Ава Деллайра - Письмо на небеса
Она из тех девчонок, в которых всегда влюбляются парни, однако ведет себя она не как знающая себе цену красотка, а так, словно пытается найти саму себя. У нее всегда есть бойфренд, а то и два одновременно.
Ханна рассказала мне, что ее родители умерли, когда она была еще совсем маленькой, и они с братом жили какое-то время у тетки в Аризоне. Но ее брат постоянно ввязывался в школе в драки, и тетка отправила их жить к бабушке с дедушкой.
Ханна приехала сюда, когда была в седьмом классе, и начала встречаться с одним из самых популярных восьмиклассников-футболистов. Затем она переключилась на другого футболиста, и еще на одного, а в восьмом классе завязала отношения с двумя парнями-старшеклассниками. Ханна могла подружиться с любой девчонкой из средней школы, даже самой популярной, но выбрала Натали, потому что, как она выразилась: «Натали понимает».
– Понимает – что? – спросила я.
Ханна пожала плечами:
– Каково это – когда ты отличаешься от других и не хочешь, чтобы об этом узнали. Например, я понимала, что если позову Натали в гости, то ее ничуть не смутит, что я люблю свою лошадь, живу с глохнущими бабушкой с дедушкой и что у меня есть придурошный братец, который любит громко поорать.
Еще Ханна рассказала мне о парне – Кейси, с которым она «развлекается». Так прямо и сказала. Она познакомилась с ним во время работы, когда он пришел в ресторан с друзьями отметить чей-то день рождения. (Там здорово устраивать праздники, потому что шеф-повар готовит прямо перед вами и проделывает разные фокусы с огнем). Кейси учится в университете, и мне, если честно, кажется странным его желание встречаться с девушкой намного младше себя. Я немного переживаю за Ханну, потому что у Мэй тоже был бойфренд-студент. Его звали Пол. Я спросила Ханну, зачем она встречается с тем, кто намного старше ее, и она, рассмеявшись, ответила:
– Я – скороспелка.
Наверное, все же Кейси не просто развлекается с Ханной, и она ему действительно нравится. Он присылает ей цветы – ее любимые красные тюльпаны. Она обожает хвастаться ими в школе. Нашей директрисе Вейнер уже надоело, что Ханне присылают в школу цветы, но та отговаривается тем, что они от ее дяди и предназначены бабушке, которая болеет и не выходит из дома. Директриса спрашивает, почему дядя не пошлет их бабушке домой, а Ханна отвечает, что там некому открыть дверь, и цветы просто увянут под солнцем на пороге. Миссис Вейнер знает, что она лжет, но ничего не может поделать, так как бабушка Ханны и правда болеет, а дедушка слишком плохо слышит, чтобы с ним можно было поговорить, да и, скорее всего, слишком устал, чтобы ему было до этого какое-то дело. Вот Ханна и носит цветы Кейси из класса в класс, ставит их на свою парту так, что учителю за ними едва ее видно, и, наклонившись к Натали, корчит глупые рожицы.
Мне кажется, Натали терпеть не может эти цветы. Она всегда твердит, что не верит во всю эту романтическую чепуху. Однако я не знаю, насколько Натали искренна, потому что на уроке искусства она рисует для Ханны картину с тюльпанами. Натали показала мне ее на днях после уроков, но предупредила, чтобы я не рассказывала об этом Ханне. Мол, это сюрприз. Натали замечательно рисует. В одном лепестке тюльпана уже столько оттенков, что их трудно сосчитать.
На этой неделе я живу у папы, и это означает, что я еду домой на автобусе – он возвращается с работы поздно и не может меня подвезти. Но сегодня, вместо того чтобы ехать домой сразу после школы, я сходила с Натали и Ханной в кафе Dairy Queen. По пути туда они решили бежать наперегонки, лавируя между прохожими. Я испугалась сначала, но потом вспомнила, как подавляла свои страхи, гуляя с сестрой. И после этого неслась как стрела, каждый раз обгоняя подруг. Они догнали меня через несколько кварталов, крича и смеясь. И я кричала и смеялась вместе с ними. Самое страшное осталось позади, и я была счастлива, чувствуя себя одной из них.
Ханна купила нам мороженое (гордая тем, что может себе это позволить), а потом отправилась на работу. Она часто опаздывала в школу на уроки, но на работу всегда приходила вовремя. Перед уходом она сказала, что завтра они будут ночевать у Натали, то есть с пятницы на субботу, и я должна к ним присоединиться. Я безумно обрадовалась приглашению, ведь оно означало, что мы становимся настоящими подругами.
Я вернулась домой прямо перед тем, как папа пришел с работы. Он работает на «Родес Констракшн» – ремонтирует разрушенные фундаменты зданий и тому подобное. В детстве, когда папа вечером входил в дом, мы с Мэй бросались его обнимать. Я представляла, что он, покрытый пот´ ом и грязью, вернулся из похода, полного приключений. Мама готовила ужин, и в доме витал аромат жареного мяса и чили. Папа говорил, что она готовит, как самый настоящий повар. Она никогда ничего не сыпала в кастрюлю на глаз, а всегда тщательно взвешивала. В жизни же, в отличие от готовки, нельзя быть уверенным в том, что все выйдет как надо, даже если ты абсолютно все сделал правильно. Жизнь постоянно меняется – как твоя, так и чужая.
Раньше папа приходил домой после тяжелого рабочего дня и выглядел сильным. Теперь же у него такой вид, будто по нему проехал бульдозер. В детстве мы с Мэй, встречая его, карабкались по нему, как по дереву. Теперь же я боюсь, что если подойду слишком близко, то опрокину и расплещу всю скопившуюся и спрятанную глубоко внутри него грусть.
Раньше папа любил подшучивать над нами. Насыпал в солонку вместо соли сахар, а в сахарницу – соль (он делал это так часто, что мы привыкли проверять, что где, слизывая белые крупинки с руки). Мама раздражалась, а нас с Мэй это веселило. По выходным папа прятал под диванной подушкой или где-нибудь еще свой будильник, и мы бегали по дому, когда он вдруг начинал звонить. А иногда папа проделывал в лежащих в холодильнике яблоках дырки и засовывал туда мармеладных червячков. Эта шутка была у нас с сестрой самой любимой, потому что нам доставались сладости. Больше папа ничего такого не делает, но он все еще целует меня в лоб, заходя в дом, и спрашивает, как прошел мой день, а я стараюсь рассказывать только самое хорошее.
Сегодня на ужин я приготовила нам в микроволновке макароны с сыром и мини хот-доги – наше любимое блюдо. В морозилке еще осталась еда с поминок Мэй, прошедших почти полгода назад, но не думаю, что кто-то из нас захочет ее есть.
– Значит, у тебя появились подруги? – спросил меня за ужином папа.
– Да, – улыбнулась я.
– Это замечательно.
Он некоторое время раздумывал, что ответить на мой вопрос по поводу ночевки у Натали, и я скрестила под столом пальцы. Наконец он сказал:
– Конечно, Лорел. – Помолчал и добавил: – Я не хочу, чтобы ты все время сидела в четырех стенах вместе со мной.
Затем он включил бейсбольный матч – папа фанат «Чикаго Кабс»[19], он вырос в Айове, рядом с их фарм-клубом[20]. Делая уроки, я одним глазом смотрела игру вместе с ним. Раньше во время матча папа любил читать мне целые лекции на тему «В бейсболе все как в жизни», но больше этого не делает. Теперь мы смотрим игры молча. Наверное, некоторые вещи в жизни слишком печальны, чтобы сравнивать их даже с граунд-аутом[21].
Искренне ваша,
Лорел
Дорогой Курт,
Прошлым вечером я впервые напилась. Я пришла с ночевкой к Натали, и мы отправились в продовольственный магазин. Там было так холодно из-за кондиционеров, что, проходя по ряду с алкогольными напитками, мы стучали зубами. На полпути Натали стащила с полки ликер со вкусом корицы и сунула его себе под толстовку. Затем мы завернули в туалет и сорвали с бутылки этикетку, чтобы при выходе не запищала охранная система. Сердце бешено колотилось в груди, но я пыталась вести себя так, как будто мне подобное не в новинку. Я так же промолчала о том, что в кабинке рядом с нами находятся мама с маленькой девочкой. А потом мы как ни в чем не бывало вышли из туалета.
Весь дом Натали был в нашем распоряжении, потому что ее мама ушла на свидание. Натали сказала, что она вернется только под утро. Мы забрались с ликером на плоскую крышу дома. На донышке бутылки осели кристаллы корицы, и первый глоток так обжег горло, словно я глотнула сладкого и жидкого огня. Но я не скривилась и не сказала, что выпиваю впервые. Если Мэй позволяла себе это, то почему я не могу? Ничего же страшного не случится? И ликер обжигающей влагой стек по горлу в желудок. Мне хотелось смеяться, я расслабилась и забыла обо всех своих страхах. Мы лежали на спине, смотрели на пролетающие над головой самолеты и сочиняли о них песни. Слова путались у меня в голове. Голос Ханны напоминал мне коричные кристаллы – сладкие и полные огня. Мне кажется, она и правда может стать певицей.
Я смутно помню, что было дальше. Мы спустились с крыши, и Натали с Ханной ушли во двор прыгать на старом батуте. Я раскачивалась в гамаке, и звезды в небе вращались.
