Грэм Грин - Брайтонский леденец
Ее нельзя было обойти, она стояла, как преграждающая проход стена, покрытая непристойными надписями, которые начертала мелом вражеская рука. Тут Роз пришло на ум, что это из-за нее Пинки иногда вдруг становится грубым, из-за нее ногти его вдруг впиваются ей в руку. Она вызывающе сказала:
– Не видать вам Пинки. Я никому не позволю беспокоить Пинки.
– Скоро у него не будет недостатка в беспокойстве.
– Кто вы такая? – умоляюще спросила Роз. – Что вы вмешиваетесь в наши дела? Ведь вы не из полиции?
– Я такая же, как все остальные. Хочу справедливости, – добродушно объяснила женщина, как будто спрашивала в лавке фунт чаю. Ее широкое, цветущее, чувственное лицо расплылось в улыбке. Она добавила: – Я хочу, чтобы ты-то не пострадала.
– Не нуждаюсь я ни в чьей защите, – возразила Роз.
– Ты должна вернуться домой.
Роз сжала кулаки, защищая медную кровать и кувшин с мутной водой.
– Мой дом тут.
– Нечего тебе злиться, милочка, – продолжала женщина. – Я не собираюсь больше выходить из себя. Тут не твоя вина. Ты не знаешь, как обстоят дела. Бедная малютка, мне тебя просто жаль.
Она шагнула по линолеуму, как будто собиралась заключить Роз в объятия.
Роз попятилась к кровати.
– Не подходите ко мне!
– Ладно, не волнуйся, милочка, это тебе не поможет. Понимаешь… Я ведь упорная.
– Не знаю, к чему вы клоните. Почему вы не можете говорить открыто?
– Есть дела, о которых лучше говорить… намеками.
– Отойдите от меня. Или я закричу.
Женщина остановилась.
– Давай рассуждать здраво, дорогая. Я здесь только для твоей же пользы. Тебя нужно спасти. Подумай… – Одно мгновение она: казалось, не могла подобрать нужных слов, а затем тихо добавила: – Твоя жизнь в опасности.
– Ну и убирайтесь, если только в этом все дело…
– Только в этом все дело! – Женщина была поражена. – Только в этом! – Она решительно захохотала. – С ума можно сойти! Разве этого мало? Я ведь не шучу. Если до тебя не доходит, то поразмысли получше. Он-то ни перед чем не остановится.
– Ну и что? – спросила Роз так же сдержанно.
Женщина тихо прошептала, стоя на расстоянии нескольких шагов:
– Он – убийца.
– Вы думаете, я этого не знаю? – спросила Роз.
– Господи, спаси, – пробормотала женщина, – ты что, хочешь сказать…
– Вы не можете сообщить мне ничего нового.
– Ты просто рехнулась, дурочка, – знала обо всем и вышла за него замуж. Правильно я сделаю, если перестану с тобой возиться.
– Жалеть не буду, – ответила Роз.
Женщина еще раз напряженно улыбнулась, как будто положила на гроб венок.
– Ты меня не выведешь из себя, дорогая. Ох, если я только отступлюсь от тебя, я ведь по ночам глаз не сомкну. Неправильно это будет. Послушай-ка, может, ты не знаешь, что они сделали. Я-то теперь все выяснила. Они затащили Фреда в туннель под набережной, в одну из тех лавчонок, и начали душить – задушили бы его насмерть, в конце концов, но у него сердце не выдержало. – Голосом, дрожащим от ужаса, она добавила: – Они душили мертвеца… – Вдруг она резко сказала: – Да ты не слушаешь меня.
– Я все это знаю, – солгала Роз.
Она напряженно соображала… припоминала предостережение Пинки: «Не впутывайся…» В голове заметались смутные и беспорядочные мысли: «Он сделал для меня все что мог, я должна помочь ему сейчас». Роз пристально посмотрела на женщину – никогда не сможет она забыть это круглое, добродушное, стареющее лицо; вот сейчас оно похоже на лицо юродивого, выглядывающего из развалин разрушенного дома.
И она сказала:
– Ну что ж, если вы уверены, что все именно так и было, чего же вы не идете в полицию?
– Вот теперь ты рассуждаешь здраво, – ответила женщина. – Я только хочу все выяснить. Вот как обстоит дело, милочка. Есть один человек, я ему денег дала, и он рассказал мне кое-что. А кое-что я выяснила сама. Но этот человек… он не будет давать показания. На это есть причины. А показаний нужно очень много – раз доктора установили естественную смерть. Вот если бы ты…
– Почему вы не бросите все это? – спросила Роз. – Ведь со всем этим покончено. Почему вы не оставляете вас в покое?
– Это было бы неправильно. А кроме того… он ведь опасен. Вспомни, что произошло здесь на днях. Меня-то ты не убедишь, что это несчастный случай.
– А вам, наверное, и в голову не пришло, – настаивала Роз, – почему он это сделал? Человека не убивают без причины.
– Ну а почему он это сделал?
– Не знаю.
– А ты бы у него спросила.
– Не к чему мне знать об этом.
– Ты думаешь, он тебя любит, – продолжала женщина. – Ничего подобного.
– Но он женился на мне.
– А зачем? Потому что нельзя заставить жену давать показания против мужа. Ведь ты такой же свидетель как и тот человек… Милочка моя, – попыталась она снова перебраться через пропасть между ними, – я ведь только хочу спасти тебя. Тебя-то он убьет, не задумываясь, стоит только ему заподозрить, что ты для него опасна.
Прислонившись спиной к кровати, Роз следила, как женщина приближается. Она позволила ей положить себе на плечи большие прохладные руки – такие руки могли бы хорошо месить сдобное тесто.
– Люди меняются, – сказала она.
– Ох, нет, не меняются. Погляди-ка на меня. Я никогда не меняюсь. Это – как палочка леденца. Откуси от нее, сколько хочешь, и все-таки прочтешь: «Брайтон». Такова уж человеческая натура.
Она печально вздохнула прямо в лицо Роз – от нее пахло вином и чем-то сладким.
– Исповедь… раскаяние, – прошептала Роз.
– Это все религия, – возразила женщина. – Поверь мне, мы имеем дело со здешним миром.
– Она потрепала Роз по плечу, дыхание с шумом вырвалось у нее из горла:
– Давай, собирай вещи, и пойдем отсюда вместе со мной. Я о тебе позабочусь. Тебе нечего будет бояться.
– Пинки…
– Я позабочусь и о Пинки.
– Я сделаю все… все, что вы хотите… – сказала Роз.
– Вот теперь ты дело говоришь, милочка.
– Если вы оставите нас в покое.
Женщина отпрянула. Вместо неестественной улыбки, напоминающей похоронный венок, на лице ее неожиданно и неуместно мелькнула ярость.
– Упрямица; – сказала она. – Была бы я твоей матерью… хорошую взбучку…
Запавшие глаза на худощавом решительном личике с упрямым ртом вернули ей яростный взгляд – в воздухе запахло всеми войнами, потрясавшими мир; корабли готовились к бою, бомбардировщики поднялись в воздух. Лицо девушки было, как военная карта, отмеченная флажками.
– Вот еще что, – сказала женщина, – тебя тоже могут засадить в тюрьму. Потому что тебе все известно. Ты сама мне сказала. Сообщница – вот кто ты такая. Это уж точно.
– Разве вы не понимаете, – удивленно сказала Роз, – ведь если заберут Пинки, все будет мне безразлично!
– Боже мой, – воскликнула женщина, – я же только из-за тебя и пришла сюда. Сначала я и смотреть-то на тебя не хотела, а теперь я просто не могу позволить, чтобы пострадал безвинный. – Эта фраза выскочила у нее с треском, как билет из автомата. – Ты что, и пальцем не пошевелишь, так и будешь ждать, пока он тебя убьет?
– Он не сделает мне никакого вреда.
– Ты молода. Ты не знаешь жизни, как я.
– Есть вещи, в которых и вы ничего не смыслите.
В то время как женщина продолжала рассуждать. Роз мрачно раздумывала, стоя у кровати, о Боге, рыдавшем в саду и страдавшем на кресте, о Молли Картью, горевшей в вечном огне.
– Зато я знаю то, в чем ты ничего не смыслишь. Я знаю разницу между Добром и Злом. Этому тебя в школе не учили.
Роз не нашлась что ответить. Женщина была права. Оба эти слова ничего для нее не значили. Их вкус был уничтожен солидной пищей: добродетелью и грехом. Женщина не могла сообщить ей об этих словах ничего нового – она знала по собственному опыту с математической точностью, что Пинки – это грех, а в таком случае, какое же имеет значение, прав он или не прав?
– Ты просто спятила, – повторила женщина. – Наверно, ты и пальцем не пошевелишь, когда он будет убивать тебя.
Роз медленно вернулась к действительности… «Ни одна душа не любит так, как эта».
– Может, и не пошевельну, – упрямо сказала она. – Не знаю. А может…
– Не будь я добрым человеком, я перестала бы с тобой возиться. Но во мне есть чувство ответственности… – Она помедлила в дверях, улыбнувшись уже совсем угрожающе. – Можешь предостеречь своего молодого муженька, – сказала она, – я напала на его след. У меня есть планы. Она вышла и закрыла за собой дверь, потом рывком распахнула ее для последней атаки.
– Будь осторожнее, милочка, – сказала она, – вряд ли ты захочешь иметь ребенка от убийцы… – Тут она безжалостно усмехнулась, стоя на другом конце убогой комнаты. – Ты бы принимала меры.
Принимала меры… Роз стояла у постели, прижав руку к животу, как будто могла нащупать… Это еще не приходило ей в голову; мысль о том, что может произойти, наполнила ее торжеством. Ребенок… а у этого ребенка тоже будет ребенок… Это похоже на армию сторонников, вооружившихся в защиту Пинки. Если Пинки и она будут прокляты, придется проклясть и детей. Она уж проследит за этим. Нет конца тому, что они совершили прошлой ночью в постели, – это был шаг в вечность.
