Галина Лифшиц - До свадьбы доживет
– Нашли, – сказала она деревянным голосом, – Из полиции позвонили. Поеду на опознание.
– Он… не живой? – тупо спросила Тина.
– Еще не все понятно. Может, и не он. В ближнем Подмосковье на подъезде к больнице нашли человека. Прохожие обнаружили. Доставили в приемный покой. Он еще дышал. А потом умер. По описаниям, совпадает. Но вдруг – не он?
– Тебя отвезти? Сеня сейчас вернется.
– Нет, заедут за мной.
– А Васенька поела! – сообщила Тина утешительную новость.
– Спасибо, – безучастно проговорила Лиза, – Ты уж не оставляй ее.
– Сказать, куда ты поехала?
– Скажи. Чего уж.
Подруги распрощались. Тина посидела на кровати, собираясь с мыслями. Надо Василисе сообщить, что близкого человека, которого она называла папой, скорее всего, больше нет на свете. Она подошла к двери Лушиной комнаты и услышала, что дочка говорит:
– Давай маме моей скажем. Давай?
В ответ раздался жалобный плач Василисы, тоненький, как щенячье поскуливание.
Тина на цыпочках отошла от двери и вернулась к себе. О чем там девочки говорят? О каких-то обычных девчонских горестях? Или Васька что-то знает про исчезновение Жени? Может, лучше подождать, когда точно будет известно, его ли обнаружили в пригородной больнице? Лиза позвонит, наверняка позвонит. Тогда уж и Ваське надо будет сказать. А так – зачем ее нервировать? Девочка и так – еле-еле душа в теле. Скорей бы уж Сенечка вернулся, с ним рядом не так страшно ждать.
Наконец, входная дверь открылась, Тина побежала встречать мужа, думая о том, что Клава бы сейчас прыгала, сбивая вошедшего с ног. Как она там на даче? Охраняет, конечно же.
– Ну что? Есть новости? – спросил Сеня, занося сумки с продуктами на кухню.
– Лиза поехала на опознание. Вроде в пригородной больнице нашли человека, похожего на Женю.
– Скончался?
– Подобрали, был жив. Но сейчас уже в морге там. Она велела Ваське сказать, а я думаю, зачем зря тревожить, может, не он еще. Как он мог там оказаться? Машина в двух шагах от студии, закрыта, все с ней в порядке, а он вдруг едет за МКАД? Ерунда какая-то.
– Нет. Не ерунда, – пожал плечами Сеня, – вполне обычная история. Что могло быть? Мог в сумерках переходить дорогу, его сбила машина. Это я к примеру ситуацию описываю. Ну, и водила той машины, видя что человек жив, хоть и без сознания, довозит его по пути своего следования, подальше от места наезда, и оставляет на видном месте у больницы. Но так, чтобы самому под камеры не попасть. Довольно часто практикуется, представь себе.
– Так все просто… Был человек, и нет человека.
Тину зазнобило. Она теперь точно поняла, что так все и было, как описал муж. И что Лиза потеряла свое счастье. Ох, бедные девочки! За что же им это? Что это за череда ужасов пошла, одно за одним?
– Васька сидит у Луши, – шепотом сказала Тина, – и ужасно плачет. Ужасно. А Луша ей говорит, что мне надо все рассказать. Я не знаю, о чем, но мне страшно. Я из-за двери услышала и убежала.
– Подождем. Сейчас надо подождать, – вздохнул Сеня, – Вот узнаем от Лизы, он – не он. А потом уж с девочками будем общаться.
Лиза позвонила минут через десять.
– Это он, – сказала она и разрыдалась.
– Что полиция говорит? Машина сбила и отвезли его подальше? Так? – спросила Тина.
– Так. Говорят, с концами, не найти этих гадов. Камеры не зафиксировали.
Лиза задыхалась, захлебывалась слезами.
– Ты сама назад доедешь? Как теперь?
– Меня полицейские обещали довезти. Сейчас только протокол составят. И поедем.
– Держись, Лиза, держись! Мы тебя ждем! – повторяла ненужные слова Тина.
– Ну что? Надо девочкам сказать, – заметил Семен, – Может, что и прояснится? Иди к ним.
– Знаешь, Сень, я почему-то боюсь, – Тину опять зазнобило, – Пойдем со мной к ним, а?
Сеня обнял ее за плечи и поцеловал в макушку:
– Пойдем вместе. Пойдем.
Из-за двери снова слышался плач Васьки. Тина решительно постучала:
– Можно?
– Да, мамочка, заходи! – отозвалась Луша.
– Васенька, милая, мама звонила. Они нашли Женю. В больнице, в пригороде. Он… он скончался, – собравшись с духом проговорила Тина.
Девочка подняла на нее заплаканные глаза, в которых плескалась жуткая боль и – вопрос. Тина понимала, что должна повторить эту страшную весть, но язык не поворачивался. Ее начала бить дрожь. Сеня крепче обнял ее за плечи. Какое-то время в комнате царила полная тишина. И вдруг в этой тишине прозвучал Васькин вопрос:
– Он точно сдох?
Семейное счастье
Тине показалось, что она ослышалась. Напряжение этого страшного дня давало о себе знать. Она на всякий случай повторила:
– Мама была на опознании. Женя скончался.
Улыбка счастья буквально озарила измученное лицо Василисы. Она даже порозовела.
– Что происходит, девочки? – растерялась Тина.
– Расскажи им, – велела Луша, – Надо рассказывать!
На глазах Васьки снова появились слезы, но она не позволила себе заплакать.
– Хорошо. Я расскажу, – решилась она.
И дальше простыми словами, слабым своим голоском ребенок поведал такое, что Тина перестала понимать, на каком она свете.
Да, девочка все эти годы мечтала умереть. Она знала, что самоубийство – грех, поэтому старалась сделать так, чтобы все произошло само собой. Она почти не ела. Не потому, что ей не хотелось есть, как раз наоборот. Но ей нужно было стать некрасивой, отталкивающей, а потом и вовсе – сойти на нет. Так она решила. А что ей оставалось делать? Началось все два года назад, когда мама Лиза похвасталась, что Васенька теперь уже настоящая девушка. Речь шла, ясное дело, о том, что у дочурки начались месячные. К этому времени папа Женя стал настолько родным, что поделилась любящая женщина и этой деталью. На следующее утро, когда Лиза отправилась на работу, а папе предстояло работать во вторую смену, все и свершилось в первый раз. Василиса спала, она до этого болела гриппом и не ходила в школу. Проснулась от удушья. Папа лежал на ней и… Она ничего не могла поделать. Даже кричать не могла: он зажимал ей рот рукой. А потом пригрозил, что если хоть слово скажет матери, той не жить. Зарежет ее на глазах Василисы. Мучительно и долго будет резать. Еще он сказал, что она сама этого хотела, вертелась все время перед ним, сучка. И что он повсюду поставил видеонаблюдение: и в квартире, и у соседей. Так что если она хоть кому скажет, увидит, что будет. Василиса молчала. Она понимала, что жизнь ее кончена, кончено счастье и покой. Она боялась за маму, а та ничего не подозревала, ей в голову не приходило, что творит ее муж с ее дочерью. Девочка никогда не знала, в какой момент это придет в голову «папе». Он мог неделями до нее не дотрагиваться, а потом набрасывался, запугивал, угрожал. И еще он требовал, чтобы она говорила, что любит его и хочет. Что она всего этого хотела давно. Да, он заезжал за ней на своей машине, забирал ее из изостудии, из других кружком. И это было самым страшным. Он обставлял все это как любовное свидание: приносил цветы, которые потом вручал матери, требовал, чтобы девочка повторяла и повторяла «люблю» и «хочу», обнимала его. И он тогда лениво говорил:
– Ну что с тобой, шлюшкой, делать? Под монастырь подводишь. Но не отказывать же дочери.
И насиловал ее в машине.
Она стремительно худела. У нее пахло изо рта от голода. Его ничего не отталкивало, ничего! У нее даже месячные исчезли от истощения. Она читала про анорексию все и знала, что это бывает. И радовалась этом, надеясь, что скоро умрет. Без самоубийства, сама собой.
В последние месяцы ей становилось все хуже и хуже, а «папа» вдруг заговорил о разводе с матерью и женитьбе на ней, Василисе.
– Исполнится тебе шестнадцать, разведусь, и мы поженимся. Хватит с этой старой коровой жить. Дождемся своего счастья, да? Ты же этого хочешь?
Что ей оставалось делать? Она кивала, – молча, но кивала, парализованная ужасом. Она понимала, что он ненормальный, самый настоящий псих, способный на все, и верила тому, что повсюду камеры, которые следят за ней, ее матерью и даже соседями.
Наконец, она поняла, что не может больше жить по-прежнему. Настал какой-то предел ее мучений. Ей стало совсем все равно, что с ней будет. Маму только было жалко. Но чем дальше, тем меньше. Потому что мама должна была что-то понять, что-то заподозрить! В общем, Василиса решила убить насильника. Она знала, как это сделает. Вот он приедет за ней в изостудию. Остальные кружки летом не работали, а изостудия закрывалась только в конце июня, после выставки работ учащихся. Он приедет, припаркуется, потом пойдет на набережную и будет там ее ждать с букетом цветов. Она знала, куда должна идти: маршрут, повторявшийся многократно. Он все обставлял, как свидание влюбленной парочки. Мужчина с букетом, приближающаяся к нему юная девушка.
– Ну, вот и встретились! Говори!
– Я люблю тебя, я хочу тебя.
После этих слов он лез к ней целоваться, лез под юбку. Вот в этот момент и собиралась девочка пырнуть его ножом. Не один раз пырнуть, а ударять много-много раз, пока гад не свалится замертво.
