Гийом Мюссо - Бумажная девушка
— Давай, — вздохнул я.
— Знаешь, что в мире всего пятнадцать таких машин?
— Нет, но спасибо, что сообщил.
— Она за две секунды может разогнаться до ста километров в час, а максимальная скорость почти четыреста!
— Полезное приобретение, особенно учитывая стоимость нефти, полицейские радары, расставленные на каждых ста метрах, и повальное увлечение экологией!
Мило не стал скрывать своего разочарования:
— Зануда! Ты не умеешь радоваться жизни!
— В мире все должно быть уравновешено. А поскольку ты выбрал роль жуира, я взял ту, что оставалась, — успокоил его я.
— Ладно, залезай.
— Можно я поведу?
— Нет.
— Почему?
— Ты прекрасно знаешь, что у тебя отняли права…
* * *Машина покинула тенистые аллеи Малибу-Колони и помчалась вдоль океана по Пасифик-коуст-хайвей. «Бугатти» легко скользила по шоссе. В салоне, затянутом искусственно состаренной темно-оранжевой кожей, было тепло и уютно. Я чувствовал себя в полной безопасности, как драгоценность в обитом бархатом футляре. Из радио лился убаюкивающий голос Отиса Реддинга.[4]
Я прекрасно знал, что мнимое и очень хрупкое спокойствие — результат действия транквилизаторов, которые я проглотил после душа, но с некоторых пор научился ценить редкие передышки между долгими периодами душевных терзаний.
С тех пор как Аврора ушла, мое сердце разъедала болезнь гораздо более страшная, чем рак. Эта зараза хозяйничала там, как крыса в кладовой, заползая все глубже и глубже. Плотоядная тоска, всегда готовая полакомиться человечиной, снедала меня изнутри, оставляя лишь бесчувственную инертную оболочку. Первые несколько недель я держался, стараясь не впасть в депрессию и не давая подавленности и разочарованию овладеть мною. Но скоро страх скатиться в пропасть покинул меня, а вместе с ним испарилось чувство собственного достоинства и даже простое желание не выставлять себя посмешищем. Проказа постепенно разъедала душу, лишая жизнь красок, высасывая последние силы, не оставляя места надежде. Малейшая попытка взять себя в руки оборачивалась поражением. Болезнь набрасывалась, как гадюка, и с каждым укусом впрыскивала очередную дозу яда, который проникал прямо в мозг, вызывая новую череду горестных воспоминаний: нежная кожа Авроры, ее свежий запах, взмах ресниц, золотистые отблески в глазах…
Со временем воспоминания потеряли остроту. Оттого, что я постоянно глушил боль таблетками, все стало размытым и нечетким. Я опустил паруса и днями напролет лежал на диване в полной темноте, отгородившись от мира химическим щитом и погрузившись в тяжелый сон. В самые жуткие дни мне снились кошмары, кишевшие грызунами с острыми мордочками и лысыми шероховатыми хвостами. Я просыпался в холодном поту, меня била дрожь, я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Мне хотелось лишь одного: принять очередную дозу антидепрессантов — а каждая следующая отупляла больше, чем предыдущая, — и бежать прочь от реальности.
Я пребывал в коматозном состоянии, не замечая, как проходят дни и месяцы, пустые и бессмысленные. Но реальность никуда не исчезла. Прошло больше года: тоска не отступала, а я не написал ни строчки. Мозг словно парализовало, слова сбежали, желание писать дезертировало, вдохновение иссякло.
* * *Доехав до пляжа Санта-Моника, Мило свернул на шоссе номер десять и направился в сторону Сакраменто.
— Видел результаты последнего бейсбольного матча? — спросил он наигранно-веселым тоном, протягивая айфон с открытым спортивным сайтом. — «Энджеле» разгромили «Янкиз»!
Я рассеянно взглянул на экран.
— Мило!
— Что?
— Смотри на дорогу, а не на меня.
Мои душевные терзания приводили Мило в замешательство, заставляя задумываться о том, чего он никак не мог понять. Ему казалось, что, в отличие от них с Кароль, я был огражден от душевных катастроф и жил в гармонии с собой.
Свернув направо, мы въехали в Золотой треугольник[5] и направились в сторону Вествуда. Многие замечали, что здесь нет ни больниц, ни кладбищ — только стерильно чистые улицы с дорогущими бутиками, в которые приходят по записи, как к врачу. С точки зрения демографии Беверли-Хиллз — феноменальное место: здесь никто не рождается и не умирает…
— Надеюсь, ты хоть немного проголодался, — сказал Мило, вылетая на Кэнон-драйв.
«Бугатти» резко затормозила перед шикарным рестораном.
Протянув ключи парковщику, Мило уверенным шагом вошел в заведение, где его встречали как старого знакомого.
Для бывшего хулигана из Мак-Артур-Парка возможность пообедать у Спаго, не бронируя заранее столик, была чем-то вроде социального реванша. Простым смертным приходилось планировать поход сюда за три недели.
Метрдотель проводил нас в элегантное патио, где лучшие столики занимали звезды шоу-бизнеса и главные богачи планеты. Устраиваясь поудобнее, Мило незаметно кивнул в сторону: в нескольких метрах от нас Джек Николсон и Майкл Дуглас допивали дижестив, за соседним столиком актриса из комедийного сериала, на которую пускали слюни все подростки страны, жевала салат.
Я сел, не обращая внимания на звездное окружение. Два года назад стремительный взлет позволил мне приблизиться к голливудской мечте и познакомиться с некоторыми из бывших кумиров. На частных вечеринках в клубах или на огромных виллах, больше напоминавших дворцы, я смог пообщаться с актерами, музыкантами и писателями, которыми восхищался в молодости. Но встречи закончились полным разочарованием. Лучше бы я не знал, что творится за кулисами Фабрики грез. В реальной жизни большинство героев моих подростковых фантазий оказывались порочными типами, занятыми бесконечной охотой на юную плоть. Поймав очередную жертву, они высасывали из нее все соки, а насытившись, выбрасывали и тотчас устремлялись в погоню за очередным лакомым кусочком. С женщинами дело обстояло не лучше: некоторые актрисы, очаровательные и остроумные на экране, в жизни не могли выбраться из замкнутого круга дорожек кокаина, анорексии, ботокса и липосакции.
Но мне ли судить их? Разве я сам не превратился в одного из тех, кого ненавидел? Как и все они, я стал жертвой одиночества, болезненной зависимости от лекарств и накатывающего время от времени эгоцентризма — я сам себе внушал отвращение.
— Угощайся!
Мило кивнул на принесенные официантом бокалы с аперитивом и канапе.
Я неохотно взял кусочек хлеба с тонким ломтиком нежнейшего мяса, покрытого причудливыми узорами.
— Это японская говядина Кобе. Представляешь, они делают быкам массаж с саке, чтобы жировые ткани проникали в мышцы! — пояснил Мило.
Я нахмурился, но он продолжал:
— А для поднятия настроения им в еду добавляют пиво, а чтобы снять стресс, включают на полную громкость классическую музыку. Вполне вероятно, твой стейк слышал концерты в исполнении Авроры. И может, тоже влюбился в нее. Так что у вас много общего!
Мило изо всех сил старался развеселить меня, но мое чувство юмора словно уснуло.
— Честно говоря, я устал. Может, расскажешь, зачем мы сюда приперлись?
Он проглотил последнее канапе, толком не распробовав редкое мясо, достал из сумки крошечный ноутбук и положил его на стол.
— Ладно, с этой минуты ты разговариваешь не с другом, а с агентом.
С этой ритуальной фразы начинались все беседы, касающиеся бизнеса. Мило в одиночку вел наше небольшое дело. Он постоянно был чем-то занят, мобильник, казалось, навсегда приклеился к его уху, он общался одновременно с издателями, иностранными агентами и журналистами, выискивая способы привлечь еще больше внимания к книгам своего единственного клиента. Понятия не имею, как он уговорил «Даблдэй» опубликовать мой первый роман. Мило сумел проникнуть в жестокий мир книгоиздательства, не имея специального образования и на ходу осваивая все хитрости этого дела. Он стал одним из лучших агентов только потому, что верил в меня больше, чем я сам.
Он считал себя обязанным мне, но я-то знал, кто сделал из меня звезду: только благодаря стараниям Мило после выхода первого романа я проник в узкий круг авторов бестселлеров. Видя мою популярность, самые известные литературные агенты предлагали сотрудничество, но я каждый раз отказывался.
Мило был не просто моим лучшим другом, он обладал качеством, которое я ценил превыше всего, — откровенностью.
По крайней мере, так я думал до его признания.
4
Изнанка
Во внешнем мире так мало места для надежды, что мне в два раза дороже мир внутренний.
Эмилия Бронте— Начнем с радостных новостей: первые два тома продаются так же хорошо, как и раньше.
Мило повернул ко мне ноутбук: на экране красная и зеленая кривые стремительно взлетали вверх.