Юкио МИСИМА - НЕСУЩИЕ КОНИ
— «Эти деньги я получил, продав лес у себя на родине. Жертвую их вам. Пожалуйста, воспользуйтесь ими. Сава».
— Сава?! — Исао, услышав имя, словно получил удар в грудь.
Сава опять показал себя с загадочной стороны: если он действительно жертвует эти деньги, то что это — денежный взнос вместо того, чтобы убивать Курахару, или щедрый прощальный подарок от того, кто решился на самостоятельный поступок, — все это было непонятно.
Но Исао нужно было быстро принять решение, поэтому он сказал:
— Это Сава из отцовской школы. Тайный единомышленник. Можно взять деньги.
Спасибо ему. Денег вполне достаточно. Боги нам помогают.
Сагара дурачась поднял ассигнации к очкам, копируя благодарный жест богам.
— Я объясню детали. Сначала определим день и час выступления. Время определяется собственно планом. Если подача электричества прекратится поздно ночью, это не будет иметь эффекта, поэтому нужно, чтобы это случилось до десяти часов вечера. Затем в пределах часа провести атаку на Японский банк. Теперь число…
В этот момент в памяти Исао ожила фигура Томоо Отагуро, простершегося перед алтарем в храме Сингай в ожидании волеизъявления богов. Тогда в разгар летнего дня он совершал в храме два гадания, вопрошал, дозволено ли — «Своей смертью на глазах нынешних властей изменить дурную систему правления» и «Во мраке, взмахнув мечом, убрать замешанных в грязных махинациях министров», и оба действия не были одобрены богами. Теперь Исао и его товарищи должны задать богам тот же вопрос, что был в последнем гадании Отагуро.
Пусть тогда стояло лето, а сейчас — осень, то было в Хиго, сегодня это происходит в Коею, тогда на дворе была эпоха Мэйдзи, нынче Сева, мечи, жаждавшие молодой крови, мечтали, чтобы ими размахивали в ночи. История, поведанная в маленькой брошюре, вдруг прорвала плотину повествования и выплеснулась на поле реальности. Дух, воспламененный прочитанным, не удовлетворился знанием, он разгорелся костром.
«Белая птица воспарит в небо, пережив оставленное в миру тело» — эти стихи Учителя Оэна отчетливо, будто слышанные вчера, вспыхнули в уме.
Никто не высказывался, все молчали, вглядываясь в лицо Исао. Исао же поднял глаза к небу над обрывом. Свечение беспорядочно раскиданных туч стало много слабее. Однако в глаза бросалось наличие некоторого подобия формы: казалось, облака причесали частым гребнем. Исао с нетерпением ждал, не покажутся ли там глаза бога.
Обрыв затушевали тени, заметной оставалась только белая пена волн на стремнине. Исао ощутил свою принадлежность к Союзу возмездия. В миг славы, который сохранится в памяти поколений, он и его товарищи будут достойны патриотов прошлого. Холод вечернего ветра напоминал холод бронзы, из которой отольют памятник. Богу следовало бы в такой момент явить свое присутствие.
…Никаких дат, никаких цифр… В сияния благородных небес не было ничего, что укрепило бы его застывшую в ожидании душу. Он не нуждался в словах, но не было и ощущений. Все молчало, словно разом оборвались струны.
Томоо Отагуро твердо знал, что молчание не означает, что боги отвернулись от них. Не было оно и безусловным запрещением.
Теперь Исао размышлял над смыслом молчания. Сейчас под горящими, направленными на него взглядами юношей, каждому из которых не было и двадцати, он, Исао, смотрел в небо над обрывом, стараясь уловить божественный отблеск. Обстановка сложилась, момент назрел. Что-то же должно явиться. Не одобряя и не запрещая, боги отказывались от решения, словно переняли нерешительность и колебания ожидающих здесь, на земле, небрежно отбрасывали его, как туфлю, скинутую с божественной ноги.
С ответом надо было торопиться. В душе у Исао будто захлопнулась крышка. Так закрывает свою раковину моллюск: он иногда выглядывает оттуда, но все равно постоянно защищает раковиной свою «чистую» плоть, отбеленную морскими течениями. Сознание неправоты, щекоча лапками, проскользнуло куда-то в уголок души. Как он, Исао, почувствовал, что нужно захлопнуть крышку, было непонятно, может быть, привычка вырабатывается после единственного раза. А повторишь такое несколько раз, и в конце концов это станет самой обыденной вещью.
Исао не собирался никого обманывать. Его товарищи не поверят тому, что боги безмолвствуют. Он должен срочно дать им что-то, как птица дает корм птенцам.
— Третьего декабря в десять часов вечера. Так говорят боги. Так и решим. У нас еще больше месяца — сможем как следует подготовиться. Теперь дальше, Сагара, ты забыл важную вещь. Это священная, чистая война. Битва за идеи, чистые, как цветок белой лилии, и чтобы потомки могли назвать ее «Войной белой лилии», раздай всем по цветку из тех лилий, которые дала госпожа Кито, я хочу, чтобы перед битвой каждый обязательно спрятал на груди цветок лилии. Тогда нас будет защищать мятежный дух из храма Саи…Кто-нибудь возражает против даты — третьего декабря, это пятница? Скажите сейчас. Может быть, у кого-то есть личные обстоятельства?
— Какие могут быть личные обстоятельства у того, кто решился на смерть? — громко сказал кто-то, и все рассмеялись.
— Тогда перейдем к конкретным пунктам. Охаси, Сэрикава, доложите всем результаты изучения подстанции в Мэдзиро и план ее взрыва, — приказал Исао. Охаси и Сэрикава немного поспорили между собой, решая, кто же из них будет говорить, но в конце концов начал говорить хорошо владеющий речью Охаси.
Сэрикава, когда говорил с Исао, тянулся как новобранец, выпячивал грудь, но, волнуясь, начинал заикаться, поэтому его было трудно слушать. Порученное ему дело он выполнял добросовестно, и не было случая, чтобы он забыл то, что ему было приказано выполнить. Когда он говорил о вещах, которые его волновали, в голосе будто звенели слезы. Докладывать он был не мастер, не мог логично выстраивать факты, поэтому его заменил сообразительный, с хорошей речью Охаси. Его сообщение Сэрикава слушал, сопровождая энергичным кивком каждое слово.
— Когда мы с Сэрикавой пришли к подстанции в Мэдзиро, у входа чинил проводку мужчина в зеленой спецовке. Мы сказали, что учимся на вечернем отделении в школе электрического оборудования и нельзя ли нам осмотреть подстанцию внутри. На другой подстанции у нас потребовали ученический билет и прогнали, но этот человек неожиданно оказался очень любезным и послал нас на второй этаж. Там находились трое служащих, один из них приказал мужчине в зеленой спецовке показать нам все. Тот, прервав на середине работу, с удовольствием провел нас по всему помещению, со знанием дела давая пояснения. Подробно ответил на все наши вопросы по поводу устройства машин. Так мы узнали, что на этой подстанции работают и масляные трансформаторы, и трансформаторы с водным охлаждением.
Вообще основные части подстанции — это трансформатор, распределительный щит и насос для подачи воды, которую используют при охлаждении.
Если сломать насос — а для этого вполне достаточно разбить, например, молотком включатель мотора или бросить гранату, это будет не очень эффективно.
Конечно, если будет сломан насос, подача воды для охлаждения, естественно, прекратится, трансформатор перегреется и выйдет из строя, но для этого потребуется какое-то время, да еще будет работать другой, масляный трансформатор.
Теперь конкретнее: радует то, что насос находится не в центре помещения и специально не охраняется. В идеальном случае один из нас убивает охранника, и мы проникаем в помещение подстанции, кто-то закладывает взрывчатку под распределительный щит, поджигает запал, и мы убегаем. Если же на месте возникнут какие-то непредвиденные трудности, придется, пожалуй, ограничиться сломанным насосом.
Думаю, что тем, кто занимается подстанциями, хорошо бы через знакомых достать настоящее удостоверение ученика школы электрооборудования. У меня все.
Доклад был содержательным, понятным, и Исао был удовлетворен.
— Ладно. Следущий Такасэ. Сообщи всем, как обстоят дела с составлением схемы Японского банка.
— Я, — Такасэ говорил хриплым голосом — у него было что-то с легкими, но внешне это был крепкий, с широкими плечами юноша; глядя на Исао красными, лихорадочно горящими глазами, он рассказывал вместо отсутствующего здесь Иноуэ. — Я много думал, как это сделать, но не придумал ничего лучше, кроме как устроиться в банк ночным охранником, но при приеме на работу очень строго проверяют данные и состояние здоровья. У меня-то не было никаких шансов пройти медицинский отбор, поэтому я попросил Иноуэ. Ведь у него второй дан по дзюдо.
Иноуэ бесстрашно приступил к немедленному осуществлению плана. Сказав декану спортивного факультета, что хочет поработать ночным охранником, чтобы было чем платить за учебу, он заручился рекомендательным письмом, с ним и свидетельством о втором дане по дзюдо, отправился в Японский банк и был сразу принят на работу. У него, как у прилежного студента, с собой всегда были идейные, «правильные» книги, поэтому когда я однажды зашел к нему на работу, другой охранник был со мной очень любезен. Иноуэ говорил, что тот даже угощал его на ужин лапшой. Иноуэ, по его словам, даже чувствует угрызения совести, когда представляет, что в скором времени там все подожжет. — Смех молодых голосов разорвал ночную темень. — Иноуэ говорит, что до начала действий будет безупречно служить, чтобы потом помочь нам изнутри, я же вместе с лейтенантом Хори собираюсь изучить код, чтобы нам изнутри открыли дверь. План банка будет составлен за две недели до выступления, это мы с Иноуэ твердо обещаем, потом мы хотим показать его лейтенанту. Иноуэ рассказывал: чтобы избежать подозрений, которые могут возникнуть, если он вдруг начнет активно изучать банк, он усердно работает и естественным путем при обходе выбирает маршруты, которые дадут нужную информацию. Он человек мрачный, но наблюдательный, когда улыбается, становится очень милым, и его уже многие там знают, — тут Такасэ посмотрел на часы.
