Евгений Будинас - Перловый суп

Очередной день рождения Будинаса, 18 февраля какого-то года, с размахом отмечали в Дудутках. Народу собралось много. Бражничали в музее.

В самый разгар застолья пьющий только пиво якобы американский журналист Питер (род его истинных занятий так никто и не определил) с подружкой-француженкой Мишель отправились париться. К слову сказать, баня от музея находилась в полутора километрах.

Через какое-то непродолжительное время к музею прибежала не вполне одетая, лишь в наброшенной шубке, Мишель с сообщением, что баня горит. Раздались крики гостей: «Пожар!», началась суматоха. Наиболее решительные и стойкие кинулись к бане.

Огонь тушили азартно, пока не поняли, что это абсолютно бесполезно — перегородки под обшивкой уже пылали, как угли. Борьбу с огнем решили прекратить. Успели только снять столешницу подвесного стола и подвесные сидения. Очень скоро баня превратилась в огромный костер.

Послали за водкой. Наполнили стаканы. Выпили, завороженно глядя на огонь. Баню, конечно, жалко, но зрелище было потрясающее!

Вдруг, в этой полной тишине, нарушаемой лишь треском горящего дерева, к Будинасу подошел сторож бани (кажется, Гришка), отвечавший как раз за ее сохранность. Он поднял стакан водки и торжественно произнес: «С днем рождения, Евгений Доминикович!».

Встреча в администрации

Будинасу позарез нужно было встретиться с важным чиновником, который делал жизнь «Полифакта» невыносимой. После многочисленных обращений чиновник согласился его принять, обозначив, что отводит на встречу ровно четыре минуты.

Как только Будинас зашел в кабинет, чиновник, даже не поздоровавшись, начал крыть на чем свет стоит и «Полифакт», и Будинаса, и все, что с ними связано. Орал, не прерываясь ни на секунду.

Какое-то время Будинас постоял, послушал. Потом развернулся к выходу.

— Куда? — аж взвился чиновник.

— Четыре минуты истекли, — Будинас постучал по циферблату часов. — А ты — козел вонючий.

И вышел из кабинета.

Чиновник нагнал Будинаса уже на лестнице, едва упросил вернуться в кабинет, даже достал из сейфа бутылку коньяка. Проговорили они добрых полчаса.

Жаль, пользы от этой встречи для «Полифакта» не было никакой.

Сергей Сергачев

При всей демонстрации Будинасом своей жизненной прожженности и ушлости, при всех его способностях, как ему казалось, разбираться в специфике и тонкостях многих профессий, он мог поразить и своей невероятной наивностью. Вот один из примеров.

Когда «Дудутки» начали превращаться в нечто реальное, рабочие приступили к обустройству родника на берегу Птичи. Им все объяснили, завезли необходимые материалы. Но вдруг я вижу, что кладку подпорной стенки начали неправильно: камни не выбирают, а используют те, что первыми под руку подвернулись. В итоге камни из плоскости подпорной стенки торчат, как попало; одним словом, не конструктивно, а потому и некрасиво. Я предложил мастерам, пока есть возможность, первые ряды разобрать и переделать, объяснил, как именно. Они согласно покивали головами, и на этом я успокоенный уехал.

Вопли и крики Будинаса я услыхал издали, когда через несколько дней приехал в будущие «Дудутки». Ругал Будинас все на свете: и камни, и стенку, и родник, и рабочих, и погоду, причем, многократно и в разной последовательности. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что источник его невероятно тяжких страданий не кто иной, как я.

Оказывается, строители продолжили класть бутовую стеночку так, как им было проще, не подбирая камни. Конечно же, получился сплошной ужас, действительно, было из-за чего вопить. Но самое главное было в том, что рабочие утверждали, что именно я велел так делать. А они, якобы, сами-то понимали, что получается не очень хорошо, но что поделать, ведь им так сказали. И вот тут Будинас сходу, не прекращая ругаться, объявляет, что мне он ничего за этот родник не заплатит, а мои деньги отдаст вот этим замечательным парням, по-настоящему, искренне переживающим за порученное им дело. А со мной он еще отдельно будет разбираться.

Но ведь мы с ним о деньгах относительно этого родничка и вовсе не договаривались. Причем тут оплата? Так захотелось ему возразить, и возразить крайне резко, ведь это явная несправедливость! Уязвлено было мое самолюбие, хотя доказать, что именно я говорил рабочим об этой стеночке, какое задание им выдал, я никак не мог.

И вдруг моментально, как озарение, я понял, что все это, относительно моего наказания, он разыгрывает, образно говоря, «бутафорит». Ну как по иному он мог заставить этих горе-строителей переделать практически завершенную работу? А теперь в их глазах он предстал борцом за вселенскую справедливость. «Этот бездельник-архитектор», «эта извечная вражина» (это самое мягкое, что запомнилось) всех добросовестных строителей, наказан. А уж вы, ребята, постарайтесь и сделайте работу, как надо. И Евгений Доминикович еще долго потом ходил с видом победителя.

Но, по моему мнению, эти «замечательные ребята-строители» обыграли Будинаса. Я с ними принципиально в дальнейшем не общался, но знаю, что эти хитрецы таким, не раз испробованным приемом, сдирали денежки два раза: вначале — за умышленно испорченную, якобы не по их вине, работу, а второй — за эту же работу, но выполненную как следует.

И все же, как эту историю понимать? Как наивность Будинаса или же, как его хитрый административно-воспитательный прием с целью получения искомого результата? А может быть, все было как у великого поэта: «Ах, обмануть меня нетрудно!.. Я сам обманываться рад»?

Борис Цитович

В то время, когда Женя создал «Полифакт» и уже что-то замышлял на площадях нынешних «Дудуток», мы с женой Валей как раз затеяли проект реконструкции усадьбы «Ободовцы» в Вилейском районе, с созданием музейного комплекса и детского театра. Были и спонсоры: мой армейский сослуживец Игорь Шапиро и братья Яковлевы Виктор и Гриша (ныне здравствующие в Америке). Все трое компьютерщики, разбогатели в начале перестройки. Купили колбасный мини-завод и искали, где его пристроить. В итоге на очень выгодных условиях договорились с директором совхоза «Ободовцы», одновременно взяв на себя обязательство по реконструкции усадьбы и финансированию задуманного нами проекта. Вилейский исполком зарубил идею на корню...

Расстроенный, решив развеяться, я отправился в Москву побродить по музеям. Вдруг на перроне, по пути к своему вагону, встречаю импозантного Будинаса — с трубкой и в кепке. Обрадовались оба, поменялись местами с соседями, уселись в одном купе и начали выпивать. Тут-то и выяснилось, что он взял землю, есть идея создать музей. Услышав о наших нереализованных Вилейских наработках, он сразу предложил мне и Вале стать соавторами музейного проекта. Мясоперерабатывающий завод Шапиро и братьев Яковлевых был тоже пристроен уже на полпути до Москвы.

Вскоре Женя стал первым директором еще не существующего музея, а я — главным художником, хотя неглавных в подчинении у меня не было от начала работы до самого открытия «Дудуток».

С характерным размахом, Будинас мгновенно переоборудовал местный Дом колхозника в колбасный цех, а рядом возвели коптильню, с учетом традиций белорусского колбасоделия. Все оказались при деле и ели собственную колбасу, обеспечив, кроме всего прочего, переработку мяса для жителей близлежащих деревень.

Вообще весь музей «Дудутки» был создан в рекордно короткие сроки на пустом месте, в усадьбе, лишенной архитектурного наследия. Именно столько же времени понадобилось другим людям, чтобы в Вилейском районе, в упомянутом имении «Ободовцы», входящем в свод памятников Беларуси, с сохранившимися винокуренным заводом, конюшней, каретным сараем, казармой не осталось камня на камне.

Врезалось в память, как Будинас «сцепился» с очередным проверяющим чиновником: они встали посреди дороги, ведущей от музея к Жениному дому, почти упершись животами друг в друга, и орали на всю округу. Автомобили тормозили и медленно их объезжали — кто слева, кто справа. Диалог был открытым, совсем не литературным и очень долгим. Чиновник орал, что все неправильно, что «все снесем». А Женя пытался ему доказать — это нужно нам всем, это останется после нас на этой земле...

Думаю, музею «Дудутки» должно быть присвоено Женино имя.

Звонит Будинас: «Мы решили на реке Птичь поставить ветряную мельницу. Мог бы ты взяться за поиск, доставку и реставрацию подобного объекта?».

Я согласился почти сразу, ведь всегда испытывал интерес к старинным конструкциям и механизмам. Однако при встрече я убедил Женю начинать не с водяной, а с ветряной мельницы, так как в Беларуси их почти не осталось, и угроза их полного исчезновения гораздо выше. Потому что водяные мельницы оснащены очень тяжелыми металлическими механизмами, и подступы к ним намного сложнее, поэтому они еще постоят.