Сюзанна Кейсен - Прерванная жизнь
Если кто-либо из нас становился рядом, Дэзи ухитрялась пихнуть ей локтем под ребро или сильно наступить на пальцы. Она ненавидела любого, кто появлялся рядом с ней.
Ее отец – крепкий, приземистый мужчина с лицом высохшей картофелины – два раза в неделю приносил ей цыпленка, изжаренного по мамочкиному рецепту и тщательно завернутого в алюминиевую фольгу. Дэзи клала цыпленка на колени, ласково гладила его через сморщенную фольгу и нетерпеливо зыркала по сторонам, ожидая, когда же отец наконец-то уйдет и позволит ей в спокойствии добраться до поджаристой птицы. Но отец каждый раз желал оставаться рядом с Дэзи так долго, как это только было возможно, поскольку страшно любил ее.
У Лизы было свое собственное объяснение всему этому:
– Ему трудно поверить, что она его родная кровинка, и чтобы убедиться, что доченька это не призрак, он хотел бы ее трахнуть.
– Такую вонючую? – засомневалась Полли.
Это правда, от Дэзи здорово несло; ясный перец, говном и жареными цыплятами.
– Но ведь она же не всегда воняет, – продолжала убеждать нас Лиза.
Мне казалось, что Лиза права; я и сама заметила, что Дэзи ужасно сексуальная. Хотя она и шипела сквозь зубы, раздавала удары локтем, от нее немилосердно воняло, а ее руки постоянно блестели от жира – в ней имелась некая жаркая искра, которой не хватало нам всем. Дэзи носила короткие шорты и подрезанную на высоте пупка маечку, открывая бледное, мясистое тело. Когда утром она маршировала за этими своими прочищающими средствами, то беззаботно крутила попкой, рисуя в воздухе невидимые полукружья.
Девушка Мартиана была влюблена в нее. Она таскалась за Дэзи по коридору и просительно ныла: «Ну хочешь посмотреть мой пенис? Хочешь на него глянуть?», на что Дэзи злобно шипела: «Срать я хотела на твой пенис!».
Никто из нас никогда не был у Дэзи в комнате. И тогда Лиза решила, что будет первой, кто туда попадет. Она продумала очень подробный план.
– Блин, ну меня прижало, – повторяла она с утра до вечера целых три дня. – Елки, ну меня и прикрутило.
На четвертый день она получила от старшей медсестры лаксиген.
– Не помогает, – сообщила она ей на следующее утро. – Нет ли у вас чего-нибудь посильнее?
– Может касторки? – предложила медсестра. Она явно переработалась.
– Эта ваша больница – фашистский карцер, – ужаснулась Лиза. – Мне нужна двойная порция лаксигена!
Таким вот образом она добыла шесть порций лаксигена и теперь уже могла поторговаться. Как-то после полудня она постучала в палату Дэзи.
– Эй, Дэзи! – крикнула она. – Дэзи! – Она даже пнула дверь ногой.
– Отвали, – ответила ей Дэзи от себя.
– Эй, Дэзи! – Лиза упрямо стояла на своем.
Дэзи угрожающе зашипела.
Лиза прижалась к двери и тихонечко сказала:
– У меня для тебя кое-что имеется.
– Хрен там, – буркнула Дэзи, но двери открыла.
Я с Джорджиной подглядывали за этой сценкой из конца коридора. Когда Дэзи открыла дверь, мы с любопытством вытянули шеи, только было слишком темно, чтобы увидеть в комнате хоть что-нибудь. Когда же дверь захлопнулась, по коридору потянуло странной, сладкой и теплой вонью.
Лиза не выходила довольно долго. В конце концов мы посчитали, что хватит здесь торчать, и отправились в кафетерий на ланч.
Вечером Лиза нам быстренько обо всем сообщила. Она стояла перед телевизором, заслоняя экран, и говорила так громко, чтобы заглушить Уолтера Кронкайта, диктора телевизионных новостей.
– В комнате у Дэзи полно цыплят, – доложила нам она. – Всех она лопает на месте. У нее своя метода еды, которую мне продемонстрировала. Она обдирает с цыпленка все мясо, но делает это осторожненько, чтобы оставить скелет целым. Даже крылышки – с них она тоже обдирает мясо. А голые скелетики она складывает на полу, друг возле друга. Там их уже целых девять. Говорит, когда будет четырнадцать, тогда пора возвращаться домой.
– Тебя угостила? – спросила я.
– Нет у меня аппетита на дохлых цыплят, – ответила Лиза.
– Но зачем она это делает? – хотелось знать Джорджине.
– Да пошла ты к черту! – взвилась Лиза. – Откуда мне все знать?
– Ладно, а слабительное? – не терпелось узнать Полли.
– Оно ей необходимо из-за этих цыплят.
– Нет, за этим кроется что-то большее, – сомневалась Джорджина.
– Я же была там, так что знаю, или не так? – отрезала Лиза.
А после того разговор пошел уже совершенно в другом направлении.
На следующей недели мы узнали про Дэзи еще кое-что новенькое. Отец купил ей на Рождество собственную квартиру. «Любовное гнездышко» – как назвала его Лиза.
Дэзи была на седьмом небе от счастья и даже проводила меньше времени в своей палате, рассчитывая на то, что все будут расспрашивать ее про эту новую квартирку. Джорджина почувствовала себя даже обязанной сделать это.
– Большая у тебя квартира, Дэзи? – спросила она.
– Спальня, небольшая гостиная в форме буквы L и кухня, довольно большая, чтобы там кушать.
– Цыплят, понятное дело?
– Отвали, дура.
– А где эта твоя квартира находится?
– Неподалеку от Массачузетс Дженерал.
– То есть, по дороге в аэропорт?
– Тебе же сказали, возле Массачузетс Дженерал. – Дэзи не хотелось признаваться, что квартира находилась возле аэропорта.
– А что тебе там нравится больше всего?
Дэзи ненадолго задумалась и даже прикрыла глаза, наслаждаясь самой приятной для нее частью беседы.
– Надпись.
– Какая надпись?
– Надпись перед домом.
– И что же это за надпись?
– «Если бы ты тут жил, то был бы уже дома». – От избытка эмоций Дэзи даже стиснула кулачки. – Понимаете, тут дело в том, что каждый день там проезжают люди и думают про себя: «Оооо, это правда, если бы я тут жил, то уже бы и вправду был дома», так вот, я уже буду в этом доме. Сволочи!
Дэзи покинула нас довольно рано, поскольку это Рождество должна была провести уже в своей новой квартирке.
– Вернется, – пророчествовала Лиза, но на сей раз она была не права.
Как-то раз в мае, вечером, нас созвали на чрезвычайное собрание.
– Девушки, – начала наша старшая медсестра, – у меня для вас печальная новость.
Мы с любопытством навострили уши.
– Вчера Дэзи покончила с собой.
– В своей новой квартире? – спросила Джорджина.
– Она что, застрелилась? – заинтересовалась Полли.
– Дэзи: Это какая же Дэзи? – допытывалась девушка Мартиана. – Я ее знаю?
– Она оставила какое-нибудь письмо? – спросила я.
– А зачем?
– Подробности здесь не имеют никакого значения, – отрезала медсестра.
– Ведь вчера был ее день рождения, правда? – вдруг вспомнилось Лизе.
Медсестра утвердительно кивнула.
Еще минутку мы сидели молча, поминая память Дэзи.
МОЕ САМОУБИЙСТВО
Самоубийство является неким видом предумышленного убийства. Это нечто такое, чего не делаешь сразу же, как только об этом подумаешь. Нужно еще привыкнуть к этому намерению. Опять же, необходимы средства, сильная мотивация и подходящий случай. Чтобы самоубийство закончилось успешно, необходимы великолепная организация и трезвое мышление – но именно это ни коим образом не свойственно распаленному воображению самоубийцы.
Тут важно постоянно заботиться о том, чтобы глядеть на все незаинтересованно. Одним из способов достижения этого становятся упражнения представления себя самого либо уже в виде трупа, либо еще в фазе умирания. Если в радиусе взгляда появляется окно, следует представить, как ты из этого окна выпадаешь. Если взгляд падает на нож, следует представить, как этот нож пронзает тело. Если видишь едущий поезд, необходимо представить собственные останки, разможженные колесами локомотива. Эти упражнения необходимы для выработки нужной отстраненности.
Но самым главным делом остается мотивация. Без сильной мотивации все идет коту под хвост.
Моя мотивация сильной не была: реферат по истории Соединенных Штатов, которого мне ужасно не хотелось писать, а так же мучающее меня вот уже целый месяц вопрос: «А почему бы, собственно, не покончить с собой?» Будучи мертвой, мне бы не нужно было писать реферат, опять же, этот вопрос тоже меня бы не мучил.
Решение данного вопроса забирало у меня все силы. Раз поставленный, он уже никак не хотел покинуть мою голову. Мне кажется, что множество людей покончило с собой лишь затем, чтобы уже покончить с бесплодными дебатами над тем, смогут они покончить счеты с жизнью или же нет.
Что касается меня, то, что бы я не сделала, о чем бы не подумала, все сразу же становилось предметом подобных дебатов. Я сказала какую-нибудь глупость – и тут же: наверное покончу с собой. Утром от меня сбежал автобус – уж лучше сразу же с этим покончить. Даже добро имело свои три копейки в этих дебатах: мне понравился какой-то фильм – так может и не стоит убивать себя?
Вообще-то говоря, мне хотелось убить всего лишь определенную часть собственной личности: ту самую часть, которая и желала совершить самоубийство, которая втянула меня в эти мучительные размышления «убивать себя или нет», и которая каждое окно, каждую станцию метро, каждое кухонное орудие превращала в реквизиты или же сцену генеральной репетиции.
