Григорий Горин - Формула любви
Федяшев не ответил. Стремглав он сбежал по лестнице, выскочил во двор и закричал:
– Степан! Коня!
Изумленная тетушка из окна увидела, как Федяшев верхом проскакал по дороге и скрылся в пелене начавшегося дождя.
– Ну, доктор, вы – волшебник! – ахнула тетушка. – Слово, и ушла ипохондрия…
– Она не ушла. Она где-то здесь еще витает… – вздохнул доктор и снова налил. – Она заразная, стерва… хуже чумы! Он оперся подбородком о кулак и вдруг тоскливо запел:
Из стран Рождения рекаПо царству Жизни протекает…
…Играет бегом челнокаИ в Вечность исчезает! –
закончил куплет романса Маргадон. Он сидел в гостиничном номере, наигрывая на гитаре.
Напротив сидел Жакоб с отрешенным видом, изредка доставая табачок из табакерки и втягивая его поочередно то левой, то правой ноздрей.
Из-за двери, выходящей в соседнюю комнату, доносились приглушенные голоса – мужской и женский.
– Тоска! – вздохнул Маргадон, отшвырнув гитару. – Жуткий город. Девок нет, в карты никто не играет. В трактире украл серебряную ложечку, никто даже и не заметил. Посчитали, что ее и не было!
– Чем же вы недовольны, сэр? – спросил Жакоб.
– Я оскорблен, – гордо сказал Маргадон. – Я не могу обманывать людей, которые не способны оценить мое искусство. А здесь люди доверчивы как дети. Варварская страна! Меня тянет на родину, Жакоб.
– А где ваша родина, сэр?
– Не знаю… Говорят, я родился на корабле. А куда он плыл и откуда, никто не помнит… А где вы родились, Жакоб?
– Я вообще еще не родился, сэр! – печально сказал Жакоб. – Мне предстоит цепь рождений, в результате чего я явлюсь миру принцем Уэльским… Но это будет не скоро. Через пару сотен лет… Так мне предрек мистер Калиостро. Поэтому нынешнее существование для меня не имеет значения.
– А для меня имеет! Потому что в будущем я стану котом.
– Кем?
– Котом… И даже не сиамским, а обыкновенным… беспородным. Так что меня ждут грязные помойки и благосклонность бродячих кошек.
– Небогатая перспектива, сэр! – сочувственно вздохнул Жакоб.
– Да уж… Поэтому в этой жизни мне дорог каждый час… И я не понимаю, чего мы здесь сидим, в этом убогом городишке?!
– Мы ждем Лоренцу, сэр.
– Плевать ему на Лоренцу! И плевать ему на нас! – зло зашипел Маргадон, действительно приобретая кошачьи черты. – Ему важно охмурить эту русскую мадемуазель!! Старый развратник хочет чистой любви…
– Что ж здесь плохого, сэр?
– Тигр не должен быть вегетарианцем! – воскликнул Маргадон. – Мошенник не должен быть добродетельным. Знаете ли, Жакоб, однажды я нашел на улице кошелек с сотней золотых. Так я чуть с ума не сошел, пока не разыскал хозяина и не вернул ему деньги…
– Зачем?
– Чтобы потом украсть! Мне не нужны благодеяния. Деньги надо зарабатывать честным трудом!
В соседней комнате Калиостро расхаживал перед сидевшей в кресле Марией. Лицо Марии было испуганно. Калиостро протянул к ней руку, Мария сжалась, напряглась…
– Мне трудно, сударыня, – строго сказал Калиостро и отдернул руку. Затем он подошел к белоснежной розе, стоявшей в вазочке и коснулся ее рукой.
Белоснежная роза стала наливаться красным цветом. Мария задрожала от страха.
– Мне трудно, сударыня! – устало повторил Калиостро. – Разве вы не хотите помочь страждущему?
– Я думаю о папеньке… Думаю, – испуганно заверила Мария.
– Это я должен думать о вашем папеньке. А вы думайте обо мне! – резко произнес Калиостро – И, по возможности, без неприязни…
– Ах, что вы говорите! – залепетала Мария. – Какая неприязнь? Я вам так благодарна за старания. Да я… Ей-богу…
– Природу не обманешь! – усмехнулся Калиостро. – От ваших мыслей она увядает. – Он тронул розу рукой. Цветок сжался, его лепестки осыпались. – Если так пойдет дальше, мы погубим здесь всю оранжерею, – улыбнулся Калиостро. – Неужели я вам настолько противен?
– Да что вы, господин Калиостро, – снова попыталась оправдаться Мария.
– Джузеппе! – перебил ее Калиостро. Я же просил вас называть меня по имени – Джузеппе. Или совсем попросту: Джузи. Так меня звала матушка… и гладила по голове… Вот так, – он взял руку Марии и провел по своим волосам.
На лице Марии мелькнул неподдельный страх, она отдернула руку.
– Ваше сиятельство… – почти плача сказала она, – я и так в вашей власти… ни людей не побоялась, ни молвы. Живу с вами в одной гостинице. Зачем же вы мучаете меня? Мне теперь ни смерть не страшна, ни что другое.
Калиостро устремил на нее полный страсти, пронзительный взгляд.
Она молча кивнула несколько раз, покорно поднялась, потупив глаза, и расстегнула пуговицу на платье. Его рука остановила ее движение.
– Я не тиран, сударыня, – произнес он над ее ухом. – Мне нужны чувства, а не покорность.
– Так сердцу не прикажешь, – вздохнула Мария. – Так… народ говорит.
– Глупость он говорит, ваш народ, – усмехнулся Калиостро. – Сердце такой же орган, как и иные… И подвластен приказу свыше, – он постучал по своему лбу, потом взял руку Марии и прижал ее к груди.
Мария услышала, как забилось его сердце.
– Вот оно забилось часто-часто… А вот реже… – оглушительный ритм бьющегося сердца неожиданно замедлился.
Калиостро попятился, прижался к стене затылком, побледнел, испарина выступила на его лбу:
– А вот… и совсем остановилось… Ощущаете?
Наступила мертвая тишина.
Мария испуганно молчала
– Прикажете ему замереть навсегда? Или пустить? – спросил Калиостро.
– Христос с вами! – воскликнула Мария. – Пустите!
– Пускаю! – торжественно объявил Калиостро, и снова раздались громкие удары его сердца. Он медленно двинулся к Марии. – Как видите, человек хозяин всему, что в нем заключено.
– Мне так не суметь, – попыталась улыбнуться Мария.
– Сумеете, – властно произнес Калиостро, заглянул в ее глаза. – Вы чисты и доверчивы, сударыня. Ваше сердце еще не огрубело.
– Да, – кивнула Мария. – Но я не люблю вас, ваше сиятельство. Неужели вы этого не видите?
– Разумеется, вижу, – улыбнулся Калиостро. – Но мы в начале опыта… Золото из ртути возникает на десятый день, любовь из неприязни – на пятнадцатый… Мы с вами две недели в пути. Наступает критический момент!
Он сделал шаг в сторону и с силой ударил ногой по двери. Маргадон, глядевший в замочную скважину, со страшным воплем отлетел от двери и схватился за лоб.
Калиостро заглянул в комнату к слугам и тихо сказал:
– Бездельники…
Жакоб и Маргадон испуганно и проворно схватили музыкальные инструменты: Жакоб – гитару, Маргадон – мандолину. Зазвучала трогательная неаполитанская мелодия:
Уно, уно, уно, уно моменто!Вита, дольчевита, комплименто!
Это был стихийный набор итальянских слов, но Жакоб и Маргадон пели их с такой страстностью и отчаянием, что Мария невольно заслушалась…
– Что означает сия песня? – прошептала она. Жакоб стал объяснять деловито и подробно.
– В этой народной песне поется о бедном рыбаке и влюбленной девушке. Каждое утро рыбак уходил в море, а бедная девушка ждала его на берегу. Но однажды в море разыгрался страшный шторм, и утлая лодка рыбака не вернулась в Неаполь…
На глазах Марии выступили слезы. Жакоб продолжал:
– Всю ночь простояла бедная девушка на берегу, а когда утром набежавшая волна вынесла на песок обломки лодки, – голос его дрогнул, – бедная девушка скинула с себя последнюю одежду и шагнула в бушующую стихию.
Музыка достигла кульминации.
Руки Калиостро потянулись к Марии.
Ее губы приблизились к его губам.
– И море расступилось перед нею, – воскликнул Маргадон. – И яркий свет озарил бездну… И бедная девушка узрела бедного юношу.
Мария пошатнулась, закрыла глаза, Калиостро подхватил ее на руки и быстро понес через анфиладу комнат.
Двери распахивались перед ним, и только одна последняя дверь осталась закрытой, и когда Калиостро сильным ударом ноги распахнул ее, то замер на месте, потому что перед ним стоял промокший до нитки человек с виноватой улыбкой – Алексей Федяшев.
– Извините, сударь, здесь проживает господин Калиостро?
– Маргадон! – что есть силы закричал Калиостро. – Почему открыта дверь? Кто открыл дверь?
– Эскюз ми, магистр, – испуганно пробормотал Маргадон. – Варварская страна. Ключи дают, а замков нет.
– Ах, – совсем смутился Федяшев, – я, кажется, не вовремя.
Мария опустилась на ноги, с удивлением глядя на Федяшева, потом отступила.
– Не вовремя, – развел руками Федяшев.
– Вы, сударь, не вовремя появились на свет, – заметил Калиостро. – А теперь уж что поделаешь… Входите.
Мария попятилась, тихо проскользнула в соседнюю комнату, повалилась в постель, лицом в подушку.
– Ну, слушаю вас! – недовольно произнес Калиостро, садясь в кресло. – Только покороче!
