Ева Хорнунг - Дог-бой
Ромочка сгруппировался и встал. Он негромко зарычал, обращаясь к Черному — как будто Черный был щенком, а он его увещевал. Потом выплюнул изо рта кровь, и на ладони осталась крошечная пластинка. Ромочка протянул пластинку Черному, чтобы тот ее обнюхал. Остальные тоже потянулись понюхать непонятную штучку, скользкую от крови Черного. Ромочка зарычал, предупреждая всех, как опасна эта крошка. Он рычал долго и низко. Потом зашвырнул пластинку подальше и приготовился бежать домой. Всю дорогу Черный бежал с ним рядом.
Ромочка успокоился. Его окровавленную голову залижет Мамочка. Он сам залижет рану Черному и прижмет его к себе. И все будет хорошо.
Мамочка ощенилась перед рассветом. С ней оставался только Ромочка. Он гладил ее, чувствуя, как в ней кто-то толкается и движется. Кроме Ромочки, она никого к себе не подпускала, даже Черного. Ромочка по очереди принимал в ладонь скользкие извивающиеся мешочки — слепых, тихо скулящих щенят. Он помог Мамочке вылизать их всех по очереди. Глаза у Мамочки ввалились, но сияли от радости. Ромочка положил всех четырех новорожденных щенят к ее животу, ткнул их в соски. Пусть попьют! Сам он сидел на корточках и любовался измученной Мамочкой и малышами. Ему стало хорошо, покойно. Малыши пахли по-особому, очень сладко, лучше, чем еда. Их запах перемешивался с неповторимым Мамочкиным ароматом и липким и сладким запахом молозива. Все зависело от него; он может сделать — и сделает — все, что от него потребуется. Ромочка осторожно погладил Мамочку по впалому боку. Лицо стало мокрым от слез — непостижимых, как скользкие и верткие живые мешочки, которые Мамочка извергла из своего тела.
При Ромочке в стае уже появлялись щенки, но раньше он никогда не помогал Мамочке, а самих малышей в первые недели их жизни презирал и едва терпел. Сейчас же, увидев, что пережила Мамочка, он с интересом следил, как щенки растут и развиваются. Он чувствовал себя по-настоящему взрослым, ему даже показалось, как когда-то, что он должник всех этих созданий, и больших, и малых, и матери, и братьев, и сестер, и всех их детей; но на сей раз все было по-другому, потому что он понял, что и они тоже чем-то ему обязаны. Они будут беречь и защищать его до последнего вздоха, до последней искры сознания; и взамен они имеют право требовать того же от него.
Целых десять дней Ромочка не отходил далеко от дома и воровал для Мамочки еду в мусорных контейнерах, которые вдруг появились в изобилии рядом с их логовом. Мамочка могла отдохнуть, только когда щенята засыпали. Ромочка очень гордился малышами и радовался, когда остальные обнюхивали и вылизывали их. Постепенно малышей начали учить ритуалам приветствия. Ромочка застал волнующий миг, когда у самого крупного щенка открылись глаза.
* * *Полная луна нависла над холодным городом. Собачий вой, завывание сирен, рев и грохот моторов, гудки клаксонов, визг тормозов, свет фар, выстрелы. Лунный свет омывает все, скрывает и разоблачает. Город украшен широкими полосами холодного света и черными бархатными тенями. Воздух морозный; у людей мерзнут пальцы и носы. Проходы между домами — яркие полосы света. Проходы между деревьями — заманчивые черные тени. Люди бродят по улицам, пока терпят холод, а в головах их бродят разные мысли. Вприпрыжку бегут собаки с блестящими глазами. Никто не спит. В такую ночь с человеком ли, со зверем ли может случиться все, что угодно.
Ромочка болтает ногами, сидя на краю купола над логовом. За те четыре года, что он прожил псом, он видел немало таких ночей. Ромочка вдыхает холодный воздух величественного города. Он вздыхает. Он скучает по Лауренсии, по Певице, по Наталье. Он скучает по людям. Он подзывает к себе стаю и, тявкая, упрашивает Мамочку оставить сытых спящих щенков. И все направляются в город.
* * *Лицо у Лауренсии бледное и несчастное. Она молча передает Ромочке миски. Он ставит их на землю перед Мамочкой и манит остальных, чтобы вышли из тени. Самому Ромочке Лауренсия дает фрикадельки и спагетти и, отвернувшись в другую сторону, отходит к неосвещенному порогу. Сегодня она не поет. Что-то случилось! Ромочка начинает есть, но в груди и в желудке растет ком. По коже бегут мурашки. Он вскидывает голову. По щекам Лауренсии катятся слезы. Волосы у него на затылке встают дыбом.
— Извини, bello[12]. Мне так жаль… Милиция… Они меня заставили.
Ромочка перестает жевать и с набитым ртом смотрит на Лауренсию. Пульс у него учащается. Она уже рыдает, плачет навзрыд. Ромочка слышит за спиной странный глухой удар и оборачивается.
Мамочка упала.
Миска с грохотом падает на землю.
Он подбегает к Мамочке, бросается на колени. Кругом тихо; только бьется Ромочкино сердце. Мамочка дрожит и плачет, не разжимая клыков. Ромочка обнимает ее за шею, открывает рот и кричит, но ничего не слышит. Ее тихий плач все дальше… Как будто доносится издали, с неба. Ромочка притягивает ее к себе и косится на остальных, хотя смотреть не хочется.
Все замедляется, даже сердце бьется очень медленно — один удар, второй, третий. Удары сердца отмеряют время. Они больно бьют его. Медленно, еще медленнее. Золотистая, пошатываясь, встает, пытается бежать, падает. Черный подползает к Ромочке и Мамочке, пытается встать. Лапы у него подкашиваются, он падает, не сводя умоляющего взгляда с Ромочкиного лица. Белая поднимается, спотыкается… Серый, Золотинка, Пятнашка, все… медленно, еще медленнее. Мир полнится шепотами. Их голоса постепенно отдаляются, становятся тихими вздохами, безмолвным лаем… Медленно… еще медленнее… Их мех, черный, серый, золотистый, белый, сверкает в свете уличных фонарей и луны. Они невыносимо прекрасны. Их глаза блестят. Они моргают и спрашивают у него: почему, за что?
Он теряет их всех!
Сердце Ромочки жжет грудь и горло; он неожиданно плачет. Медленно… еще медленнее… Медленно… еще медленнее…
…Все стихает.
Мамочка умирает у него на руках. Испускает последний вздох — а вместе с ним незнакомый страшный запах.
Откуда-то из всех углов, как в страшном сне, выходят милиционеры. Ромочка закрывает глаза и начинает вылизывать мертвую Мамочкину морду.
— Уберите его! Уберите! Иначе это попадет ему в рот!
Его хватают чужие руки. Ромочка выжидает. Он чувствует свою силу, но копит растущий гнев. Сначала он притворяется мягким и покорным — как человечий детеныш, как Щенок. В следующий миг он взрывается, как кот, вкладывая в драку все свои бойцовские силы.
* * *— Его зовут Ромочка! — кричит Дмитрий, проталкиваясь сквозь толпу милиционеров и отыскивая глазами майора Черняка, к нему подходит Наталья. Дмитрий хватает ее за руку.
Заметив, что его слушают, Дмитрий понижает голос;
— Он умеет говорить; не нужно лаять на него. Знаменитый мальчик-пес Марко, который содержался в нашем центре имени Макаренко, был его братом.
Марко умер, и власти больше не доверяют ему, поэтому, упоминая о Марко, Дмитрий сильно рискует. Милиционеры не очень-то жалуют их центр имени Макаренко и не верят в перевоспитание уличных детей. Всех их они считают потенциальными убийцами и будущими наркодельцами. И все же Дмитрий понимает: отдавать Ромочку в специнтернат нельзя. Он обязан сдержать слово, данное себе и Наталье.
Молодой милиционер, который только что лаял на Ромочку, внезапно смущается. Дмитрий крепче сжимает руку Натальи и повышает голос, стараясь перекричать страшный шум: Ромочка отчаянно сопротивляется в кузове, рычит, не подпускает к себе взрослых.
— Меня зовут Дмитрий Павлович Пастушенко. Доктор Пастушенко. Я беру его под свою опеку. Он знает меня.
Над Ромочкой склонились несколько милиционеров — усталых, измученных. В последнее время бродячих собак отстреливают все чаще, особенно после того, как в Сокольниках заявили о случае бешенства. И все же многим не по себе из-за того, что собак пришлось отравить. Повариха-итальянка громко рыдает над трупами. Но нельзя допускать, чтобы стая диких собак терроризировала квартал, как нельзя допускать и того, что бездомные дети особачиваются, превращаются в псов. Мальчик-пес отчаянно борется и вырывается; взрослые не знают, что делать.
— Он прямо дикий зверь, — с сомнением отвечает милиционер, нянча покусанную, окровавленную руку.
— Он знает меня, — повторяет Дмитрий, хотя рычание, доносящееся из кузова, его пугает. Наконец он видит в толпе майора Черняка. Тот смотрит на доктора Пастушенко с явным облегчением. — Для начала можете поместить его в изолятор, но, как только он успокоится и пройдет медосмотр, я собираюсь перевезти его к себе домой. — Наклонившись к майору поближе, Дмитрий добавляет: — Майор, не нужно сеять панику, но пусть все, кого он укусил, немедленно обратятся в отделение скорой помощи. Им нужно срочно ввести антирабическую вакцину и иммуноглобулин. И профилактическая прививка тоже не помешает.
