Михаил Орловский - И пришел доктор...

Я живу в ПМП, в кладовке — это более или менее приличное помещение во всем здании (иногда на первом этаже по полу плавают в кильватерном строю рыбки похожие на фекалии), везде течет крыша, плесень на стенах.

На самих кораблях был пару раз, сказали, что могут сделать мне большой подарок и взять в настоящее море на стрельбы — я вежливо отказался (мне кажутся подозрительными эти корыта, особенно после того, как в Питере чуть не утонул флагманский эсминец на параде, от взрыва УЧЕБНОЙ мины), все разваливается.

Должен много чего и всем, и все за свой счет. Крутые дядьки пообещали помочь с увольнением, так что стараюсь вести себя более или менее адекватно, но последние события подталкивают к тому, чтобы вести себя по-академически — пускай сначала найдут. У меня уволили начальника аптеки и всю аптеку хотят повесить на меня, а там до хрена всяких шкафов, стерилизаторов и прочего. Я пока отбрыкивался, но безуспешно. Короче одна нервотрепка и все это — на халяву.

Жилья нет и реально говорят, что не дадут, тем более холостому, но это полбеды—эта дыра считается чем-то вроде курорта для умственноотсталых (кто еще поедет отдыхать в такую холодину) и поэтому половина жилья сдается посуточно, а вторая на длительный срок — от полугода. Очень надеюсь не застрять здесь на столько. Был в местной барухе «Матросский клуб» — думаю, названия достаточно чтобы прочувствовать всю безысходность. А так все бухают круглосуточно, но не хочется втягиваться.

Извини, Михалыч, но у меня здесь нет компьютера, нет Интернета, нет фоток (чтобы потом ничто не напоминало об этом времени), так что всю историю болезни придется чувствовать со слов. Удачи. Всем привет».

Так можно и ёжика родить…. Не имея с ним никаких контактов. А можно и на тот свет прямиком. Недалеко. Вот тебе и «разрешите представиться».

ГЛАВА 2 СОЛНЦЕ, МОРЕ И ГРИБЫ

Солдат спит, а служба идёт.

Представившись и поняв, что служба уже идёт полным ходом, мы решили немного отдохнуть. Отдых наш осуществлялся ежесуточно, и каждую свободную минуту мы старались схватить за жабры.

Лето только началось. Стояла крайне невыносимая для Севера жара — целых 25 градусов выше нуля, по Цельсию или 40 градусов по Фаренгейту, если кому так удобнее. На карликовых берёзах пели пернатые, сопки манили приятной прохладой и обилием вкуснейших ягод и огромных грибов.

Таких грибов, какие могут получиться только под воздействием альфа- и бета-лучей. Шляпки этих грибов, раскинувшись точно зонты, заманчиво блестели на солнце и, порой казалось, что они сами источают некоторое невидимое излучение. Ножки грибов тоже впечатляли: они запросто могли поспорить с молодыми деревцами. Пальцами их было не обхватить. Двумя словами — грибы-великаны.

Тем временем, мне персонально удалось совместить приятное с полезным: выйти в море на проверку маяков и превосходно порыбачить. Рыбалка в Северном море— полнейшее удовольствие. Кидаешь блесну и тут же получаешь рыбу, размером минимум с нос торговца по имени Ара. Не надо ни червяков, ни подкормки, ни наживки — просто одну блесну и жирный трёхконечный крючок. Встаёшь на глубину 50 метров, достаёшь удило и вперёд. Чудесная рыбья чешуя блестела в солнечных лучах, будто золотая кольчуга. Руки непроизвольно хватали добычу, а разум требовал продолжения банкета. Не рыбалка, а одно сплошное удовольствие. Поняв, что это максимальное развлечение из тех, которые могу я получить от военных, мой интерес к службе стал равен практически абсолютному нулю.

Но, до того дня, как я потерял к службе интерес, мы с товарищем много интересного увидели и на собственной шкуре прочувствовали. Чем могут занять себя два молодых доктора в солнечный летний день? Правильно, пойти по сопкам и полюбоваться на море. Это ведь почти край земли. Ощущение, что стоишь на обрыве перед пропастью, у которой нет дна. Складно переливающиеся сопки, постепенно уходя в море, создают картину некого плацдарма, готового плавно отправлять непослушных ему сыновей и дочерей на суд самой высшей инстанции — в преисподнюю.

А какое оно, Северное море! Словами это не передать. Цвет его зелёно-изумрудный и в то же время крайне прозрачный. Так и хочется искупаться и понырять в толщу вод, если бы не помнить, что температура в этом самом море с трудом приближается к десяти градусам тепла, даже летом. Судороги моментально захлестнут тело такого смелого дай- вера, который сунется в эту ослепительную бездну, плавно переходящую в Свирепый Ледовитый Океан. В этом случае, даже медузы своей жалящей кислотой не согреют его остывающую плоть.

А медузы там, смею Вас заверить, не «хи-хи ха-ха», а «о-хо-хоюшки хо-хо»! Габаритами они с хорошую кавказскую овчарку, это точно. Цвета — огненной меди, с извилистыми щупальцами формой своеобразных лент и напоминают скорее морские водоросли, нежели гроздья винограда, как у их южных сородичей. Смотришь на всё это творение природы и ощущаешь себя песчинкой в огромном мире, созданном несколько миллиардов лет тому назад.

Сделав тридцать шесть экзотичных снимков края Света и себя на этом краю, мы повернули в обратный путь. Увидев же, сколько нам пилюкать (топать, пешкарить, выбирай, что нравится) до городка, мы потеряли всю бравость, и красота летних сопок с Чёрным морем померкла в наших глазах. Пятнадцать километров по сопкам — это даже спортсмен не каждый выдержит.

Но более весёлым у нас выдался другой выходной. Он как раз пришёлся не то на среду, не то на четверг. Мы бродили с Лёликом по залитому солнцем городу, наслаждаясь коротким заполярным летом, продолжительность которого в различные периоды колеблется от восьми до тридцати (рекорд) суток. Разумеется, шли мы по форме одетыми, как две непуганые мухи.

Надо заметить, что два молодых офицера, да ещё и с медичками на погонах, праздно шатающиеся в рабочий день, не могут не вызвать у настоящего военного обильного раздражения, метания искр, течения слюней и прочего негативизма. Практически так оно и случилось.

Как я уже упоминал, стояла невыносимая жара, а чёрная морская форма это положение усугубляла. Летом в ней душно, а зимой — холодно. Шли мы без головных уборов, так как настоящему доктору военная шапка нужна, как блохе сапоги. Воинское приветствие он всё равно никому не отдаёт, а дождя тогда и близко не намечалось. Идём мы, как два слепых, утёнка и никого в радиусе километра не замечаем. Полная абстракция.

И тут раздался Голос:

— Товарищи старшие лейтенанты. Подойдите сюда.

Мы с украдкой посмотрели наверх, ожидая снисхождения, но, поняв, что высшее командование навряд ли захочет с нами общаться, сразу осмотрелись. В поле нашего не очень хорошего видения попал подполковник, строящий из себя крутого морпеха. Подходим значит, вдруг у него живот напучило, и газы не отходят. А он оказался болен на голову:

— Военный комендант гарнизона. Ваши документы, — он словно выплюнул фразу, щурясь в нашем направлении.

А мы стоим, как зачарованные, думаем, что за нелепая личность.

Комендант. Он же «Калич». Он же «Устав». Хмурый. Жёсткий. Амбициозный. Характер неуравновешенный. Может продать родную мать, если это поспособствует служебному продвижению. Главный принцип жизни: «Бей своих, чтоб чужие боялись». Медиков не любит, так как трижды заваливал экзамены в медвуз, благодаря чему и попал в армию. Особая примета: зубы во рту растут не подряд, а с интервалом в один. Не женат. Курит. Алкоголь — согласно штатного расписания.

— Почему без головных уборов, — вернул он нас на Землю, несмотря на то, что сам стоял без шапки, и его форма была настолько измята, что бомжи по сравнению с ним наглажены как на параде.

Мы вспомнили, что шапки должны висеть на головах. Вроде. Надели.

Дальше у коменданта вылезло много всяких почему: почему не на работе, почему слоняемся без дела и так далее. Как будто он вчера на свет появился. Правда, мы с Лёликом уже привыкли, что военные любят задавать вопросы, не требующие ответа.

В итоге, после непродолжительного монолога, подполковник нам рекомендовал, хотя он думал, что приказал, ждать его у комендатуры для принятия по нам важного неодносложного решения. В качестве гаранта нашей добропорядочности показанные офицерские удостоверения личности он оставил у себя.

Пришли мы с товарищем к комендатуре, ждём. Лёлик позвонил командиру, как истинный психиатр назвал его вновь Иваном Ивановичем, и сообщил о временных трудностях в его несладкой жизни. На это он услышал что-то вроде сочувствия и совет быть осторожней впредь, а то так и до потери премии недалеко.