Ричард Мораис - Путь длиной в сто шагов
– Вы знаете, она решила отказаться от обращения в суд, – сказал он тихо. – Если бы она продолжала упорствовать, на свет вышли бы самые разные пикантные подробности.
– Пикантные подробности? – переспросил я. – Какие, например?
– Поль не рассчитал свои силы. Бедняга. Его империя уже была готова рухнуть.
Это предположение звучало невероятно. Поль был гением предпринимательства. Он первым из шеф-поваров, удостоенных трех звезд, вышел со своим холдингом «Верден э Си» на Парижскую биржу. На одиннадцать миллионов евро, вырученные им на открытом размещении ценных бумаг, он полностью обновил свою деревенскую гостиницу и создал сеть модных бистро под названием «Верденьер». Все знали о его десятилетнем контракте с «Нестле» – он создавал серию супов и обедов для их линии «Финдус». Один лишь этот контракт был заключен на сумму пять миллионов евро в год; в итоге улыбающееся лицо Поля сияло с рекламных щитов и экранов телевизоров по всей Европе. Он приобрел небольшое состояние, консультируя «Эр Франс». Кроме того, имелись еще стабильные денежные поступления от изготовителей столового белья, джемов, кастрюль и сковородок, ножей, хрусталя, пряностей, вина, масел, уксуса, кухонной мебели и шоколада – все они с радостью готовы были платить знаменитому повару большие суммы за право использовать его имя.
Поэтому, когда Хьюитт высказал смехотворное предположение относительно того, что империя Поля оказалась на краю гибели, я сказал:
– Чепуха. Поль был великим бизнесменом и вел дела с большой выгодой для себя.
Хьюитт горько улыбнулся над бокалом «Шато-Мюзар».
– Извините, Гассан, но это миф. У него не осталось ни су. Я из достоверных источников знаю, что Поль был в долгах по самую лысину. Он брал кредиты годами, но проводил их мимо бухгалтерии, поэтому никто из акционеров не знал, что происходит. Падение его рейтинга в справочнике «Го Мийо» повредило делу; посетителей в «Золотом петухе» становилось все меньше и меньше. Компания «Эр Франс» собиралась отказаться от его услуг консультанта. Он попал в обычную переделку; пытался найти деньги на выплату долгов, но его империя начала тем временем клониться к закату. Никаких сомнений. С утратой мишленовской звезды рухнуло бы все. Не могу без содрогания даже думать об этом.
Известие повергло меня в шок. Я не мог произнести ни слова. Однако тут из кухни начали выплывать официанты, и мне пришлось сосредоточиться. Они подали простую устрицу в прозрачном бульоне, а потом салат из бельгийского цикория-эндивия, украшенный норвежской копченой ягнятиной и перепелиными яйцами.
Краем глаза я видел, как Мафитт наклоняется к Анне Верден, чтобы что-то прошептать ей на ухо. Она по-девичьи повернулась к нему и, смеясь, подняла руку, поправляя залитую лаком прическу.
Я вспомнил, как мы с моей бывшей девушкой ездили в «Мезон Дада» в Провансе. К концу обеда красавец Мафитт подошел к нашему столику поздороваться. Он был в белом халате, загорелый – ослепительное воплощение кулинарной звезды, безумно обаятельный; я на его фоне тут же потерялся. Возможно, именно мое мальчишеское смущение воодушевило его, и все время, пока мы говорили о ресторане, Мафитт держал руку под столом, пытаясь пощупать коленки Мари, а она героически отбивалась от его неуместных приставаний.
Когда Мафитт наконец ушел, Мари с парижской прямотой заявила, что знаменитый шеф-повар был просто «chaud lapin» – «пылкий кролик». Это звучало довольно мило, но в действительности означало, что она считает его опасным сексуальным маньяком. Впоследствии я узнал, что ненасытные аппетиты Мафитта распространялись на любой возраст и на любой вид плоти.
Анна Верден стала мне отвратительна. Было что-то подлое и извращенное в том, что идейный противник Поля сидел с ней за одним столом именно в этот вечер. Куда подевалась ее верность? Однако Хьюитт, похоже, понял, что означало выражение моего лица, потому что опять наклонился ко мне и сказал:
– Пожалейте бедную женщину. Ей придется разбираться со всей этой финансовой путаницей, которую оставил после себя Поль. Я слышал, Мафитт подумывает, не купить ли ему «Золотого петуха» со всеми потрохами: собирается расширять свою сеть, открыть новое заведение на севере Франции. Сделка с Мафиттом определенно может спасти то, что осталось.
Официант подошел забрать у меня салатную тарелку, и я воспользовался возникшей паузой, чтобы подозвать знаком главного официанта и шепнуть ему на ухо, чтобы Серж на кухне немного притормозил: он слишком быстро подавал одну перемену блюд за другой. Когда я опять включился в разговор за столом, Хьюитт как раз наклонился и, подняв бокал «Тестю Дезалэ Д’Арбалет» 1989 года, спросил:
– Это ведь правда, Эрик? У Вердена были неприятности. Гассан не хочет мне верить.
Американцы обладают замечательным даром совершенно игнорировать кастовое разделение, существующее в других странах, и граф де Нанси Сельер, обычно ничуть не расположенный к библейскому призыву «охотно терпеть неразумных», просто поднял бокал в ответном жесте и сухо сказал:
– За нашего дорогого покойного друга Вердена. Катастрофа вот-вот должна была случиться.
Припущенный палтус в соусе из шампанского подавали с «Монтраше Гран Крю» 1976 года из Романе-Конти. Мы с Андре Пико обсуждали проблемы с персоналом; ему все не удавалось найти для «холодной кухни» помощника шеф-повара, на которого он мог бы положиться, а у меня были неприятности с официантом, который, похоже, нарочно выполнял поручения медленно, чтобы, как мы подозревали, создать видимость работы сверхурочно – бывшей проклятием рестораторов, и проклятием весьма дорогим с тех пор, как во Франции установили тридцатипятичасовую рабочую неделю.
Затем Хьюитт повеселил весь столик историей о том, как он с графом де Нанси как-то ел обед из двенадцати блюд в «Ля паж», «гастрономическом храме» Женевы. Правила в знаменитом ресторане с видом на Женевское озеро были так же суровы, как и «в кальвинистской церкви по воскресеньям», там было полно надутых официантов и пожилых парочек, которые не смели и пикнуть.
– Кроме как за нашим столиком, никто в зале не смеялся, – вспоминал Хьюитт. – Правда, Эрик?
Граф что-то проворчал.
Где-то примерно между шестым и седьмым блюдом в «Ля паж» Хьюитт возжелал кальвадоса, яблочного бренди из Нормандии, которым любил перемежать блюда для того, чтобы лучше ощутить вкус следующего, однако официант «Ля пажа» напыщенно заявил, что это невозможно. Американцу пришлось бы подождать час или два до того времени, когда уже унесут сыр. Тогда настанет подходящее время для сладкого бренди. Тогда официант будет счастлив принести им этот напиток. «Принесите ему кальвадос немедленно, или я вам пощечину влеплю!» – вспылил граф де Нанси. Официант убежал с посеревшим лицом и вернулся, поставив рекорд скорости, с требуемым бренди.
Все мы хохотали над этой историей, кроме графа, который, когда ему напомнили о том вечере в Женеве, похоже, опять разозлился и все бормотал:
– Такая наглость. Такая невообразимая наглость.
Но даже когда я смеялся, тревога не оставляла меня, я продолжал думать о том, что сообщил мне Хьюитт о финансах Поля, и о том, в каком тяжелом положении находился мой друг перед тем, как броситься с обрыва. Было грустно думать о том, что даже самый лучший бизнесмен в области гастрономии с его трехзвездочным рестораном не смог добиться финансового успеха.
– Как вы? – участливо спросила меня внимательная мадам Элизабет, но тут же заставила нас всех подскочить от неожиданности, выкрикнув очередное грязное ругательство.
– Я думал о Поле, – ответил я, поправляя лежавшие у моей тарелки десертную ложечку и вилку. – Все не могу поверить, что его дела были настолько расстроены. Если такое случилось с ним, это может случиться с любым из нас.
– Послушай, не хандри, – сказал граф де Нанси. – Верден сбился с пути. Во всем этом заключен важный урок. Он перестал развиваться творчески. Вот и все. Я был в «Золотом петухе» полгода назад, и, скажу тебе, еда была в лучшем случае посредственная. Меню – такое же, как десять лет назад. Не изменилось ни на йоту. Увлекшись своими амбициями бизнесмена, Верден выпустил из поля зрения кухню – источник своего богатства, а потом, когда увлекся шумихой всего этого цирка, выпустил из поля зрения и основы своего бизнеса. Так что, да, он занимался одновременно и творческой, и деловой стороной, но и тем, и тем он занимался поверхностно. Все бегал, бегал, ни на чем не сосредоточиваясь. Любой деловой человек скажет вам, что это рецепт провала. И, как и следовало ожидать, он за это поплатился.
– Полагаю, вы правы.
– Друзья мои, это самое трудное – дойдя до определенного уровня, не терять свежести, день за днем. Мир вокруг нас меняется так быстро, правда? Поэтому, как бы это ни было трудно, ключ к успеху в том, чтобы меняться вместе с ним и идти в ногу со временем, – сказал Пико.
