Катрин Пулэн - Лили и море
Нахмурив брови под изношенной банданой, с напряженным подбородком, Джейсон жмет до упора на газ. Мы устремляемся в ночь. Каноэ скользит в ледяном воздухе по черной воде, переливающейся в свете луны. Прибыв на корабль, Джейсон молча пошел спать. Стоя на коленях на палубе как счастливое животное, я жадно ем сырое красное мясо лосося. Пленка с икрой лопается у меня во рту, я перемалываю языком маслянистые плоды моря, которые оседают и плавятся у меня в горле. Луна освещает палубу. «Казукуакская девушка» бросила якорь недалеко от нас. На навигационном мостике дрожит красная точка горящей сигареты.
Солнце уже высоко. Мы молча позавтракали. Джейсон больше не разговаривает, с того момента, как я вырвалась из объятий его худых рук, когда однажды вечером он попытался затащить меня к себе в постель.
— Мне хотелось бы пойти на пляж, Джейсон, возможно, там будут японские сплавщики.
— На берегу водятся гризли.
— Я буду внимательна.
Тогда Джейсон отвозит меня на побережье. Он дает мне рог:
— Подуешь в него, когда захочешь вернуться или если возникнут проблемы. Как только я услышу сигнал, я приеду.
Каноэ поехало обратно. Я иду вдоль берега. Пляж устлан сплавным лесом. Бревна гладкие и красивые, побелевшие под воздействием моря и времени, но нет шариков из голубого стекла тех, которые годами перемещаются по воде. Тогда я отправляюсь искать медведей. Я почуяла запах позади кустов ежевики и полярной малины. Орел с разбитой головой лежит на песке, раскинув крылья, облепленные высохшей грязью. Внезапно — как удар ножом в живот, как раскаленное лезвие, возможно, от этого я теряю равновесие. Я падаю на колени на пляже рядом с разложившимся орлом, с глазами, ослепленными слезами. Едва ли я могу подуть в рог, чтобы позвать Джейсона.
Корабль «Полуночное солнце» вернулся с новой водяной помпой. Но ни таблетки приветливого шкипера, ни слова участия, ни даже травяной чай Джейсона не облегчают моих страданий. Я корчусь от боли на своей кровати. На следующий день меня эвакуируют. Маленький гидросамолет, который Д жейсон называет «VHF», садится в заливе. Судорожно сжав руки на животе, я скрючилась на сиденье рядом с пилотом, лицом к приборам и небу. Я думаю о рыбах, которых я резала, обо всех тех, кто послужил приманкой. Я рассекла столько белых животов, когда они еще трепетали, я столько убила, — нужно платить. Перед моими глазами небо низвергалось в пропасть. Где мы? Нас кто-то поглотил?
Меня не оставили в госпитале на лечение. Это отравление, сказали мне. Пройдет… Я вернулась на «Веселую Джун» более печальной и несчастной. «Мятежный» стоит у причала. Горди преграждает мне проход. Аврал. Я снова отправляюсь с ними. У меня было время сходить в город: на почте меня ждало письмо от великого моряка. Он на Гавайях. Он ждет меня на пляже. Он пьет ром и пиво «Будвайзер». Он завел себе друга, с которым делит свои талоны на питание и пиво. Но несмотря на талоны великий моряк голодает. Кто-то позволил зарезать себя в двух шагах от их палатки прошлой ночью. «Найди меня, — пишет он. — Я боюсь за тебя, и ревную, когда вижу всех этих мужчин в состоянии полового возбуждения, которые пьют и живут на пляже, но что я знаю точно, так это то, что ты делаешь с шалопаями Кадьяка… Приезжай, Лили, приезжай… Мы сделаем его наконец — нашего сладкого бэби».
Десять дней на «Мятежном». Каждую ночь перегружаем груз лосося с сейнеров. На борту находится женщина, Диана. Она красивая, часто управляет кораблем. Она жестокая.
— Мы, женщины, не имеем права на слабость, если хотим быть принятыми, — говорит мне она сурово. — Мы должны быть лучшими.
Она презирает мой неуверенный голос. Но, когда однажды скорость судна возрастает до пятидесяти узлов, она исчезает в каюте, забивается вглубь кровати. Морская болезнь убивает ее. Я усаживаюсь возле Джои в рулевой рубке. Белые птицы медленно кружат в ореоле огней мачты. Мы на черной волне. Джои учит меня пользоваться рычагом управления. Это хорошо.
Несколько раз после полудня, в то время, когда корабли ловят рыбу, Джои берет каноэ и отправляется к пляжу. Обширные леса островов Афогнак и Шуяк простираются очень далеко за черные скалы, возвышающиеся между соснами. Я не осмеливаюсь попроситься, чтобы сопровождать его. Он уезжает один. И всегда он приносит красивые и странные вещи с серьезным и светящимся лицом, таким, с которым в лесах обитало детство. Рога косули, перья орла, отполированные волнами ветки, стертые до состояния чистой округлости, разновидности того, чем было дерево. Однажды он находит огромный и твердый гриб, который он пообещал себе нарисовать и изваять скульптуру, как только он высохнет.
Мы работаем начиная с заката. Диана и мужчины кричат. Страх не покидает меня. Это ссылка, думаю я. Сегодня же все отсыпаются, палуба под палящим солнцем. Вытянувшись на кровати с открытыми глазами в полумраке, я думаю о вспомогательных судах ночью, о тех, кто ждал в заливе Переноза накануне. Об этом трудно рассказать, нельзя объяснить тем, кто ничего подобного не видел, какие они, большие корабли ночью, великаны из стали с красивыми именами, как гудят моторы, скрипят лебедки, как работают на ветру оранжевые люди, описать их лица, обливающиеся потом в свете натриевых ламп… Это странный и впечатляющий фильм, который демонстрируется в отражении в черных водах. Нет, невозможно это рассказать. Кто поймет?
В один прекрасный день возвращаемся в порт. Я вся продрогла. Мне хотелось думать, что я еду домой, но дома-то у меня нет. Никогда более. Меня мучили кошмары. Мы снова в море — в заливе Вьекода. Тут я падаю в трюм с рыбой, где тысячи лососей плавают в грязной воде, густой от слизи и крови. Ночью идем в залив Изут, где нас ждут другие корабли, чтобы перегрузить свой улов и снова наполниться. Продвигаемся вперед ночами.
Остров заключил меня в объятия своих черных скал. Я снова возвратилась на «Веселую Джун», ключ был спрятан под выступающим краем навигационного мостика, чувствовался запах дизельного топлива и влажных плащей. В прачечной самообслуживания я познакомилась с мужчиной, который играет в гольф и ловит красного лосося. Я пошла, хромая, до его корабля, который носит имя «Дженни». Он сварил кофе и приготовил попкорн. После этого мне стало лучше. Я пошла на почту. Служащий протянул мне письмо, я узнала крупный почерк. Старый сверток был запечатан чем-то вроде черной массы для лепки — гудрон? Я помчалась в Баранов-парк и легла под большим кедром. Я развернула письмо от Джуда, помятое, запачканное жиром и пивом, как и предыдущее. Я прочитала его. По необъятному летнему небу плыли облака. Я заснула. Мне снилось, что я на палубе корабля. Вокруг меня буря. Ледяные волны накатывают и разбиваются на моей голове. Рядом работают мужчины, завернутые в огромные непромокаемые плащи, мужчины без лица из фильма Йана. А я почти голая барахтаюсь в серой воде, которая вскоре дойдет мне до талии. Я ничего не боюсь. Ни усталости, ни холода. Лишь бы мужчины были довольны мной и я хорошо выполняла свою работу. Я становлюсь настоящим рыболовом. Во время пробуждения солнце сквозь ветки освещало мое лицо. Я выпрямилась. Люпины создавали пятна, которые качались перед маленьким музеем Баранова. Тогда я пошла к дороге. Пересекла ее лицом к голубой воде и парому — он отправлялся в Датч-Харбор вечером. Я могла бы поехать в Датч, подумала я, найду себе работу на корабле, который ловит крабов. Но сейчас не сезон. А, впрочем, что мне делать на палубе с больной ногой? Это изгнание, подумала я. Я вернулась. Сложила вещи в сумку. Я забралась на складное кресло в рулевой рубке и стала ждать его.
Джон постучал в оконное стекло, я узнала худое и бледное лицо за стеклом, бесцветные глаза под нанизанными выцветшими ресницами, которыми он иногда моргал, как если бы свет ранил их. Я открыла дверь. Тонкая полоска губ изогнулась в робкой улыбке. Рабочий комбинезон болтался на костлявом теле, на волосы, которые были желтого цвета и походили на паклю, он надвинул очень грязную кепку.
— Похоже, плохи дела, — сказал он, входя.
Я усадила его. Как раз я готовила кофе. Я протянула ему сигарету, и он пошел выплюнуть комок жевательного табака в мусорное ведро.
— Ты должна прийти ко мне через какое-то время. Мойдом находится у Бэл Флэт в двадцати милях отсюда. Я тебе сделаю согревающий влажный компресс из растений, и это тебя быстро вылечит.
— Спасибо, Джон, но я предпочитаю оставаться в порту.
— Иногда я пишу политические памфлеты. Ты мне должна сказать, что ты об этом думаешь.
— О чем пишешь, Джон?
— О жизни.
— Однажды ты мне их покажешь.
Он пожал плечами. Его губы снова тронула — пусть и с примесью горечи — чуть насмешливая улыбка.
— Мне очень будет нужна твоя помощь, как только твоей ноге станет лучше. У меня есть работа в доках: нужно вырыть вторую траншею, а также время от времени поливать «Моргана». Древесина еще достаточно влажная и законопаченные щели могут рассохнуться. А затем еще нужно будет покрыть палубу льняным маслом.
