Роберт Динсдейл - Хижина в лесу
— Зачем?
— Чтобы тебе не было холодно по дороге домой.
Мальчик подумал, что она права. В куртке ему будет гораздо уютнее. Теплая куртка отгоняет холод куда лучше, чем корни хвоща, пюре из желудей, лучше, чем мясо белки, зайца или скворца, лучше даже, чем горячее молоко.
Мальчик влез в куртку, даже попытался протащить лошадку-качалку через рукав, оканчивающийся узкой манжетой. Когда куртка оказалась на мальчике, Лена помогла ему застегнуть кнопки. Куртка была велика. Он мог бы завернуться в нее, словно в простыню, но карманы были глубокими, словно его старый рюкзак, а телу сразу же стало тепло. Мальчик прошелся по кухне, чувствуя себя сказочным великаном.
Он приоткрыл дверь и ощутил на себе дыхание зимы.
— Когда мы снова увидимся?
Мальчик оглянулся. Ветер со снегом обрушился ему на спину.
— В следующий раз, когда деда пойдет на охоту или… бродить…
— Я могу прийти в твое тайное место.
— Нет! — выкрикнул он и, овладев с собой, добавил: — Я приду сюда, и мы вместе слепим снеговика. Я дам тебе знать, когда буду ждать вон там, за деревьями.
Мальчик миновал скособоченного снеговика. На опушке леса он оглянулся. Дверь в дом была до сих пор распахнута, Лена и Мишка превратились в неясные силуэты, едва видимые за снежной пеленой. Подняв руку, он помахал им. Лена сделала то же самое и закрыла за собой дверь.
Мальчик, прижимая к себе лошадку-качалку, остановился под маминым деревом, а потом отыскал старую тропинку, которая, извиваясь, вела к королевскому дубу и пряничному домику. Он еще не добрался до Хвощового озера, когда услышал звук знакомой походки. Мальчик замер, и скрип также стих. Он двинулся дальше, и шум возобновился. Сомнений, кто это такой, не оставалось. Походка была очень характерная: скрип ломающегося под костылем наста и стук сапога вслед на ним.
Из снежной тьмы блеснули два глаза.
— Деда! — позвал мальчик.
Его сердце колотилось в груди, словно пойманный в силок заяц.
— Ты меня напугал.
Старик, ковыляя, выбрался на тропинку и, ссутулившись, остановился под обледеневшей ветвью дерева.
— Ты один? — скрипучим голосом произнес дед.
— Я думал, ты будешь ждать у Хвощового озера…
— Ты хоть представляешь, как долго тебя не было?
— Извини, деда, — запинаясь, пробормотал мальчик. — Я старался…
— Где она?
Мальчик вдруг сообразил, что на нем надета ярко-красная куртка. Ему стало стыдно. Руки потянулись к карманам, желая как-то спрятать лошадку-качалку, но дедушкин взгляд уже отыскал ее.
— Она не пошла.
— Не пошла… — повторил его слова старик.
— Я старался и уже почти уговорил, но тут проснулась ее мать, и ничего не вышло.
Объяснение внука, похоже, успокоило деда. Его взгляд прояснился, глаза засияли. Старик подошел к мальчику вплотную, и пар их дыханий смешался.
— Она придет, деда. Мне просто нужно больше времени…
— Зачем?
— Чтобы она захотела пойти поиграть со мной.
— Это девчонка дала тебе куртку?
Мальчик только низко опустил голову.
— Зачем?
— Чтобы мне было тепло.
На этот раз старик повернулся к нему и кивнул.
— Так девчонка сказала, что хочет поиграть и придет к нам в лагерь еще раз?
Слова деда укололи мальчика подобно сухой хвое.
— Может быть, деда.
— Почему она не захотела прийти сегодня?
Иногда приходится врать, но на этот раз и правды было вполне достаточно.
— Она боится, деда.
— Чего боится?
— Ты ее напугал.
Ложь вынырнула на поверхность. Когда-то мальчику казалось, что солгать деду — все равно что предать память покойной мамы, но теперь ему было безразлично, какие слова вырываются изо рта. Времена меняются.
— Я схожу и приведу ее в лес, деда, но позже. Она никому ничего не скажет. Я уверен, девочка никому ничего не скажет! Я тебе обещаю, деда… Может, стоит сделать ей подарок? Я мог бы смастерить из дерева лошадку и оставить ее на пороге дома…
Дед, похоже, пытался распробовать ложь, которой его только что попотчевал внук, стараясь найти слабые места в услышанном, потом кивнул и побрел к Хвощовому озеру. Пар от дыхания белесыми змеями струился вокруг его головы.
Мальчик застыл на месте, словно его ноги пустили корни в землю, туда, где под снегом и льдом покоились мертвецы, отдавшие живительную силу деревьям.
— Что ты скажешь девочке, когда она придет в лес?
Не отвечая, старик шел дальше. Ветви сомкнулись у него за спиной.
— Ты собираешься с ней всего лишь поговорить? Не больше?
— Костер уже погас, — донесся до него приглушенный голос деда.
Корни, пущенные мальчиком в землю, тотчас же увяли и отмерли.
— Ладно, деда, — делая шаг вперед, сказал он.
***
Всякий раз, когда дед отправлялся ставить силки и ловушки или собирать дары леса, мальчик старался улизнуть к дому Лены. Было легко определить, куда направляется старик, так как лес с готовностью его выдавал. След, оставленный им, смог бы прочитать даже неопытный следопыт. Мальчик учил Лену: «Если увидишь борозду на снегу, значит, мой дед близко. Если оглянешься и увидишь борозду позади себя, значит, он прячется среди деревьев. Если ты проснешься и увидишь из окна борозду на свежевыпавшем снегу, значит, ночью вокруг дома бродил дед. Всегда прислушивайся к звукам в лесу. Они могут подсказать тебе, что он близко. Деда тяжело дышит, его сапог громко топает по мерзлой земле, а усохшая нога шуршит, когда он волочит ее по снегу».
Часто поутру Лене приходилось садиться в черную машину, и отец увозил ее с лесной поляны куда-то в город. Но иногда девочка оказывалась свободной и два дня подряд оставалась дома. Тогда они могли вместе играть в лесу. Мальчик научился считать дни и отмерять время неделями. Он вспомнил, как когда-то с нетерпением ждал последнего звонка в пятницу днем. Все ученики, в том числе и Юра, ожидали этих двух радостных, не заполненных ничем серьезным дней.
Их называли выходными. По субботам и воскресеньем он вновь становился маленьким мальчиком, забывал о деде в лесу и играл с Леной на берегу Хвощового озера. Почти всегда за девочкой увязывался Мишка. С этим вечно фыркающим, неуклюжим псом охоты не получалось, поэтому мальчик учил Лену строить из валежника, сосновых веток и снега шалаш, уменьшенную копию пряничного домика. В нем дети прятались от снегопада. Мальчик показал девочке свою коллекцию, состоящую из округлых камешков, подобранных у ручья, перьев красивой окраски и голубиного черепа. Поначалу девочка притворялась, что боится, но потом с большим интересом вертела в руках мертвых животных и раскладывала их рядком с не меньшей тщательностью, чем пряничных человечков.
— Ты настоящий мальчик-волчонок, — не раз заявляла она.
Лена шутила, поэтому мальчик отвечал:
— Да, я настоящий волк!
Он выл по-волчьи, а Мишка лаял.
Выходные быстро заканчивались, и вскоре время между ними превратилось в сущую муку, куда хуже, чем леденящий кровь холод. Мальчик терпел снег и лед, стойко сносил вечную пустоту в желудке, но тоскливое одиночество понедельника становилось просто нестерпимым.
— У меня появилась идея, — заявила Лена однажды вечером, когда холодная рука сумерек погнала ее обратно в дом. — Ты можешь прийти ко мне домой.
— К тебе?
— Ну, в дом твоей бабушки, — поправилась девочка. — Я скажу родителям, что ты мой одноклассник, что мы подружились. Они будут только рады, если я приведу друга. Они подумают, что я освоилась на новом месте.
Тысячи мыслей столкнулись в голове мальчика. Можно ли? Получится ли? Стоит ли?
— Но сначала тебе надо хорошенько вымыться. Я не могу сказать родителям, что приучила мальчика-волчонка из леса. Я скажу, что Навицкий посадил тебя рядом со мной за одну парту, и я решила…
Мальчик схватил ее за запястье и спросил:
— Кто такой Навицкий?
Лена вырвала руку. Хотя она была, в общем-то, доброй девочкой, но то и дело говорила мальчику, что ему не мешало бы принять ванну.
— Он мой учитель…
— И мой тоже!
— Не знала, что мальчики-волки ходят в школу.
Он предпочел бы не касаться этой темы. Вместо этого он учил бы Лену готовить крапиву или искать беличьи гнезда. Если быть достаточно проворным, то можно поймать зверька. А еще, следя за белкой, можно наткнуться на орехи, заготовленные на зиму, и после весь день их колоть.
— Когда-то ходил… Тогда я не был таким… диким.
— А твой дед…
— Нет… тогда он тоже не был диким.
Лена замерла на месте.
— Чего ты плачешь, волчонок?
Мальчик утер глаза жесткой кроличьей шкуркой.
— Я не плачу.
— Я ничего плохого не имела в виду. — Помолчав, девочка добавила: — Знаешь… А может, ты скажешь, как тебя зовут?
