Ван Мэн - Избранное
Нет, вместо пустой славы пусть будет нечто полезное и земное. Кончина мужа предопределила ее вдовство. Выбирать иной образ жизни — об этом и думать бесполезно. Поэтому мать и сестра никогда не спрашивали ее, как она будет жить дальше. Для них ее дальнейшая жизнь совершенно ясна. Тем более об этом никогда не спрашивали родственники мужа. После смерти свекра и свекрови о существовании Цзинчжэнь в той семье все будто забыли. А когда умер Шаохуа, она и сама забыла о себе. Ее родичи в деревне относились к ней с большим сочувствием и уважением, поощряя ее хранить память о муже, но для этого она не нуждалась ни в сочувствии, ни в особом уважении, ни в каком-либо прощении.
Лишь один человек допускал возможность того, что Цзинчжэнь может вторично выйти замуж, и говорил об этом вполне открыто. Это Ни Учэн, который считал, что Цзинчжэнь надо иметь свою семью, о чем он сказал, конечно же, не ей, а своей жене Цзинъи, когда Цзинчжэнь с матерью в первый раз приехали в Пекин.
Сестра передала эти слова Цзинчжэнь, причем, произнося все это, она странно заикалась, а могла бы и не заикаться, потому что Цзинчжэнь все равно пропустила бы эти слова мимо ушей, будто и вовсе их не слышала. Она просто не воспринимала их всерьез, не обратила на них никакого внимания, поэтому даже не задумалась над ними. Ее душа ни на миг не заколебалась, в ней не родилось ни малейшего волнения. Она соблюдала верность покойному мужу, потому что родилась женщиной и родилась в семье Цзян, после чего пришла в семью Чжоу; потому что она дочь своих родителей и сестра Цзинъи, которая носит фамилию Ни и Цзян, хотя и редко их употребляет; потому что ее отец и муж умерли почти одновременно — жизнь их, как говорится, ушла на запад. Поэтому здесь ничего не надо обсуждать и никого не надо убеждать, как не следует и никому мешать. Вот почему нет вопроса в том, хотела она или не хотела, согласилась или нет. Это ее судьба. В глубине души она очень довольна своим решением, как и своим поведением.
Когда сестра сказала ей о соображениях Ни Учэна, Цзинчжэнь не зарделась, не вспылила, не заплакала, не усмехнулась, лишь презрительно хмыкнула носом, как она это часто делала, когда была чем-то недовольна. Однако с тех пор она еще больше возненавидела Ни Учэна, стала презирать его еще сильнее, видя в нем существо, ей непонятное, с вывихнутыми мозгами. Иначе как бы он осмелился выступить с подобным пустым, бессмысленным и нечеловеческим предложением.
Некоторое время назад она снова видела во сне Шаохуа. Он сидел скрестив ноги на атласном матраце, расстеленном на кане, и тихо смеялся. Ее сердце тревожно забилось. Она испытала радость, смешанную со страхом и печалью. «Шаохуа!» — позвала она его. Ее голос показался ей хриплым, будто в горле появилась трещина. «Шаохуа, разве ты не умер?» Она произнесла отчетливо каждое слово, хотя ясно представляла, что муж умер. В ее вопросе, как и в памяти о муже, таились печаль и растерянность. «Сестрица, я не умер!» Его губы дрогнули, будто он и в самом деле произнес эти слова, но звуков Цзинчжэнь все равно не расслышала. От его лица, отмеченного печатью торжественности, исходило теплое свечение, как от лика бодисатвы. «Ты, правда, не умер?» — хотела она снова спросить его, но звуки замерли на устах. Она вся дрожала от необыкновенной радости, которая ее охватила, или то была дрожь от страха. Это сон, конечно же, всего лишь сон… Сон! Ей хотелось воззвать к небесам, хотелось плакать, но у нее слез не было. Неужели сон? Но почему человеку, который умер, по-прежнему снятся страшные сны? И вдруг Шаохуа засмеялся. Он коснулся ее лица — она даже почувствовала прикосновение его руки. Нет, это вовсе не сон. Шаохуа ясно сказал, что он не умер, сказал вполне отчетливо, хотя почему-то тоже хриплым голосом, как и она. Ну конечно, он не умер! Его кончина — это всего лишь сон! Он сидит с ней, улыбается, гладит ее лицо. Какой же это сон?
Она пришла в себя. Ее лицо — все в слезах, от которых неприятно, до боли, стянуло кожу. Наверное, оттого, что ее слезы более соленые и горькие, чем у других людей. Слезы высохли, а она так толком и не знает, что ей пригрезилось. Сон? Все, что она только что увидела сейчас, не такое, как в жизни — гораздо реальнее, определеннее.
Она выкурила две трубки и снова достала ту диковинную сигарету, которую она погасила, оставив недокуренной из-за возникшего спора. Вонючий дым рассеялся. Цзинчжэнь вспомнила танский стих. Почти беззвучно она его прочла:
Дальний путь будто сон.Скорбный стон вместо звука призыва.Тороплюсь письмо написать,Тушь для этого слишком жидка…Так и так… Тра-та-та.
Опять забыла. В памяти только это дурацкое восклицание: «Так и так!»
Мать, которая никогда не знала грамоту, вдруг тоже начинает декламировать стих из собрания «Тысяча поэтов». Читая, она растягивает каждое слово.
Светлое облачко, легкий ветер.Время приблизилось к полдню.Прислонившись к иве, я стою у цветов.Я иду через водный поток…
За этим стихом следует новый:
Канун Нового года,Треск хлопушек повсюду.Ветер весенний приносит теплоИ пьянит, как вино «Гусу»[104].
Цзинчжэнь декламирует стихи одновременно с матерью, или одна из них произносит строку, а вторая ее продолжает. Стихи из антологии «Тысяча поэтов» они выучили с голоса и знают их почти наизусть, хотя до сих пор точно не выяснили, как должны звучать некоторые слова, поэтому, наверное, не вполне правильно произносят отдельные звуки. Но зато, декламируя стихи (пусть даже с ошибками), они вкладывают в них всю свою душу, что видно по их непрерывному покачиванию головой, изменению тембра голоса. А когда встречается в стихе складная рифма, они намеренно растягивают строку, сопровождая чтение вздохами, стараясь подчеркнуть его древний колорит, отчего получают большое удовольствие. Стихи, которые напевают обе женщины, глубоко трогают даже Ни Цзао, который в этот момент уже почти спит.
«Какие хорошие у меня бабушка и тетя!» — думает мальчик. А как красиво сказано в стихах: «Светлое облачко, легкий ветер…»
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Посреди ночи в северо-западной части неба послышались глухие и унылые раскаты грома, но, словно не найдя себе поддержки, они сами собой прекратились, после чего минут двадцать стояла тишина, которую вскоре нарушил мерный шум дождя. Порывы ветра бросали дождевые капли в заклеенное бумагой окно, отчего бумага издавала шуршанье, и в нем слышалось что-то древнее и скорбное. Дождь зачастил, и сейчас из дворика доносился шум, который прерывался унылым завыванием ветра. Такой дождь способен разрушить жилище. Если он продлится хотя бы час, непременно протечет крыша. Куда лучше ливень, который, обрушившись на дом, превращается в поток, скатывающийся к карнизу и с ревом устремляющийся вниз. Сегодняшний дождь повисает сплошной пеленой, будто сотканной из тонких нитей воды. Он не обрушивается сразу, а как бы зависает, чтобы потом просочиться внутрь.
Цзинчжэнь проснулась посреди ночи. В шуме дождя и мрачном вое ветра она уловила знак беды. Она со страхом подумала, что, если протечет крыша, может обвалиться стена или произойдет что-то другое, еще более ужасное — настоящая катастрофа. Сегодня она слишком устала. Повернувшись на другой бок, она закашлялась и сплюнула мокроту на пол. И заснула с трудом.
Бабушка, Цзинъи и Ни Цзао спали крепко. Под шум непогоды спится так хорошо, так сладко. К тому же нынешний день был слишком насыщен событиями, и все они очень устали.
В западном флигельке, состоящем из двух комнатушек, не спала одна лишь Ни Пин, которая то и дело ворочалась с боку на бок. Ни Пин старше Ни Цзао всего на год, но кажется значительно более взрослой. Она больше его знает и понимает — может быть, потому, что она постарше, а может, оттого, что она девочка, а скорее всего, потому, что с раннего детства гораздо чаще слышала разные истории о круговерти человеческой жизни и о воздаянии, о наказании за зло и о поощрении за добродетель. Например, она прекрасно понимает, как серьезен конфликт между отцом и матерью и какие беды он может принести. Так же ясно она сознает, как страшно жить в ее родной семье, благодаря которой, впрочем, она сама существует на этом свете. Иногда она начинает думать о чем-то более значительном. Например, она задумывается о бесчисленных противоречиях, которые пронизывают жизнь человека и наполняют все общество. Повсюду кризисы — во всех четырех сторонах света судьбы людей тревожны! Мрачная тень беды и зла, наказания за грехи и воздаяния нависла над ее маленькой душой. Часто слышит она излюбленное проклятие бабушки: «Небо поразит тебя пятью громами!» Эта угроза имеет особую и вполне конкретную силу воздействия на ее юную душу. Это не просто слова. Ни Пин почти прямо перед глазами видит людей, которые мечутся, испуганные раскатами грома, падают, корчатся, а гром обрушивается на них со всех сторон света и, конечно же, сверху, перемалывает в порошок их кости, превращает людей в мясное крошево. Среди жертв самые разные люди: одни творят зло; другие наперекор всему упиваются радостями жизни, забывая обо всем на свете; третьи презрели страх и почтение. Ни Пин слышит оглушительные, величественные раскаты. В голубых всполохах молний она видит перед собой искаженные ужасом и страданием лица людей.
