Данил Гурьянов - Любовь языком иносказаний
За полтора года, что длился мой ремонт, я поняла одну важную вещь: русская баба может все. Весь ремонт я осилила сама, одна. Только сантехнику и электричество приглашала сделать слесарей-алкоголиков, которые своей халатной работой порой доводили меня просто до исступленных слез. И еще Тамара приходила помогать мне перестилать линолеум и врезать замки. Друзьям и знакомым я теперь звонила только в поисках материалов для ремонта и с этой же целью каждое воскресенье ходила на «черный рынок», где ко мне подбежит порой какой-нибудь мужичок в петушке и так быстро, заговорщически: «Шанель № 5 нужна?», на что я ему: «Нет, мне бы бустилата…»
И при всем этом еще нужно было ходить на работу, хорошо выглядеть, чтобы никто и не усомнился в том, что ты — королева.
На новоселье ко мне приехали родители и Валя со своей двухлетней дочкой Дашей (муж у Вали через год после свадьбы утонул пьяным на озере). Мама, когда увидела, сколько работы я сделала, начала плакать, я — смеяться над ее слезами. Валя — суетиться, моя любимая племянница — лазить по линолеуму, а отец с гордостью сказал, что я нашу породу, везде выживу. Об этом он с гордостью сообщил и моим соседям, познакомившись с которыми, напился «за встречу». «Уж к дочери приехали, и то озорует»! — извинялась перед соседями мама, когда мы с Валей вели отца через лестничную площадку к моей квартире. На следующее утро отец проснулся раньше всех и, будто ничего и не было, с деловитым видом начал чинить барахливший утюг.
Когда за все приходится бороться, начинаешь предъявлять к жизни требования. Я требовала у жизни прежде всего любви. Настоящей. Чтобы найти дорогого человека. Чтобы взглянуть и понять — это он! В университете многие мальчики приглашали меня на свидания, но в каждом из претендентов я находила недостатки, либо во внешности, либо в характере, ни один из них не смог по-настоящему заинтересовать меня. А раз так, то тогда зачем встречаться? Ведь я, например, никогда не хотела просто из любопытства отдаться кому-либо. Я всегда была слишком романтична для этого. Ребята, видимо, почувствовали во мне что-то требовательное и отпугивающее и вскоре стали обходить меня стороной. После университета — Институт, где уже другое поколение, мужчины в основном женатые, а в компании молодежи я была редким гостем, к тому же время отнимали работа, ремонт, проблемы, да и в моих принципах ничего не изменилось. Словом, сейчас, будучи уже тридцатилетней женщиной, я не узнала даже что такое поцелуй, не говоря уже о чем-то другом.
Вам дико? Но ведь так бывает. И знаете, дело даже не в возможностях, их у любого человека множество, дело в психологии и привычке к традиционному образу жизни. Порой я говорила себе: «Да как же ты еще живешь?!», но тут же отвечала: «Но ведь живу же». Живу привычной тихой жизнью, не хочу размениваться и говорю себе, что у меня еще все впереди.
А больше года назад, когда в наш отдел перешел Наиль, я посмотрела на него и поняла — это он. Если быть совсем точной, то в первый момент, когда я его увидела, я не просто поняла, а я что-то почувствовала, все равно что человек, который глотнул волшебного зелья, не подозревая о его свойствах, и вначале лишь ощутил что-то, а только потом понял, что именно он выпил, и что его первое ощущение от глотка было предвестником снизошедшей позже истины. Также и у меня — в первый момент какое-то зачарование, позже — озарение.
Наиль, я дождалась-таки твоего появления в моей жизни! Это произошло! Я не зря ждала! Ты…
Боже мой, о чем это я думаю, ведь между нами все кончено!
В салоне троллейбуса было лишь несколько пассажиров, доходило уже девять вечера, я сидела на дерматиновом сидении и сонно смотрела на мелькающие за окном огни города.
Все кончено, кончено! Я слишком устала от всего этого. Прощай, Наиль! Как видишь, я не умерла, потеряв любовь к тебе, а если и думаю о тебе, то исключительно по привычке.
Я вышла из троллейбуса на своей остановке и направилась к дому. Завтра нужно будет встречать Новый год. Добраться до родителей уже не успею. Тамара будет с мужчиной, за которого собирается замуж, значит, придется встречать праздник одной.
Уже открыв входную дверь, я почувствовала тяжелый влажный воздух в квартире. Из-под ванной выливалась вода на дорожку в коридоре. Когда я распахнула дверь в ванную, выяснилось, что там снова прорвало трубу с горячей водой. Я кинулась звонить в аварийную, но там никто не брал трубку, тогда я стала набирать номер Анны Ильиничны, влиятельной дамы из ЖЭУ с которой я специально попыталась завязать дружбу.
Сейчас снова придется просить, обещать отблагодарить, кому-то перезванивать, нервничать, бороться…
Мое существование малопривлекательно: красный диплом, к которому я так стремилась, не играет в моей жизни никакой роли, работа убивает меня своей скукой и однообразием, моя квартира постоянно преподносит мне эксплуатационные сюрпризы, и только появление в моей жизни Наиля заставило меня жить. Точнее, могло бы заставить. Ведь между нами все кончено.
Глава четвертая
«Московское время — восемь часов…»
Слава Богу, успеваю!
«…десять минут»
Что?! Уже десять минут?! Эта дикторша, наверно, специально делает такие большие паузы между объявлением часов и минут. Стерва, играет на нервах опаздывающих людей! От раздражения я даже выключила радио, чтобы не слышать ее голоса и, оставив чашку чая недопитой, поспешила из кухни в комнату одеваться на работу.
Праздники уже прошли, и наступил первый рабочий день в новом году.
Праздники… Дни, проведенные в одиночестве, с включенным телевизором, с мыслями о Наиле… Вовсе нет, я совсем не изменила свое мнение о нем, ведь между нами действительно все кончено, но просто невозможно сразу выкинуть из головы человека, который так долго занимал твои мысли…
Я решила, что не появлюсь на работе сломленная, грустная, неопрятная от наступившей апатии. Наоборот, я приду во всеоружии — шикарно одетая, веселая, довольная жизнью, чтобы Наиль понял, кого он потерял, выбрав Ульяну, чтобы видел, как я вполне счастлива и без него.
Моя соседка сверху, Люда, работает в универмаге. Она однажды затопила меня, на почве этого мы с ней познакомились и потом даже подружились. Люда иногда подбрасывает мне дефицитные тряпки, но, к сожалению, у меня не всегда есть деньги, чтобы купить их. Тогда Люда разрешает мне сходить на работу в чем-нибудь из ее гардероба. Вчера вечером я прибежала к ней со словами: «У тебя есть что-нибудь… революционное?!» Откусывая яблоко, Люда достала из шифоньера джинсы: «Последний писк!»
Сейчас я надевала эти джинсы, и у меня поднималось настроение при виде отражения в зеркале. Я небольшого роста и джинсы, сидевшие на мне как влитые, подчеркивали скрытые достоинства фигуры. Затем я надела узкий светло-бирюзового цвета свитер с высоким горлышком, еще раз прошлась расческой по своей пышной прическе, которая стала таковой после вчерашней химической завивки. Боевой дух мне задавала песня Пугачевой «Фотограф», которую я, несмотря на то что опаздывала, не поленилась и включила на проигрывателе — если брать реванш, то делать это нужно с шиком!
По улице я шла с гордо поднятой головой, такая же ехала в троллейбусе, а в ушах все слышала пение Пугачевой:
«Ты сними, сними меня фотограф,Так, чтоб я смеялась беззаботно,Так, чтоб я была неотразима,Чтоб никто и не подумал,Чтоб никто и не поверилВ то, что очень одиноко мне».
В Институт я забежала, процокав по огромной широкой лестнице парадного подъезда, надела счастливую улыбку, которой одаривала всех, начиная с вахтерши, затем гардеробщицы и продолжая сотрудниками, встречающимися в коридорах или лифте. Это были малознакомые люди, и мы только кивали головами при встрече, но я с удовольствием замечала их быстрый любопытный взгляд на меня. Я же шла, улыбалась, здоровалась как можно более непосредственно и свободно, словно говоря: «А, вы о моем новом облике? Господи, какие пустяки. Я уже и забыла об этом!»
— Здравствуйте, — специально негромко произнесла я, заходя в наш отдел, и тут же, как обычно, направилась на свое место.
Жизнь отдела на мгновение замерла: Ульяна и еще несколько женщин, собравшиеся в кучку и что-то обсуждавшие, замолчали, повернули головы в мою сторону, такая же реакция была у остальных, краем глаза я видела, как на меня неотрывно смотрит Наиль. Великолепно! Просто великолепно!
Я положила сумочку на свой стол, делано переводя дыхание от слегка поспешной ходьбы.
— Хорошо выглядите, — с ядом сказала мне одна из сотрудниц, тридцатипятилетняя высокомерная Алевтина. Ее снобизм вытекал из того, что, как говорили, она была родственницей нашей начальницы Веры Сергеевны, а кроме того, ее муж регулярно отправлялся в командировки за границу, привозил ей оттуда модные вещи, и на этом основании Алевтина решила, что она — Элизабет Тейлор, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
