Тамрико Шоли - Внутри женщины
– Второй раз взяла просто так. За компанию и было интересно – будет ли потом опять плохо. А потом уже перестала обращать внимание, когда принимала. Это абсолютно то же самое, как с сигаретами: рано или поздно наступает момент, когда ты перестаешь отслеживать, как из пачки исчезают сигареты. Или не замечаешь, что только что уже курил. Или с чашками кофе – кто его знает, сколько ты их выпил сегодня? Или с отжиманиями от пола – раз, и не заметил, что сделал сто вместо пятидесяти… Вот почему каждый мелкий шаг – это огромное событие в жизни человека: он может стать привычкой и все повернуть в другую сторону, – Женя залезла мне в глаза и не собиралась отпускать. На секунду мне показалось, что она знала про каждое мое движение не туда и ждала моего покаяния. – В общем, я не заметила, как это вошло в систему. Все сильно усугубилось тогда, когда Славик увлекся другой девушкой. Мы перестали видеться, я бесилась, и забивала время в этих непонятных компаниях. Я даже не помню, как перешла на внутривенное.
По моему телу пробежала дрожь. Почему-то всегда кажется, что таблетки – это такая ерунда и шалость, а игла – уже одной ногой в могилу. То ли в школе это вживили в мозг, то ли реальные картинки. В моей компании тоже были наркоманы. В холодное время года мы проводили время в квартирах, где редко бывают взрослые. Я знала, кто из парней сидит «на игле», но они никогда это не делали при мне и ни разу не предлагали. Как-то один из них с воплями ворвался в квартиру и, раскидав по залу стулья, забежал в соседнюю комнату. Парни попросили нас с подругой не дергаться и не заходить в ту комнату. Оттуда были слышны какие-то стоны и другие неприятные звуки. Как будто чье-то тело то трусили над полом, то волочили по нему. Я не удержалась и таки заглянула. И я никогда не забуду эту агонию тела в наркотической ломке. Впрочем, тела там не было: это был потный кусок кожи с костями. И человека в этом не было.
– Самое обидное, что Славик остался там, а я – здесь.
– В смысле?
– В прямом. Меня почти сразу накрыло, а он как-то побаловался пару раз, и все. Знаешь, момент, когда ты начинаешь принимать наркотики не для того, чтобы получить удовольствие, а для того, чтобы заглушить боль, – наступает очень быстро.
– Как быстро? – я понимала, что время – не точная наука. Всем известно, что есть 365 дней в году, 12 месяцев, 24 часа в сутки, 60 минут в одном часе, 60 секунд в одной минуте. Но иногда достаточно одной секунды, чтобы перечеркнуть десятки лет.
– Не знаю, мне сейчас сложно сказать. Школу я, во всяком случае, оканчивала с трудом. А после школы, летом, я ушла из дома. Было одно местечко возле посадки. Обычная квартира, но там тусовались наркоманы. Еще не конченые, но уже зависимые. Меня туда водили пару раз за амфетамином, и я запомнила дорогу. Мне кажется, именно там я впервые укололась. Помню, мне постоянно мешали мои длинные волосы, и я их обрезала ножницами. Так было удобнее, и короткие волосы можно было не мыть. Спали прямо на полу с какими-то людьми. Хорошо, что было лето. Хотя мне, кажется, уже было наплевать, – Женя обхватила шею ладонями. На языке жестов это могло означать куда больше, чем все ее слова, но я уже провалилась в подвал ее воспоминаний. Я физически ощущала этот твердый пол и прикосновения людей, которых я не знала и знать не хотела. Мне вдруг захотелось, чтобы кто-то крепко обнял меня.
– Ты еще общалась со Славиком?
– Да. Я помню, что один раз мне стало страшно. Нет. Не страшно. Наверное, грустно. Ничего мне не было интересно. Видишь сейчас небо за окном? Темное. Так было всегда. Я не знаю, мне сложно это описать, – Женя схватила стакан воды и сделала несколько больших глотков. А небо и правда слилось с ее синим свитером, как будто было свидетелем всего, что происходило с ней несколько лет назад. – Короче, все кажется таким бессмысленным. Конченым. Ни в чем нет малейшего смысла. Зачем работать, зачем одеваться, зачем жрать – это все кажется бессмысленным. И ты вроде как умирать не хочешь. Скорее, тебе кажется, что ты уже умер. И я пошла к Славику. Мне хотелось хоть что-то почувствовать. Он открыл дверь и сказал: «Что ты с собой сделала? Денег я тебе не дам». И захлопнул дверь. Была любовь – нет любви. А была ли?
Мне показалось, что Женя до сих пор любила его. У женщин есть много способов издеваться над собой, но самый изысканный из них – это ждать мужчину, который предал тебя. Впрочем, как ни странно, именно этот ритуал, сжигая сначала, потом становится опорой для воскрешения. Разбиться о пол на мелкие кусочки, чтобы потом собраться заново, но уже в совершенно новое существо.
Я и сама через это прошла. Господи, да покажите мне женщину, не испытавшую этого. И я никогда не забуду тот момент, когда впервые ощутила полное прощение к мужчине, который меня сжег. И, клянусь вам, это чувство превознесло меня так же высоко, как и любовь, которую я к нему испытывала.
– А потом помню, что меня нашли родители. Я была в отключке. Папа дергал меня в разные стороны, они оба что-то говорили мне, а может, друг другу. Я плохо помню этот момент, но я попросила их о помощи. Да, я, кажется, так и сказала: «помогите мне».
– Так начался путь наверх?
– Нет, ты что. Это был не последний раз, когда родители находили и забирали меня, – Женя улыбнулась. В ее губах застыла непроизнесенная благодарность родителям. – Первый раз они, конечно, были наивными. Просто отмыли меня, накормили и держали дома. Я убежала через несколько дней, под крики мамы, что у нее больше нет дочери. Через какое-то время дочь у нее все же снова появилась, и они опять забрали меня, но на этот раз уже направили в больницу, которая находилась в областном центре. И все по кругу: отмыли, накормили, начали читать морали. Это были адские дни. Если раньше мне казалось, что я мертва, то на этот раз я понимала, что, к сожалению, жива. И все болит. Не было ни единого места на моем теле, которое бы у меня не болело. И ладно, если бы просто болело. Как же тебе описать… Ну, все горит. Вот реально, кажется, что все горит. А потом тебя судороги хватают, и ты орешь. Орешь изо всей силы, потому что где-то в мозгу рождается мысль, что от слишком громкого крика ты можешь наконец-то умереть. Ну, или хотя бы потерять сознание. Но нет. Просто горишь, а потом приходит врач и что-то дает или колет.
– Сколько ты там пробыла?
– Три жизни, – Женя сдавила пустой стакан, в котором недавно была вода. – Но родители говорят, что почти четыре месяца. А потом я уговорила их забрать меня домой. Мама сжалилась, потому что я была похожа на картонку и весила не больше тридцати пяти килограммов. Ну и, конечно, через несколько дней я сбежала из дома.
– Откуда ты брала деньги на наркотики?
– Деньги? Ты что, я забыла, как они выглядят. Я трахалась за дозу.
– И тебе не было противно?
– Ахаха, – в Жениных глазах блеснул привет от дьявола. – Нет, конечно. Потому что секс больше не чувствуется. Ты вообще ничего не испытываешь во время этих дерганий. Ничего. Тебе ни плохо, ни противно, ни хорошо, вообще никак. И желания им заниматься нет. Ничего нет.
– Ты понимала, что ты – наркоманка?
– Да. У меня была подруга. Она, кстати, никогда не принимала наркотики, даже если в компании все глотали таблетки. Умная была, что ли… Я иногда вылазила из своей норы и приходила к ней, когда ее родителей не было дома. Она давала мне борщ или макароны с котлетами. Рассказывала местные сплетни. А потом я однажды пришла к ней, и она не открыла. Я слышала ее шаги за дверью, но она не открыла. И, знаешь, мне всегда было интересно, как люди принимают решение навсегда закрыть дверь перед кем-то? Почему они решают, что именно сейчас – пора?
– Это не они решают. Это их страх.
Я помнила, как хлопали дверью перед моим лицом. И это один из самых противных звуков, которые я слышала в своей жизни. И нет ничего сложнее, чем полюбить жизнь, когда перед тобой закрываются двери.
Я набралась смелости и взяла Женю за руку. Она вздрогнула, но не отодвинулась. Кажется, ей было понятно, что так я рассказывала ей о своих «дверях».
– Помню, что я жила на квартире у какой-то девчонки. Даже имени не скажу. Однажды я начала лазить по ее шкафам, сама не знаю, зачем. И в тумбочке нашла помаду. Я достала ее и решила накрасить губы. Впервые за долгое время. Я пошла в ванную, потому что там было зеркало. И увидела себя. На меня смотрело чудовище. У меня были скомканные нерасчесанные волосы, синяки на лице, а губы потрескались и опухли. Внезапно мне начало казаться, что из носа и ушей у меня ползут черви. Лицо стало дико чесаться, мне стало очень страшно. Впервые за долгое время мне стало очень страшно. Я тогда психанула и выбежала на улицу. Долго ходила без цели, а потом ноги сами привели к родителям. Мама была дома. Я сказала ей, что мне страшно, и я умираю. А она открыла дверь. Она сразу же открыла дверь.
Я крепче сжала ладонь Жени. Замечать в действиях людей улыбку Бога – дар ангелов.
– Поздравляю.
– Да ладно. Дальше было два диких года. Они отправили меня в другой город лечиться. Вытрясли все свои карманы, продали машину, мне кажется, даже банк ограбили, – она впервые за встречу улыбнулась.
