Сара Шило - Гномы к нам на помощь не придут

— Потому что она была горбатая.

— Потому что у нее были кривые ноги.

— Верно. И вообще, это был не ее фасон. А у женщины было очень много работы. С раннего утра и до позднего вечера она должна была готовить, убирать, стирать — причем делала все это в одиночку. И кроме того, ей надо было ходить на работу. Но ей все равно хотелось, чтобы в доме оставалось все как раньше, когда еще был жив ее муж. В пятницу она готовила рыбу, делала восемь сортов салата, большую кастрюлю субботней схины и пекла в печке домашний хлеб. «Мои дети ни в чем нуждаться не будут! — часто повторяла она. — Я испеку им самое вкусное печенье». Но ей было очень тяжело, потому что она делала все это в одиночку.

Я сделала маленькую паузу. Близнецы сидели тихо и ждали продолжения.

— Когда дети у женщины болели, — сказала я, — она водила их в поликлинику; кроме того, она ходила в банк и в супермаркет, а каждый четверг отправлялась на рынок. И все это тоже в одиночку.

— Потому что ее муж умер.

— Да, упал и умер.

— И вот однажды, зимой, когда было холодно-прехолодно и у женщины не было денег на бензин для печки, у нее кончились силы. Она чувствовала, что устала, и все тело у нее болело. Когда все уснули, она стала плакать и проплакала почти всю ночь. Она плакала так сильно, что ее слезы намочили ей платье и потекли на пол. Они затопили весь дом и стали вытекать из-под двери наружу.

— И потекли по лестнице.

— А потом вытекли на улицу!

— Колдунья увидела, что слезы женщины вытекают на улицу, и стала смеяться…

— Только больше не показывай, как она смеется, ладно?

— Мы боимся, когда она смеется.

— …а потом она полетела на метле. Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж..

— Ж-ж-ж-ж-ж…

— Ж-ж-ж-ж-ж…

— Хватит, хватит! — попыталась я их успокоить. Но они не унимались. Жужжание явно доставляло им удовольствие.

— Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж…

— Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж…

Я смотрела на их маленькие обнажившиеся зубки и ждала, пока им надоест. Мне хотелось, чтобы сегодня они слушали меня так, как еще не слушали никогда: чтобы они слушали не сказку, а правду.

Я вспомнила, что обещала им хороший конец. Именно сегодня они потребовали от меня хорошего конца.

— Ну вот, — сказала я, когда они наконец-то замолчали и внимательно на меня посмотрели, — колдунья переоделась в старуху, надела на голову красивый платок, пришла к женщине и спросила: «Что случилось? Почему ты так горько плачешь?» — «Ничего не случилось, — ответила женщина. — Слава тебе, Господи, все в порядке. Просто мне что-то попало в глаз». И пригласила колдунью к столу. Дала ей чаю с полынью, ореховых печений, варенья, и когда колдунья выпила весь чай и съела все печенья — буквально ни одного не оставила, — она сначала женщину поблагодарила. «Большое тебе спасибо, — сказала. — Дай тебе Бог здоровья. — А потом опять ее спрашивает: — Но что же с тобой все-таки случилось? Не бойся. Мне ты можешь рассказать все. Я старая и за свою жизнь много чего наслушалась. И я умею хранить тайны». Она специально говорила очень приятным голосом, чтобы женщина подумала, будто она хорошая, и женщина ей все рассказала. И вот когда она это сделала, ей стало гораздо легче, потому что, когда с кем-нибудь что-нибудь случается, он обязательно должен это кому-нибудь рассказать. Вы же мне рассказываете, что с вами в детском саду происходит, правда?

— Правда, — ответили они одновременно.

— Ну вот. А у этой женщины не было никого, с кем бы она могла поделиться горем. С тех пор как умер ее муж, она осталась совершенно одна, с детьми, и к ним в дом никто не приходил. Колдунья выслушала ее рассказ, утерла ей слезы, успокоила ее и говорит: «Не бойся, я тебе помогу. Это моя профессия. Я — фея».

— Она соврала! Она соврала! Не надо было ее слушать.

— Да, она все наврала! Она была не фея! Она была плохая!

— Но ведь женщина не знала, что она колдунья. Откуда же ей было это знать? Когда мы встречаем плохих людей, по ним не всегда видно, что они плохие. А колдунья к тому же говорила очень сладким голосом. И не просто сладким, а прямо сахарным таким, даже медовым. И вот она говорит: «Я тебе помогу. Я дам тебе еще две руки, и ты будешь успевать делать все свои домашние дела: и готовить, и мыть посуду, и подметать, и чистить плинтусы, и вешать белье. Короче, успеешь переделать все, что нужно».

Я увидела, что они напряглись, приготовившись ответить на вопрос, который я обычно им в этом месте задаю, и что Ошри уже даже открыл рот, чтобы успеть ответить первым, потому что обычно Хаим его всегда опережает. Я сделала еще одну маленькую паузу и продолжила:

— «Когда я приделаю тебе еще две руки, — сказала колдунья, — у тебя их станет…»

— Четыре! — крикнул Хаим.

— Я тоже хотел сказать «четыре», — надулся Ошри.

— Ну так скажи сейчас, — попыталась я его утешить. — Как будто Хаим еще ничего не сказал.

— Но он же уже сказал. А я хочу сказать первым.

— А ты скажи последним. Ты будешь первым с конца. Это тоже важно. Есть люди, которые всегда хотят быть последними, хотят сказать последнее слово, чтобы все запомнили только то, что сказали они.

— Ты это просто так говоришь. Ты всегда на его стороне, всегда!

Ошри лег на живот и стал лупить руками по кровати. Это уже вошло в традицию, и я даже на какое-то мгновенье забыла, что сегодня необычный день. Но когда он стал бить Хаима, мне пришлось его оттащить, посадить рядом с собой и обнять, чтобы он успокоился. Но он не успокаивался.

— Ну вот что, — сказала я, — пока вы не утихомиритесь, я рассказывать не буду. — И положила себе на рот руку, как будто заперла его на замок.

— Мой рот закрыт на ключ, — сказал Хаим.

— Мой рот заклеен клеем, — сказал Ошри. — Теперь я первый с конца.

Только после этого я стала рассказывать дальше.

— Женщине, — сказала я, — эта идея понравилась. Ей захотелось, чтобы колдунья и в самом деле сделала ей две дополнительные руки, чтобы ей легче было заниматься домашней работой, но та вдруг сказала нечто очень неприятное. Хотя и продолжала говорить вежливо. Она сказала: «Только имей в виду: это не просто так. За это тебе придется отдать мне какую-нибудь часть своего тела. Только если ты отдашь мне какую-то часть своего тела, я сделаю тебе еще две руки». Женщина думала-думала и, наконец, решила, что может отдать колдунье…

— Свои волосы! — радостно закричали Хаим и Ошри.

— Верно. Она подумала: «Все равно они отрастут заново. Я могу их отдать, а они снова станут красивыми и длинными. Тем более что у меня много работы по дому и мне трудно их каждый день расчесывать». Но колдунья не стала делать ей красивую прическу, как в парикмахерской. Она забрала у нее прекрасные волосы вместе с корнями, чтобы они уже больше никогда не выросли, отдала ей вместо них свою щетину, надела себе на голову ее волосы, как парик, и улетела в окно.

— На метле! Ж-ж-ж-ж-ж-ж.

— Ж-ж-ж-ж-ж-ж.

— Да, на метле. Теперь четырьмя руками женщина могла делать многое из того, что раньше не успевала: очень быстро развешивала белье; ставила на огонь сразу две кастрюли; во время мытья полов поднимала и ставила на стол сразу четыре стула; одновременно купала двух детей; одновременно намыливала их двумя кусками мыла; одновременно вынимала их из ванны и одновременно оборачивала их в два полотенца. А утром в четверг перед работой ходила на рынок с четырьмя сумками: одна для овощей, одна для…

— Фруктов!

— Одна для рыбы и еще одна…

— Для галантереи, которую продает Махлуф!

— Верно, для галантерейных товаров Махлуфа. Но однажды, в точно такой же день, как сегодня — даже погода была такая же, — она почувствовала в животе два толчка и поняла, что у нее там сидят два ребеночка.

— Они были близнецы?

— Такие же, как мы?

— Да, такие же, как вы, два сына. Она была беременна и начала толстеть. С каждым днем она становилась все толще и толще, и в конце концов ей стало трудно двигаться. Хорошо еще, что у нее было четыре руки, чтобы заниматься домашними делами. Без четырех рук она бы ни за что все переделать не успела. Через девять месяцев она пошла в больницу, и у нее родились близнецы. Она принесла их домой, и хотя они были симпатичные, ей было…

— Ей было снова грустно!

— У нее не было сил!

— Да, у нее совершенно не было никаких сил. Потому что после рождения близнецов она не успевала переделать все даже четырьмя руками. И тогда она снова села и стала плакать. Плакала-плакала, и ее слезы вытекли…

— На улицу.

— Да, прямо на улицу.

— И тут колдунья пришла к ней опять. Правда, Эти, она пришла к ней опять? Только не показывай, как она смеется, ладно?

— А мне все равно. Я заткну уши и ничего не услышу.

— Ладно, не буду показывать, как она смеется. Только обещайте, что вы не будете изображать, как она летит на метле. Обещаете?

— Обещаем.