла? мама…
И он звал мать свою загробную, словно она рядом была…
…А она была рядом, да не знал он…
Сказано древним мудрецом: Матери не умирают…
И тут в тумане явился имперский адов лазерный прожектор с тысячесильной линзой…
И слепящий палящий адов луч столп бельмо огнь уставился уперся в Тимура-Тимофея, как в беглого щуплого зайца (поэт, ты заяц дрожащий в лучах прожекторах вавилонской Империи).
И в этом снопе огненном луче все умирало…
И дождь в луче высыхал испарялся…
И в дожде от луча брешь огненная просека стала зияла дымилась металась…
И одежда на Тимуре-Тимофее стала сыро тлеть, гореть, сохнуть и жечь тело…
Ай Русь!..
И раньше на Руси хозяйничала стрела татарская чужая, а теперь родной адов имперский огненный прожектор столп лазерный шарит шастает собачий!..
Айя!..
…Мама матерь мати Анастасия!..
Где ты!?..
Куда ушла мама?..
Слепо мне от огня, слепо, дико, люто, страшно…
…И тут в тумане раздались пряные татарские голоса:
— Урусут! Дзе! Дзе! Карабура! Убайс! Дюйт! Берикилля! Берикилля! Урангх! Уран!..
…Татары монголы что ли вернулись на Русь?..
И ликуют? и гуляют? и никто не гонит их?..
И тут из тумана вышли выпростались вытянулись на Тимура-Тимофея два солдата с карабинами и полевой рацией и ядовито голубыми погонами палачей охранников. (Русь! вот где вечная торжествующая погибельная синева твоих дождливых небес!.. вот куда она ушла кроткая голубизна синева русская!.. И потому вечные мглистые дожди над тобою…)
И у них лица были рысьи молодые сторожевые безволосые татарские, а глаза были голубые русские васильковые, ибо их кочевые матери были русскими а отцы азиатами, и матери оставили завещали им очи русские печальные а отцы — тела густые волчьи алчные зудящие кипчакские…
…О Русь! и раньше инородцы шли и воевали валили постигали раздольных ядреных лосёвых безмолвных жен твоих…
И разоряли их курчавые сокровенные сладчайшие гнёзда-лона, а ныне тоскующие жены твои от пианых иль убитых мужей своих спело падают истово идут под инородцев…
Да…
И так семя Руси сохраняется распыляется свято!
И встают сыны двоякие лютые охотники охранники голубые новоопричники, которым не жаль ни отца, ни матери, которым не жаль ни Руси, ни Азии…
— Эй, человек! ты нарушил Зону! Тут склады водородной бомбы ННН…
— Я заблудился в ливне в травах в Руси в поле. И кто ныне на Руси не блуждает не тонет одинокий?
— Ты кто?
— Я поэт.
— Поэт? Что это?.. Что-то вроде шпиона… Мы слышали по рации твои песни…У нас все поле, вся Русь, весь народ прослушивается. Тебя убить надо! расстрелять надо! закопать сволочь гада певца врага надо! разорвать разодрать растянуть четырьмя конями!..
Айда! Гойда! Берикилля! Уран! Ура! Айда!..
Но ты черный пыльный наполовину. Ты азиат. Ты наш. А мы не убьем тебя, а накормим всласть вмасть русским хлебом… Ха-ха!.. Русские любят хлеб и водку!.. Уйда!..
И солдаты охватили обняли Тимура-Тимофея и стали рвать драть с поля мокрые полегшие ржаные остистые тяжкие сонные колосья и запихивать ему в рот.
И он смиренно показал им язык свой уже израненный и сказал:
— Я уже избил однажды свой язык колосьями этими
Но они сказали:
— Зачем снова запел? Зачем снова на Русь пришел? Зачем в Зону вошел?..
И много шершавых душных злых колючих мокрых колосьев вложили вбили втиснули вмяли умело в рот в горло в гортань его.
И он стал задыхаться и умирать и из последних сил рванулся от них и побежал в туман в ливень во тьму тесных трав и адов прожектор-охотник оставил его и солдаты потеряли оставили его…
Берикилля! Уран! Ура!..
И у Тимура-Тимофея не было зла на солдат, а было ему жаль их, ибо обманутые затравленные были и святой огонь юности их вожди их давили кромешными сапогами топтали и направляли во зло…
И Тимур-Тимофей был рад, что Мария-Динария затерялась в травах и прожектор не нашел ее и не встретили ее солдаты и не надругались над ней…
…Мария-Динария! невеста! возлюбленная моя! где ты? где наш храм? где наша венчальная свеча?..
И Тимур-Тимофей долго бежал блуждал в безысходных беспробудных затопленных ливнем плывущих хладных травах а потом остановился и стал судорожно неумело вынимать изо рта шершавые неподатливые колосья.
И долго…
И колосья стряли впивались ползли цеплялись в горле его и не давались ему и его рвало било мутило.
А вокруг нощь была, ливень был, трава по горло была мокрая, а в горле колосья душные были.
Русь ночная была вокруг. Поле! тьма! вода! трава! И ни огня…
Господь, куда?..
…Мария-Динария! возлюбленная моя! я утонул в реке Кафирнихане а тебя убили солдаты в поле конопляном… да!..
И я мертв и ты мертва! и мы в загробных водяных травяных русских полях! и зачем нам венчальная свеча?.. Русь — ад а разве в аду есть муж и жена?..
О Боже, зачем тут быть живым?..
…И Тимур-Тимофей брел в ночных травах и все виделись ему чудились мнились призрачно за стеной ливня древлие смутные спасительные переславльские золотые осенние октябрьские рощи рощи рощи.
И по древнему русскому инстинкту хотелось ему схорониться от поля от дождя в лесах, как хоронились береглись от татар беглые русичи…
…Иль туман? иль татарин? иль туча? иль ночь
грядет?
Я один в переславльском дождливом бездонном
колодезном поле
В золотистой смуте истоме мерцаньи стояньи
октябрьских свистящих неближних лесов
