Махмуд Теймур - Карьера доктора Фануса

— За этот месяц не получу ни гроша! — ответил он без предисловий.

— Упаси нас господь от напасти! — проговорила она в изумлении. — Дядюшка Ибрахим еще утром принес твое жалованье.

Ахмед открыл глаза и посмотрел на нее, словно утопающий, которого вытащили из воды. Жена тут же принесла пачку денег. Он пересчитал их и чуть с ума не сошел от радости. «Да благословит тебя Аллах, дядюшка Ибрахим! Да умножит он твои блага, дядюшка Ибрахим!» — кричал он.

В переулке Хилла, в подвальной комнатке старого дома, окруженного развалившимся забором, полиция произвела обыск. Нашли изодранный матрац, циновку, очаг, кастрюлю, деревянную плошку. Из одежды дядюшки Ибрахима оказалась только галабийя[8]. В ней обнаружили маленький кусочек гашиша. Кривая старуха, которая, как выяснилось, была женой дядюшки Ибрахима, сказала, что муж в министерстве.

Женщину отправили в полицейский участок. Она плакала там и долго рассказывала о своей жизни с Ибрахимом. Когда-то он был хорошим мужем, и у них были дети. Один сын попал под трамвай. Ему было десять лет. Другой уехал работать в зону канала, но вот уже несколько лет как перестал подавать о себе вести. Дочь вышла замуж за каменщика и живет где-то в Верхнем Египте.

Старуха призналась, что в последнее время дядюшка Ибрахим очень изменился. До нее дошли слухи о его связи с продавщицей лотерейных билетов из кафе «Фуад».

Сыщики нагрянули в кафе. Вернулись они в участок с группой детей, подростков и взрослых — собирателей окурков и чистильщиков сапог. Все они знали дядюшку Ибрахима. Он обычно сидел на своем месте, в проходе, попивая маленькими глотками кофе и не сводя глаз с Англичанки. Кто такая Англичанка? Продавщица лотерейных билетов, девушка с золотистыми локонами и голубыми глазами. Тоже когда-то собирала окурки… А с кем только она не была в связи…

Дядюшка Ибрахим как-то увидел ее на улице, узнал, что она работает в кафе «Фуад», и с тех пор стал просиживать там все вечера. Та сразу сообразила, что он влюбился, и открыла всем его тайну. Его всячески высмеивали. Однако он, казалось, ничего не замечал, поглощенный своей страстью. А однажды она заявила, что он — богатый человек и хочет жениться на ней…

Полиция ухватилась за этот конец нити. Однако она и не подозревала, что другой конец был в Абукире. Да, да! Дядюшка Ибрахим находился в Абукире. Он спокойно сидел на берегу, глядя то на море, то на свою золотую лилию, локоны которой развевались от порывов легкого ветерка. Он был чисто выбрит, лысину прикрывала ослепительно белая шапочка. Его лилия надела светлое платьице и казалась в нем еще моложе. Они сидели с видом счастливых супругов, хотя апрельская погода и покусывала немного холодком. Вокруг ни души — дачники еще не приехали, а греки, владельцы домов, были от берега далеко. В глазах дядюшки Ибрахима — страсть и удивление, будто он впервые, как дитя, открывал этот мир.

Прежде он никогда не видел моря. Более того, за всю свою жизнь ни разу не покидал Каира. Море, берег, небо, покрытое белыми, как цветы, облаками, ослепили его. Он улыбался, вслушиваясь в прерывистый гул прибоя. Казалось, он освободился от всех забот.

А девушка? Она беспечно растянулась рядом и молчала. Веки ее были прикрыты.

Господин Лютфи — вот кто невольно послал его в Абукир. Каждый год Лютфи проводил лето на этом курорте и обычно после рассказывал товарищам, как красиво и покойно на море и как много там рыбы.

Дядюшка Ибрахим приехал сюда, захватив все необходимое для медового месяца: одежду, украшения, подарки, вино и гашиш. Целые дни он проводит в меблированной комнате или на берегу. Ничто его не занимает, кроме любви, природы, курения, еды и питья.

За неделю он потратил столько, сколько не тратил и за целый год. Его возлюбленная без конца требовала вина и наркотиков. Она была откровенна до цинизма.

— Откуда у тебя деньги? — спросила она однажды.

— Я принадлежу к знатному роду, — улыбнулся он.

— Вот как, — проговорила она с сомнением.

— Да простит тебя Аллах!

Она засмеялась.

— У тебя во рту всего четыре зуба, один наверху и три внизу!

Он снисходительно улыбнулся. Счастье! Как оно преходяще!

Она просила показать Александрию, но он отказался поехать туда.

— Ах, теперь мне все понятно! — сказала она.

Он разложил перед ней фрукты, вино и сигареты, поцеловал ее в алую щечку.

— Смотри на море и небо, наслаждайся тем, что лежит перед тобой, и да будут эти часы слаще меда!

Он делал все, чтобы она была довольна. Прежде он всегда ходил, понурив голову, не видя ничего, кроме пыли, забот и житейских неурядиц. Теперь он увидел волшебный восход солнца, восхитительные краски заката, сияющую луну и бескрайний горизонт. И все это благодаря животворной силе любви. Неужели же этому придет конец?..

В начале июня на берегу появились первые дачники. Сердце дядюшки Ибрахима сжалось от тревоги. Он чувствовал, что беда вот-вот нагрянет… Однажды, находясь в лавке, он вдруг в конце улицы заметил господина Лютфи, который шел с агентом по найму квартир.

Дядюшка Ибрахим тотчас бросился домой и черным ходом пробрался в свою комнату. Значит, уже скоро берег заполнится людьми и ему не останется здесь места. Любимая покинет его, как вздох. Да, он любит ее, несмотря на ее капризы, резкость и острый, как перец, язык. Он благодарен ей за то счастье, которое она ему подарила, за дыхание юности. Пусть Аллах простит ее.

Он решил подсчитать оставшиеся деньги. Потом завернул их и спрятал на груди. И тут он услышал, как хлопнула дверь. Он обернулся, увидел свою возлюбленную. Заметила ли она, что он делал? Он лег рядом с нею, но сон бежал от него. «Отдай ей деньги и освободи ее!» — говорил он себе. Прекрасное бездомное дитя! Кто ее отец? Кто ее мать? Как-то раз она сказала ему: «У меня нет никого в этом мире». А у него?

Но тут он почувствовал, как что-то холодное, словно змея, касается его. Она собирается обокрасть его?! Не для того ли она так коварно ласкала его, чтобы он покрепче заснул! О горе! Он схватил ее за руку. Раздался крик. Затем наступило молчание.

— За что? — горестно спросил он. — Разве я отказывал тебе в чем-нибудь?

Она укусила его руку, и он оттолкнул ее. Бросился к выключателю и зажег свет. Первое, что он увидел, — это свою окровавленную руку.

— Такая молодая, а сколько в тебе злости!

Она презрительно посмотрела на него и повернулась к нему спиной.

— Как ты решилась обокрасть меня? — спросил он.

Ее душили гнев и досада, но она не проронила ни слова.

— Я не хочу больше того, что получил, — вновь заговорил он. — Пусть Аллах воздаст тебе за меня лучшей наградой.

Он отдал ей бо́льшую часть оставшихся денег, собрал ее вещи и проводил на станцию.

С этого момента Абукир для него опустел. Дядюшка Ибрахим уехал в Александрию. Долго бесцельно брел по городу. Неожиданно оказался перед мечетью Абу Аббаса. Зашел, сделал два земных поклона и сел, повернувшись лицом к стене.

Тоска и отчаяние охватили его. «Неужели было твое благоволение на то, что случилось со мною?.. — шепотом вопрошал он бога. — Молодая, красивая, а сердце полно зла. Разве и на это твое благоволение? А мои дети, где они? И на это было твое благоволение? Мир преследует меня только за то, что я вверяюсь тебе. И на это твое благоволение? Вокруг толпы, миллионы людей, а я одинок. И на это твое благоволение?»

Он разразился рыданиями.

Удаляясь от мечети, он услышал, как кто-то зовет его: «Дядюшка Ибрахим!» Он обернулся. Подошел какой-то верзила. По всему видно — сыщик. Дядюшка Ибрахим покорно остановился, а сыщик, зловеще усмехаясь, схватил его за плечо.

— Ну и измучил же ты нас поисками, да пошлет тебе Аллах мучения!

Дядюшка Ибрахим с покрасневшими от слез глазами покорно зашагал рядом.

— Скажи, пожалуйста, — спросил сыщик, — кто же толкнул тебя на такой путь, в твоем-то возрасте?!

Дядюшка Ибрахим улыбнулся, поднял палец к небу и прошептал:

— Бог!

Слово это вырвалось у него, как стон.

Шахразада

Перевод Сами Амара

— Алло!

— Господин Махмуд Шукри?

— Да…

— Извините за беспокойство. Мы с вами не знакомы.

— С кем имею честь говорить?

— Мое имя вам ничего не скажет. Я лишь одна из многих, которые стремятся поделиться с вами своими печалями.

— Слушаю вас.

— К сожалению, моя история довольно длинна.

— Тогда, может, вам лучше изложить ее в письме?

— Боюсь, что не сумею объяснить все как следует.

— А вы не смогли бы прийти ко мне в редакцию?

— Нет, не могу… во всяком случае сейчас.

Он обратил внимание на это «сейчас» и улыбнулся. Мелодичный голос собеседницы показался ему приятным.

— Так как же нам быть?