Данил Гурьянов - Любовь языком иносказаний
— Принесли песенки! — радостно возвестила Ларочка, не выговаривавшая букву «р». Она была молодая, красивая, веселая, ее модно подстриженные волосы были обесцвечены краской «Блонд Виктория» (два месяца назад Ларочка подпольно продавала эту краску чуть ли не всему Институту, приводя в пример собственную гриву как результат использования этого обесцвечивающего средства).
— Ю май хат, ю май соул, та-ра, ра-рай, ра-рай, ра-ра! — водя головой из стороны в сторону от наслаждения, пела Ларочка хит «Модерн Токинг», поставив сумку на стул.
— Мужчины, ну помогите что ль им! — раздраженно попросила Вера Сергеевна, уже жалевшая, что ее отдел затеял эту вечеринку.
Мы с Наилем стояли к Ларочке ближе других, и потому именно Наиль стал вытаскивать из большой сумки проигрыватель и колонки, а Ларочка продолжала петь иностранные песни, по несколько раз повторяя один и тот же припев, в котором почти все слова заменяла фразами типа «та-ра, ра-рай», и в них особенно сильно было заметно ее грассирующее «р». В это время подруга Ларочки вытаскивала из своей сумки кипу больших пластинок в ярких конвертах. «Ой, а че это вы принесли?» — сразу же подбежала к ним Ульяна и начала смотреть пластинки.
Я подошла к Тамаре.
— О чем это вы там с Наилем беседовали, а? — подзадоривая меня, спросила она.
— А, ерунда, — отмахнулась я.
— Чувствуется, сегодня в ваших отношениях все наконец-то разрешится! — с радостью за меня приглушенным голосом произнесла Тамара.
Ничего не зная точно, я только по-театральному возвела руки к небу.
В это время наш отдел взорвался звуком: Ларочка на полную громкость включила проигрыватель. Жизнерадостная мелодия «Сани» в исполнении «Бони М» захватила наше такое скучное в будни помещение. Теперь же под музыку все еще больше оживились, почувствовали, что праздник действительно наступает, стали подпевать своими голосами требовательное «А-ай ла-ав ю-ю!» в припеве песни.
— Ну иностранщину-то зачем включили? — пыталась перекричать шум музыки Вера Сергеевна, с которой были солидарны еще трое пенсионеров из нашего отдела.
— Ве-ра Сер-ге-ев-на! — словно счастливая корова подбежала к нашей начальнице Ульяна. — Душечка! — от обуревавшего ее веселья она даже обращалась к пожилой женщине сюсюкающим слогом, и схватив ее двумя пальцами за щеку, потрепала будто ребенка. После этого она также внезапно исчезла, видимо, посчитав, что как никто смогла успокоить Веру Сергеевну.
Мне стало смешно, и я заметила, что Наиль, тоже наблюдавший эту сцену, кривится в ироничной ухмылке. Мы с ним переглянулись, непринужденно и так по-особому, как могут только люди, лишь вдвоем знающие общую тайну. Я даже почувствовала признательность к Ульяне, за то, что благодаря ей, у нас с Наилем начала налаживаться хотя бы какая-то связь.
— Она уже напилась! Уже успела! — громко возмущалась Вера Сергеевна. После выходки Ульяны она сначала остолбенела, а потом начала безостановочно кудахтать приближенным. — Алкоголичка проклятая! Взносы уже сколько не платит! Все, исключаем из партии!
Еаконец весь наш отдел, человек из пятнадцати, включая Ларочку с ее подругой, сел за длинный стол. Приглушенно играла музыка, захлопало пробками шампанское, стали раздаваться взрывы дружного хохота, зазвенели фужеры, застучали столовые приборы, пошли разговоры о рецептах, детях и политиках, сплетни о сослуживцах, истории из жизни и анекдоты, полезные советы и попутные просьбы передать хлеб или какое-либо блюдо.
Наиль сидел почти напротив от меня, лишь немного правее. Когда Ульяна снова начинала привлекать к себе внимание (например, приторным голосом спрашивать где ее шарлотка, потому что она хочет угостить своих соседей по трапезе), мы с Наилем снова, улыбаясь, переглядывались, и я все больше склонялась к мысли о том, что сегодняшний вечер действительно счастливый.
Вскоре больше половины из всех нас, среди которых была и я, вышли из-за стола и стали танцевать. Ларочка, уступая требованиям Веры Сергеевны, поставила Пугачеву, выбрав саму. Энергичную песню — «Сто друзей».
Мы, танцующие, притаптывали ногами, двигали руками, согнутыми в локтях, крутились во время танца во все стороны, подзадоривали друг друга улыбками, а остальные, продолжавшие сидеть за столом и Наиль в том числе, хлопали нам в ладоши, следуя такту музыки.
Через несколько песен пластинка дошла до грустного «Паромщика», и Ларочка кинулась было к проигрывателю, чтобы найти песню повеселей, но ее остановила Тамара.
Сердце мое бешено забилось.
— Товарищи, граждане, внимание!.. — интригующе начала Тамара, а первые отрешенно-мелодичные аккорды «Паромщика» уже нахлынули на нас из колонок проигрывателя. — А сейчас… Белый танец!
Читатель! Мы ведь сговорились с Тамарой, что она объявит белый танец, потому что я твердо решила пригласить на него Наиля! И сейчас, когда Тамара выполнила свое обязательство и действовать теперь нужно было только мне, меня сковал страх. И все-таки я пошла к Наилю на своих будто ватных ногах, возбужденная донельзя из-за того, что все-таки решилась на это, и что сейчас мы с Наилем ступим на новую ступень наших отношений, оставив всякую неопределенность в прошлом. И вдруг я увидела крупную фигуру в красном платье и с желтыми волосами-паклей, которая вдруг вынырнув откуда-то сзади меня и подскочив к Наилю, теперь уже клала ему на плечи руки в медленном танце.
Я остановилась, не в силах поверить, что такая несправедливость возможна. Я столько ждала этого момента, убеждала себя, что смогла бы это сделать и уже почти СДЕЛАЛА это, как вдруг все мои старания оказались невостребованными из-за жестоких коррективов, внесенных беспощадным ходом жизни.
Боже мой, я же остановилась как вкопанная! Люди смотрят на меня! Я сделала неуклюжее движение и импульсивно пригласила сидящего поблизости Петра Петровича. Он с готовностью принял мое предложение, и через несколько секунд его руки уже были на моей талии, мои — на его плечах, и мы апатично топтались на месте под грустную музыку.
Для меня этот танец стал пыткой. Я не испытывала абсолютно никакого желания прикасаться к Петру Петровичу или ощущать на своих бедрах его тяжелые ладони. Кроме того, я чувствовала, что попала в ситуацию, которая может быть истолкована Наилем совершенно неправильно — Наиль мог подумать, что я хотела пригласить на танец именно Петра Петровича, но ведь это не так! Наиль, это не так! Я хотела пригласить тебя! Подумать только, сейчас мы с тобой могли бы оказаться так близко друг к другу, без препятствий, без расстояний, наслаждаясь соприкосновением во время медленного танца, под красивую музыку, оказавшись словно в волшебстве! Вместо этого я вынуждена механически танцевать с Петром Петровичем, хотя и неженатым, порядочным, по-деревенски наивным, но так раздражающим меня сейчас. Рядом с ним я двигалась напряженная от неприятия происходящего, вся в томительном ожидании последнего аккорда песни.
Краем глаза я заметила, что Ульяна и Наиль, судя по их улыбочкам и непрекращающейся беседе, без сомнения наслаждаются обществом друг друга! Я почувствовала, что меня захлестывает обида.
Вдруг раздался громкий лошадиный смех явно пьяной Ульяны. Я метнула на эту парочку горящий от гнева взгляд и увидела, что Наиль чуть ли не на ухо что-то шепчет своей напарнице.
В моей душе все перевернулось и вспыхнуло.
— Нелли Ивановна, вы — неотразимы!
Ах да! Я же танцую с Петром Петровичем и он, видимо, почувствовал неловкость из-за того, что мы до сих пор не проронили ни слова. Но я не собиралась завязывать с ним беседу.
— Да? Спасибо.
Ульяна снова начала громко ржать, Наиль улыбался как выполнявший свою функцию мартовский кот.
Ах вот как! Вам, значит, очень весело! Какая стоящая друг друга парочка!
Песня наконец-то кончилась, и я освободилась от Петра Петровича, а Ульяна с Наилем расставаться, чувствуется, не торопились.
По просьбе Ульяны Наиль пошел к столу и стал наливать в стакан сок. Ларочка меняла пластинку, и потому музыка на время исчезла, уступив место гулу голосов.
Неожиданно Ульяна, издав какой-то вопль, тяжело рухнула на пол. В первое мгновение все оторопели, а затем кинулись к ней, но Ульяна уже по-пьяному громко и безудержно хохотала.
— Ну я и трахнулась! Это ж надо! — кричала сквозь свой хохот она, не делая ни малейшей попытки подняться. Она лежала на полу как большая свинка. Подол ее красного платья задрался почти до бедер, выставляя на всеобщее обозрение крупные белые ляжки.
— И-ди-от-ка! — с придыханием воскликнула Вера Сергеевна, отвернувшись, будто выражая этим поворотом головы полную степень презрения к Ульяне. — Ну, и-ди-от-ка!
— Это ты кого назвала идиоткой, а? я ведь щас тебе в харю плюну! — сменила безудержное веселье на пьяную агрессию Ульяна и попыталась подняться.
