Игорь Неверли - Сопка голубого сна
Что-то, видно, вспомнив, она убежала в соседнюю комнату и через минуту вернулась, держа в обеих руках прекрасную, салатного цвета шелковую сорочку, вышитую крестом.
— Это мое, моя работа... Примите это от меня в подарок, умоляю!
— Хорошо, а вы примите то, что с меня причитается,— он заглянул в счет.— Двадцать четыре рубля. Прошу. И спасибо от всей души.
Он поднял чемодан на прилавок и стал укладывать туда белье. Девушка ему помогала.
— Мне еще надо зайти в пару магазинов и в аптеку. А жандарм ждет на вокзале... Ну, давайте прощаться,— он протянул к ней руки.
Девушка доверчиво сунула свои маленькие белые ладошки в его страшные каторжные руки. Бронислав придержал их на мгновение, таких рук, такой девушки ему в тайге, наверное, не встретить, затем прильнул к ним губами:
— Я вас не забуду, буду вспоминать долго, долго...
— Храни вас господь, я буду молиться за вас!
Выйдя на улицу, он увидел, что его поджидает небольшая толпа. Кроме привокзальных мальчишек и школьников, здесь были взрослые и старики. Все смотрели на него с нетерпением и надеждой.
— Благослови тебя господь, милостивый государь! — заголосила бабенка в салопе.
— Мне бы хотелось с глазу на глаз рассказать о злоупотреблениях на Нерчинском заводе,— сказал высокий мужчина в потертой бобровой шапке.
— И мне тоже. Колюшников я, коллежский регистратор,— представился толстяк с носом свекольного цвета.
Кто-то начал ему излагать свое дело, другой совал в руку прошение, женщина молила о помощи... Бронислав понял. Его приняли за кого-то из Иркутска или Петербурга, за важного чиновника, тайного уполномоченного... Ужас. Если городовой заметит это сборище, не миновать ему ареста, допроса. И если даже установят, что он тут ни при чем, все равно к поезду ему не успеть. Бояршинов!
Он сорвал с головы шляпу и поднял кверху. Все замолчали.
— Не сейчас и не здесь! — гаркнул он гневно.— Не мешайте работать, ясно? Разойтись!
Люди попятились, зашептались, гость сердится, не сейчас и не здесь, не мешать, разойтись... И начали медленно расходиться.
Бронислав быстро зашагал в противоположную сторону. Привокзальные мальчишки бежали следом. Они этого дяденьки не боялись, он добрый, дал им по полтиннику.
Бронислав остановился.
— Ребята, где тут можно все купить, костюм, сапоги, шапку, и переодеться?
— О, это только у Щукина.
— А он где?
— Мы вас проводим, здесь недалеко, на площади...
Они вывели его с узкой улочки на другую, пошире, потом на совсем широкую и, наконец, на площадь, которую пересекли по диагонали.
— Вон магазин, видите?
Магазин был большой, с четырьмя витринами. У входа высокий мужчина в потертой бобровой шапке и толстый Колюшников что-то оживленно рассказывали человеку в пальто и без шапки, должно быть хозяину. Не задержались, прибежали. Завидев Бронислава, они отошли, хозяин вернулся в магазин, Бронислав вошел за ним следом.
Хозяин — представительный мужчина средних лет, одетый по-европейски, не без некоторой элегантности — являл собою редкий в Сибири тип делового человека нового времени, образованного, знающего, привыкшего после обеда не спать, а читать книги. На вопрос Бронислава, найдется ли у него комплект простой одежды, в которую он смог бы тут же переодеться, хозяин с достоинством ответил:
— Если вы чего-нибудь не найдете у меня, то, значит, в нашем городе этого нету.
Торговый зал был обширный, в четыре окна, и, судя по выставленному на продажу ассортименту, хозяин говорил правду.
Бронислав выбрал выходной костюм из синего бостона, затем серый рабочий костюм, ботинки, сапоги, на зиму унты из хорошо выделанных ондатровых шкурок мехом внутрь, снаружи по коже красиво расшитые красной ниткой; дождевик из толстой непромокаемой ткани, соболиный малахай с длинными, спадающими на грудь ушами и картуз. Подбирая все это, он то и дело поглядывал на середину зала,, где на столбе висела бурка. Даже подошел разок и пощупал, проверяя качество овечьей шерсти. Хозяин, разумеется, это заметил.
— Это бурка ротмистра Абдулдурахманова из Дагестана. Он погиб полгода назад, преследуя группу беглых каторжников, может, слыхали... Вдова по знакомству выставила на продажу. Сорок рублей.
— Цена неплохая.
— Но и вещь тоже неплохая. Посмотрите.
Он снял бурку с вешалки и повертел в воздухе; черная, блестящая ткань колоколом спускалась вниз.
— Видели? Плечи вон как стоят, не деформируются, а при этом бурка мягкая, теплая, достает до щиколоток и окутывает ездока вместе с конем. Коню тоже тепло. Ездок может застегнуться на все пуговицы, по бокам тут небольшие разрезы для рук, чтобы держать поводья. Обратите внимание, серебряная оторочка на лацканах ни капельки не почернела, а это значит, что бурка совсем новая.
— Я ее куплю, если вы купите мою одежду.
— Что именно?
— Все, что вы видите на мне: шляпу, пальто, костюм, туфли... Сколько за это дадите?
— Сорок рублей,— выпалил купец.
Бронислав смерил его взглядом и снял шляпу.
— Вы меня обижаете. Эту шляпу, видите, написано — Рим, владелец фирмы — Борсалино, я купил в Вечном городе за тридцать рублей. Это пальто,— он снял пальто,— шил по заказу лучший варшавский портной, вот его метка, Владислав Заремба, Варшава. Костюм — то же самое. Эти лакированные туфли,— Бронислав встал на правую ногу, а с левой снял туфлю,— эти туфли сделаны в мастерской самого Испанского, а не какого-нибудь горе-сапожника, гляньте, вот золотой штамп, совсем еще свежий — «Испанский, Варшава». У него в мастерской работают тридцать великолепных мастеров, они обувают весь наш высший свет. Вы когда-нибудь видели такие вот серые, лакированные туфли? В уме и образованности Испанского я имел случай убедиться, когда мы встретились с ним на борту «Тавриды» — он ехал в Египет отдыхать... И за все это, за такие произведения искусства вы смеете предлагать мне сорок рублей. Смотрите, вы упустите шанс стать самым элегантным мужчиной в Сибири... Сколько?
— Сто.
— Я не спрашиваю, сколько вы мне предлагаете. Я спрашиваю, сколько с меня.
— Вы напрасно обижаетесь. В торговле так нельзя, Я в самом деле хочу купить.
— Конечно, вам бы это было в самый раз. Тот же рост, тот же размер... Что поделаешь? Так сколько с меня?
— Сто двадцать.
— Послушайте, в Варшаве я заплатил за это двести сорок рублей, а вы мне все предлагаете какие-то смехотворные цены.
— Ладно, вот мое окончательное предложение — сто восемьдесят.
— А мое последнее — двести... Двести или до свидания,— Бронислав открыл чемодан.
— Ну и упрямец же вы... Но так и быть. Двести. Бурка ваша... Лаврентий, сколько с них причитается?
— Девяносто семь рублей сорок копеек,— ответил приказчик.
— Итак, я вам должен,— хозяин щелкнул костяшками счетов,— шестьдесят два рубля и шестьдесят копеек. Извольте получить.
Бронислав положил деньги в карман.
— Где я могу переодеться?
— Вот здесь, за ширмой. Лаврентий, помоги.
За ширмой он надел черные ботинки, синий костюм, картуз, накинул на плечи бурку. Вышел к хозяину совершенно неузнаваемый и, прощаясь, подумал: ну уж теперь-то он вконец уверовал, что я здесь с секретной миссией...
На улице к нему подскочили мальчишки, по-прежнему готовые к услугам, но тут же его настигли и два просителя — Колюшников и тот в потертой бобровой шапке. Бронислав поставил чемодан на землю и подхватил обоих под руки, да так, что они чуть не столкнулись лбами.
— Мой человек в Нерчинске — Государев, хозяин табачной лавки,— сказал он громким шепотом.— Свяжитесь со мной через него и не приставайте ко мне на глазах у всего города.
Он отпустил их, поднял чемодан и зашагал.
— Ведите, ребятки, в продовольственный магазин, мне надо купить еды и питья.
Мальчишки повели. Бронислав купил пять фунтов кузнецовского чая в железных коробках, похожих на сундучки, пять фунтов чая братьев Поповых, в упаковке из фольги и вощеной бумаги, пять кусков прессованного кирпичного чая для гостей. Шесть бутылок смирновской водки на новоселье. Кусковой сахар... Ветчину, сало, грудинку, московскую колбасу. Рис, крупу, горох, макароны. Коробку конфет для детей. И каравай отличного белого сибирского хлеба.
На улице он почувствовал, что чемодан стал неподъемным. Ослаб, и, мелькнула мысль, должно быть, снова открылись раны.
— Ребятки, хотите получить еще по полтиннику?
— Конечно, дяденька!
— Так найдите мне извозчика. Знаете, кто тут извозом занимается?
— Филимонов!
— Бегите к нему, пусть запрягает и приезжает за мной на почту. Я буду там. Три рубля получит.
— Да он за три рубля ночью на Шилку поедет!
