Григорий Горин - Формула любви
– Ну, слушаю вас! – недовольно произнес Калиостро, садясь в кресло. – Только покороче!
– Благодарю! Сердечно благодарю, граф. Прежде всего разрешите представиться: местный помещик, дворянин, Федяшев Алексей Алексеевич…
– Я же просил: короче! – поморщился Калиостро.
– Да как уж короче-то? – замялся Федяшев. – Тогда просто Алексис… или Алеша… Тетушка зовет меня Алексисом, а покойная матушка звала Алешей…
– Дальше!
– Дальше что ж… узнав, что вы, граф, в России, да еще рядом, бросился к вам… Дабы иметь счастье лицезреть, а также пригласить погостить в свое имение.
– Это вам зачем?
– Для вашего удовольствия. Здесь, в гостинице, я вижу, вы терпите неудобства, а у меня и комнаты просторные, и кузнец есть, отменный мастер. Мигом карету починит!
– И все? – Калиостро внимательно посмотрел на Федяшева.
– Все! – сказал тот и опустил глаза…
– Вы не умеете лгать, молодой человек, – презрительно сказал Калиостро. – А я достаточно пожил, чтоб не верить в благотворительность… Все люди разделяются на тех, которым что-то нужно от меня, и на остальных, от которых что-то нужно мне. Вы ко второму разделу не принадлежите. Следовательно… Выкладывайте, что вам угодно?
– Ах, граф, от вас ничего не утаить! – смутился Федяшев. – Я пришел вас просить о чуде. Дело в том, что я влюблен! Влюблен страстно и безнадежно…
…При этих словах в соседней комнате Мария замерла и прислушалась к словам, доносящимся из-за двери.
– Я влюблен! – повторил Федяшев.
– Ну а я-то при чем? – усмехнулся Калиостро.
– Дело в том, что предмет моей любви существует только в моем воображении, – с пафосом произнес Федяшев. – Его телесные контуры намечены в скульптурном изваянии, выполненном когда-то неизвестным художником… Но это мрамор. Холодный мрамор, магистр! И если б вы взялись свершить чудо…
– Я не занимаюсь чудесами, – резко сказал Калиостро, – я действую только в границах физических сил природы… Я – материалист…
– Да-да, конечно! – поспешно согласился Федяшев. – Я и имею в виду «материализацию чувственных идей», которой, по слухам, вы владеете в совершенстве…
– Ну, предположим…
– Воссоздайте мою мечту, ваше сиятельство! – тихо произнес Федяшев, и на его глазах выступили слезы. – Без нее я не вижу смысла своего существования! Вдохните жизнь в нее, как некогда греческие боги вдохнули жизнь в каменную Галатею…
– Ну, то в Греции, – усмехнулся Калиостро, – здесь у вас и климат другой, и Галатеи крепче сколочены. Таких изнутри трудно прошибить! Верно, Маргадон?
Стоявший в дверях Маргадон, уловив непристойный смысл шутки, захохотал.
Мария, взволнованно слушавшая этот разговор в соседней комнате, недовольно поморщилась.
– Она прекрасна! – тихо сказал Федяшев. – Если б вы ее увидели…
– И не собираюсь! – строго сказал Калиостро. – Материализация чувственных идей, сударь, есть труднейшая и опаснейшая задача научной магии! Она требует огромных энергетических затрат.
– Все, что у меня есть! – воскликнул Федяшев. – Имение, дом…
– Ах, сударь, о чем вы! – отмахнулся Калиостро. – Богатство давно меня не интересует.
– Тогда возьмите… саму жизнь мою! – крикнул Федяшев. – Может, она сгодится для каких опытов… – он выхватил шпагу. – Прикажите только!
В этот момент распахнулась дверь, и в комнате вновь появилась Мария. Она с ненавистью посмотрела на Калиостро.
– Зачем вы мучаете юношу? – тихо спросила она. – Скажите честно, что не можете свершить подобные чудеса… Он ведь и вправду влюблен… Вы же видите!
– Чужие страдания вам заметны, мои – нет! – грустно сказал Калиостро и прикрыл глаза, словно раздумывая о чем-то. Потом решительно поднялся.
– Я попробую материализовать ваш идеал, сударь! – обратился он к Федяшеву. – Получится это или нет, не знаю… Сие будет зависеть не от нас с вами, а от женщины… – и он с насмешкой посмотрел на Марию.
По извилистой дороге, поднимая пыль, двигался странный кортеж. Впереди скакали три всадника: Федяшев, Мария и Калиостро. За ними катилась легкая бричка, которой управлял Маргадон. К бричке с помощью толстой веревки была привязана поломанная карета, ехавшая на одном колесе.
Несмотря на это, восседавший на козлах Жакоб был, как всегда, невозмутим, хотя его изрядно и потряхивало на ухабах и поворотах.
Замыкала процессию невесть откуда взявшаяся телега с разряженными музыкантами, которые игрой, пением и странными телодвижениями придавали некую театральность происходящему… Кортеж въехал в усадьбу Белый Ключ.
Немногочисленная дворня высыпала к подъезду.
– Тетушка, встречайте гостей! – крикнул Федяшев и спрыгнул с коня.
Федосья Ивановна уже спускалась по ступенькам. Следом за ней шла дворовая девка Фимка, держа на подносе хлеб-соль.
– Силь ву пле, дорогие, силь ву пле, – бормотала Федосья Ивановна. – Же ву тру… А, черт, все слова-то со страху повыскакивали. Или они по-нашему понимают, Алексис?
– Они понимают! – сдержанно ответил Калиостро и, указывая на дары, сказал слуге: – Прими, Маргадон!
Маргадон деловито взял у Фимки хлеб, ссыпал соль к себе в карман, потом, оценив взглядом солонку, кинул ее туда же…
Дворня обрадованно зашумела:
– Понравилось, видать… Молодец!
Маргадон презрительно оглядел собравшихся и направился в дом вслед за хозяином и Федосьей Ивановной.
Слуги начали вытаскивать из кареты огромные чемоданы. Федяшев, заметив в толпе Степана, поманил его пальцем.
– Степан, у гостя карета сломалась…
– Вижу, барин. Ось полетела, да спицы менять надо.
– Починить сможешь?
– За день сделаю.
– А за два?
Степан глянул на барина, перевел взгляд на карету:
– Можно и за два.
– А за пять?.
Степан задумчиво почесал в затылке:
– Трудновато, барин. Но ежели постараться, можно и за пять…
– А за десять дней? Степан аж крякнул:
– Ну, барин, тут тогда самому не справиться. Помощник нужен. Хомо сапиенс!
– Бери помощников! – приказал Федяшев и, многозначительно подмигнув, поднялся по ступенькам в дом.
Степан начал осматривать карету. К нему подошла Фимка:
– Чудные господа какие-то!
– А как же, – заметил Степан. – «Ален ноби, ностра плюс алис» – «Чужое нам, а наше чужое иным»…
– Долго гостить-то собираются, не слыхал?
– Долго, – сказал Степан и потянул дверь кареты. Та не поддавалась. – Однако крепко сделана, – вздохнул Степан. – И не отдерешь!
В тот же вечер в доме был в честь гостей дан торжественный обед.
Длинный стол ломился от обильной еды, слуги, и в первую очередь Фимка, носились взад-вперед с подносами… В центре стола, одетый в яркую восточную одежду, восседал Калиостро. Справа от него с отрешенным видом сидела Мария. Напротив – Федяшев, тетушка, доктор и специально приехавший поглазеть на знаменитого гостя сосед-помещик Свиньин с дочерьми.
– Благодарю за угощение, – вежливо сказал Калиостро, закончив трапезу и откинувшись в кресле. – Было вкусно.
– Да вы и не ели ничего, ваше сиятельство, – заохала Федосья Ивановна.
– Кто ест мало, живет долго, – сказал Калиостро. – Ибо ножом и вилкой роем мы могилу себе. Посему переведем трапезу в беседу. По глазам собравшихся читаю я многочисленные вопросы относительно себя. Готов ответить! Неутоленное любопытство страшнее голода.
– Ах, граф, как вы добры! – воскликнул Федяшев. – Мы так много наслышаны о вас. Но что правда, что нет, уяснить не дано.
– Да-да, – согласился Калиостро. – Обо мне придумано столько небылиц, что я устаю их опровергать. Между тем биография моя проста и обычна для людей, носящих звание магистра… Начнем с самого детства. Родился я в Месопотамии, недалеко от слияния рек Тигр и Евфрат, две тысячи сто двадцать пять лет тому назад… – Калиостро оглядел собравшихся, как бы давая им возможность осознать услышанное. – Вас, вероятно, изумляет столь древняя дата моего рождения?
– Нет, не изумляет, – невозмутимо сказал доктор. – У нас писарь в уезде был, в пачпортах, где год рождения, одну цифирку только обозначал. Чернила, шельмец, вишь, экономил. Потом дело прояснилось, его в острог, а пачпорта переделывать уж не стали. Документ все-таки. – Он повернулся к Федосье Ивановне, как бы ища поддержки. – Ефимцев, купец, третьего года рождения записан, Куликов – второго…
– Да много их тут – долгожителей, – подтвердила Федосья Ивановна.
Теперь все повернулись к Калиостро. Калиостро достал трубку, начал медленно набивать ее табаком.
– Аналогия неуместна, – строго произнес он. – Я не по пачпорту, как вы изволили выразиться, а по самой жизни урожден две тысячи лет назад… В тот год и в тот час произошло извержение вулкана Везувий. Очевидно, вследствие этого знаменательного совпадения часть энергии вулкана передалась мне…
Калиостро сунул трубку в рот, огляделся, как бы ища огня. Федяшев потянулся к подсвечнику, но Калиостро остановил его.
