Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1
Ну, Гакивский и Гакивский, и всю нашу семью так называли и нечего особенного. Бывало бегу я по улице мимо тёток, которые стоят друг около друга и очередной «жертве» кости перемывают, пробегаю мимо них, одна из них поворачивается и у другой спрашивает: «Кума, дывысь, чий то хлопчик по биг?» — «Та цэ Сенька Гакивский», — отвечает она. Или вот ещё. На бригадном дворе колхозницы собираются в поле работать, и вдруг кто-то из них спрашивает: «А кто нас сегодня в поле повезёт?» — «Та це Иван Гакивский», — отвечает кто-нибудь. Так было всегда, и я к своей фамилии Г аки привык и не знал, что может в нашей семье быть другая фамилия. Пришло время, идти в школу, а туда я пошёл, когда мне было девять лет. Война, друзья мои, ВОИНА, будь она не ладна. Кое-как меня собрали в первый класс. Вы спрашиваете, как я был одет? На этот вопрос я вам отвечу так. Вы, наверное, видели картину «ПАРИЖСКАЯ КОММУНА», так на этой картине один из героев, мальчик, по имени Гаврош, вот он на картине одет был лучше меня. Так был одет не один я, другие дети были примерно в такой же одёжке. Вот такие были жизненные условия. Война, будь она не ладна.
Так вот, прихожу я в школу, огромное событие для каждого ребёнка, в груди трепет, как всё будет. Первый, в моей жизни звонок на урок. Все ученики сели за парты, в класс входит учительница Мария Васильевна. Дети дружно встали, приветствуя учительницу. Началась перекличка, Мария Васильевна называет фамилию и имя ученика, он встаёт и говорит «Я». Она называет фамилии и имена учеников одного за другим, называет очередное имя, Чухлеб Сеня.
Как только она назвала это имя, я подумал, значит, в нашем хуторе есть ещё мальчик по имени Сеня, а я думал, что я в хуторе один Сеня. Сижу, верчу головой туда-сюда, Мария Васильевна на меня смотрит, но ничего не говорит. А я, тоже смотрю на неё и думаю: «А что это она на меня смотрит, причём тут я? Что какой-то Сеня Чухлеб не встаёт, а она смотрит на меня». Так мы с ней смотрели друг на друга, дети в классе уже зашушукали, наконец, учительница говорит: «Сеня Чухлеб, а почему ты не откликаешься на своё имя?» Я в нерешительности поднялся из-за парты, смотрю на учительницу, затем на ребят и неуверенно говорю: «Я».
После школы прихожу домой и сразу к маме за объяснением и уточнением. Она долго не хотела говорить на эту тему, объясняя тем, что в нашей фамилии много напутано, что и разобраться в ней сложно. Но, я в детстве был приставучий и дотошный и от мамы не отставал, пока своего не добился. Наконец, она согласилась и рассказала то, что знает, как я позже понял, и как она это понимает. «Вообще, — начала она рассказывать, — наша фамилия, всегда была Чухлиб, но когда всех записывали в колхоз, то её немножко изменили, и она стала Чухлеб. А Г аки, как нас называют, так это прозвище батькиного деда, а твоего прадеда. Его так называли, называли, из года в год, а затем оно перешло на татыного батьку, Ефима Васильевича, а потом и на нас. Тут по этому поводу у меня возник естественный вопрос: «А почему это нашего дедушку, таким плохим прозвищем называли?»
За разъяснением, я снова обратился к маме. При, моём очередном вопросе, мама, поморщилась, как от зубной боли, и говорит: «Ох, Сенька, и надоив же, ты мэни». Я, чтобы не раздражать маму отошёл от неё, походил немного по двору, а этот вопрос сидит у меня в голове и никак ни хочет вылезать. Пошёл к маме снова. На этот раз она согласилась рассказать то, что знала о прозвище «Гак». Вот что она мне поведала.
МОЙ ПРАДЕД ЧУХЛИБ, ПО ПРОЗВИЩУ ГАК
Рассказ мамы: «В старые времена, когда дед твоего отца, Василий, был ещё молодым, то внешне был очень большой, знаешь, такой здоровый. Высокого роста, ручищи у него были как вот этот чугунок, и показывает на сосуд из чугуна, литра на два. В силе с ним никто не мог сравниться. Одним ударом кулака мог свалить двухгодовалого быка. Бывало, как соберутся за хутором на кулачные бои, нашего деда каждая из команд хотела заполучить в свою команду. Все хуторяне знали, за какую команду выступает Василий, на той стороне и победа будет. Ефим Васильевич рассказывал, бывало Василий выйдет в круг для боя, на него налетают три, а то и четыре бойца, а он как ударит своим кулачищем одного из них, так падают два, а то и три бойца сразу. А хуторяне болельщики смотрят на всё это и говорят, вот это, Василь гакнул так гакнул, что сразу трёх повалил. Ну, вот с этого и пошло, нашего деда Василия, кроме как Гак, никто иначе не называл. Ну а потом он женился, и его жена стала Гакивская, потом пошли дети, тоже Гакивские, и до нас это всё дошло. Прозвище Гак, Гакивские, прилипло так к нашей семье, тогда, да и теперь, что настоящей нашей фамилии, тогда Чухлиб, а теперь Чухлеб, никто из хуторян и не знал. Батька нашей семьи, кроме как Гакивский Кондрат, иначе никто не называл. А когда мы с ним поженились, то и я стала Гакивской. Вот такая история с нашей фамилией. Теперь понял, сынок?»
Понять-то я понял, но мне хотелось ещё что-нибудь героическое о своём прадеде услышать, и я снова к маме с вопросом: «Мам, расскажите, ещё что-нибудь о нашем дедушке Василии». Мама, посмотрела на меня внимательно и сказала: «Знаешь что, сынок, это дед нашего батьки, вот иди к нему и у него спрашивай, а мэнэ оставь, а то я устала от твоих вопросов». Я, поплёлся к отцу, который сидел у сарайчика и что-то мастерил. Подошёл к тату, взял старое ведро, перевернул его верх дном сел и сижу молча, не знаю, как попросить, чтобы отец рассказал. Отец, ещё какое-то время молча занимался своим делом, затем повернулся ко мне и спрашивает: «Ну что, погнала тебя мать с твоими вопросами?» — «Да, погнала, — говорю, — но она мне много рассказала, а вот теперь я к Вам пришёл за рассказом о дедушке Василии». Отец, вытер руки о тряпку, затем убрал с лавки какие-то деревяшки, сел на неё и говорит: «Та я, сынок, и не знаю, что тебе рассказать, в то время, когда были живы родители моего отца, Ефима Васильевича, он был ещё мал, и понятное дело, мало что помнит». Но кое-что, всё же запомнил, и рассказал один случай. Вот что он рассказал:
— Как-то, летним вечером, его отец, то есть Василий Тарасович, чинил сапоги какого-то богача, и их надо было сделать непременно сегодня, чтобы завтра тот барин мог уехать куда-то. Засветло, батя сделать не успел, и пришлось работу заканчивать в сумерки. Моему отцу тогда было лет восемь, он стоял рядом с отцом и светил ему лучиной. Каганцов, которые у нас теперь есть, тогда и в помине не было, а о лампах со стеклом и говорить нечего, это сейчас, света, сколько хочешь, и каганцы и лампы со стеклом, а тогда нет. Когда наступает темнота, то свет бывал только от луны или лучины, больше ничего не было, что такое керосин, тогда понятия не имели.
И вот, стоит он и жжёт лучину, отец работает, света конечно маловато, но всё же. Вышла луна, света прибавилось, и у бати работа пошла быстрее. Как, вдруг, ставни нашего окна с грохотом открываются, а в окне торчит голова бугая, который ходил за нашим хуторским стадом коров. А этого бугая в хуторе все боялись, он был такой огромный, что только один его вид внушал страх людям.
Так вот, это страшилище, залезло головой к нам в окно. Я, — говорит, — от страха выронил горящую лучину, и чуть в хате пожар не устроил, но отец затоптал огонь ногами. Затем, он, поднялся, подошёл к голове быка, и как пнёт его своей босой ногой по сопатке. Бугай, от боли и наглости человека, замычал так громко, что стены в хате задрожали, но с места не сдвинулся и голову из окна не убрал. Тогда, отец его снова ударил ногой в то же место. Бугай мычит, головой вертит, но вытащить её из окна никак не может. Потому что он рогами, зацепился за верхнею часть оконного проёма и поэтому его голова торчит в нашем окне, как репа в огороде. Он мычит, мотает головой, но вытащить из окна её не может. Я от страха залез на печь, мама пекла пышки, бросила их и тоже ко мне на печь, сидим там и в проём печи смотрим, что будет дальше. Тогда батя видит, что бугай сам из окна не вылезет, решил ему помочь.
Подошёл к столу, на котором лежали ещё не раскатанные пышки, взял деревянную каталку, взвесил её на руке и тихо пошёл из хаты. Что там отец с бугаем делал, нам видно не было, мы видели только голову этого чудовища, а он её, то вытаскивал из окна, на половину шеи, но вытащить совсем не мог, тогда он всей своей тушей, пытался залезть к нам в хату, но проём окна мал и он не мог пролезть. Отец его там, наверное, охаживал каталкой, бугай мычит, со рта у него пена летит, он её разбросал по всей хате. Страшная была картина. Всё кончилось тем, что в один момент, бугай, сначала навалился на окно, затем резко подался назад, выдернул из окна свою голову, а вместе с ней и оконную раму. С тех пор, этот бугай, к ним ни ногой, а то бывало, хаживал.
Теперь-то я был удовлетворён рассказанным, узнал, откуда взялась моя фамилия Гак, и героическим поступком моего прадеда, а как же, весь хутор бугая боялся, а прадед Василий не убоялся. Для меня это было важно, как будто я сам победил это страшилище, и теперь с геройским видом прохаживался по двору. Кстати говоря, такие прозвища, как у нашей семьи, были и у наших соседей Лавровых, которая тётя Груня. Но о том, что они Лавровы, я узнал гораздо позже, а до этого я их знал как Ярыгины. И тётя Груня, и её дети, Лёня и Миша, и, особенно, бабка — все были Ярыгины или, по-простому, Ярыга. Я считал, что такая фамилия им досталась от этой самой бабки Ярыжихи.
