Анхела Бесерра - Музыка любви
— Но никогда не поздно...
— Сейчас — поздно. Он больше меня не увидит, никогда не узнает, что во мне что-то изменилось.
— Ты ведь ходишь на его могилу, да?
— Уже несколько месяцев. Но угрызений совести это не смягчает. Они перевешивают даже скорбь по нему.
Аврора чувствовала глубину и искренность его раскаяния. Зеленые глаза подозрительно блестели — слезы? Помолчали. Внезапно Андреу застеснялся и, чтобы как-то замять столь несвойственный ему порыв откровенности, схватился за меню.
— Давай что-нибудь закажем.
Изучив винную карту, он остановился на бордо «Шато Мутон Ротшильд» 1998 года — великого урожая, как утверждают знатоки. Аврора невольно представила себе дедушку. Наверное, он точно с таким же видом выбирал лучшие вина. Это был незнакомый ей ритуал, культура изысканных наслаждений, тончайших оттенков вкуса и аромата. Угасший разговор все никак не удавалось возобновить, нужных слов не находилось. Пришел сомелье с бутылкой вина, открыл ее у них на глазах, налил немного в пузатый бокал и, церемонно повращав его, предложил Андреу попробовать. Получив одобрение, он вылил содержимое бутылки в кувшин и удалился. Аврора вернулась к теме кладбища:
— Теперь, когда я прихожу на Монжуик, их могила вся в цветах. На всем кладбище больше такой красоты не встретишь. — Она смотрела на него с материнской нежностью. — Родители всегда понимают своих детей, чтобы те ни творили.
— А я и в этом не преуспел. У меня у самого сын, и я совсем недавно начал пытаться его понять.
— Тебе следовало бы сперва научиться понимать самого себя. Если ты себя толком не знаешь, куда уж тут понимать других? И как им тебя понять, а? — Незаметно для себя она перешла на «ты».
— Ты права.
— Послушай! Твой отец и за последним пределом остался прекрасным человеком. Своей смертью он спас тебя — настоящего.
— Аврора, ты мне льешь бальзам на душу. Ты себе не представляешь, насколько мне стало легче от твоих слов. — Его рука вышла из повиновения, метнулась к пальцам Авроры, чуть коснулась... замерла. Аврора едва заметно вздрогнула. — Ты совершенно необыкновенное существо.
— Человеческое существо, только и всего. — Ее голос звучал совсем тихо, но в нем слышались новые, неожиданные нотки. Она не убрала руку. Легкий намек на касание настороженно застыл между ними.
Официант разлил вино по бокалам, хозяйка ресторана подошла с вопросом, что им подать на ужин. Оба заказали буйабес. Женщина собралась было удалиться, но Андреу задержал ее:
— Простите, вы мадам Тету?
— Совершенно верно. Здесь всегда была, есть и будет мадам Тету.
— Разрешите с вами побеседовать? Не сейчас, попозже...
— Когда пожелаете, месье. Пойду потороплю повара, иначе ваш буйабес к утру поспеет.
Разговор снова иссяк, и только история Жоана и Соледад тенью бродила вокруг столика, напоминая, зачем они приехали в Канны. Аврора решила, что пора перейти к делу.
— Мне подтвердили, что моя мать была в Каннах в 1939 году. Она месяц прожила в том отеле, где ты остановился. Как бы мне хотелось найти щелочку во времени и хоть глазком посмотреть на нее! Узнать, о чем она думала, куда ходила...
— И в кого влюбилась, — закончил за нее Андреу.
Ответом ему был удивленный взгляд Авроры.
Похоже, говорил этот взгляд, тебе известно куда больше, чем я думала. Она потихоньку убрала руку, не желая, чтобы он заметил ее дрожь. Его колдовские пальцы остались одиноко лежать на скатерти, но не дрогнули перед ее отступлением.
— Говорят, твоя мама была красавица. Светлый ангел, впервые сошедший на грешную землю, если дословно цитировать одного влюбленного пианиста. Мой отец любил ее до безумия.
— Откуда ты знаешь?
— Я тоже нашел кое-какие сведения о нем. Может, тебе приятно будет это слышать: первой и, как я подозреваю, единственной, любовью его жизни была Соледад Урданета.
— Они познакомились здесь? — встрепенулась Аврора.
— Здесь. И познакомились, и полюбили друг друга. Мне, честно говоря, даже кажется, что любили они еще до того, как встретились. Наверное, с настоящей любовью только так и бывает.
— Как — так? Сначала влюбиться, потом познакомиться?
— Сначала влюбиться, а потом... с головой броситься в море чувств, чем бы ни грозили последствия.
«Что ж. Может, это и есть любовь», — подумала Аврора. Еще одно определение. Какого до сих пор она не знала. Неодолимая сила, заставляющая забыть о приличиях и правилах, о месте и времени, обо всем, что происходит вокруг. Обо всем... По спине пробежали мурашки. Страх забился пойманной птицей. Она поспешила отвлечься.
— Итак, они полюбили друг друга...
— До полного самозабвения. Пьер Делуар готов поклясться в этом.
Вот она, причина той бьющей через край радости, которой светятся старые мамины фотографии в Каннах. Любовь, расцветшая пышным цветом. И какой-то неумолимый садовник вырезал ее под корень, отсюда и черная тень тоски, отметившая Соледад на весь остаток жизни. Все сходится. С похолодевших губ Авроры сорвалось сокровенное:
— И почему любовь нас так калечит?
— Возможно, потому что это истинное чудо, а чудеса не проходят даром. Но кто не любил, тот, считай, и не жил. Это тебе говорит человек, который до сегодняшнего дня не был знаком с подобными чувствами... — Мягкая тишина шепнула недосказанное. — Знаешь, кем был мой отец, когда они познакомились? Простым официантом в отеле.
— Но любовь подняла его над сословными различиями, — понимающе кивнула Аврора. — И что же случилось дальше?
— Разлука случилась. Две страны. Мир сошел с ума на пороге войны... Да откуда мне знать? В собранной мною мозаике еще полно пробелов. — Он взглянул в окно и добавил: — Что бы они сказали, если б увидели нас здесь?
— Они видят, не сомневайся. Я уверена, что сегодня они где-то рядом с нами...
Мадам Тету ненавязчиво готовила стол к трапезе. Не перебивая разговора, она поставила перед ними корзиночку с тончайшими ломтиками поджаренного хлеба, глиняную мисочку с соусом из толченого чеснока и оливкового масла, тарелку с оливками и копченостями.
Аврора продолжала:
— Раз уж они привели нас сюда...
— Мы должны были встретиться. Чувствуешь?
— Им нужно, чтобы мы восстановили их историю. А мы пока очень мало знаем.
— Ну почему же? Кое-что у меня есть: отец приехал во Францию благодаря дедушке, который отправил его за границу, чтобы спасти от гражданской войны.
— А что сталось с дедушкой?
— Они с отцом больше не виделись. Отец умер, так и не узнав, какая судьба постигла моего деда. Но я намерен это выяснить, просто времени пока не было, данные выплыли на свет совсем недавно. А твоя мама? Что она делала так далеко от родины?
— Она приехала в Канны с родителями, это был конечный пункт их увеселительного путешествия. Они вообще много ездили по свету. В детстве ее холили и лелеяли как принцессу. Месье Боннар нашел в архивах описание самого роскошного банкета за всю историю отеля — это было празднование маминого дня рождения.
— Там-то они и встретились. Мой отец был среди официантов, обслуживавших то вошедшее в историю отеля торжество. Об этом мне рассказал Пьер Делуар, чудесный старик, они с отцом были лучшими друзьями в те времена. Он еще говорил, что отец с юных лет сочинял музыку...
— Неудивительно, что мама потеряла голову, — улыбнулась Аврора.
— Итак: официант и принцесса. Безнадежно — тем более тогда...
— Пианист и чувствительная девочка, единственный ребенок в семье. Неизбежно — даже тогда.
— Твой дедушка, конечно, видел в нем нищего авантюриста.
— По словам директора, перед отъездом мама подхватила не то ветрянку, не то еще какую-то заразу и последние несколько дней просидела взаперти на строжайшем карантине. Отелем управлял дед месье Боннара, он оставил подробный рассказ об этом. Он заносил в блокнот все, что, по его мнению, заслуживало интереса, — хотел написать роман. Мечта у него была такая — стать писателем.
— У Жоана и Соледад тоже, наверное, была мечта... Выпьем за их любовь.
Они чокнулись и выпили за своих родителей. Подошла жизнерадостная мадам Тету, неся на подносе обжигающе горячий суп.
— Лучший буйабес в наших краях, — торжественно объявила она. — По рецепту моей прабабки. Она своей стряпней завоевала сердце будущего супруга, потомственного рыбака.
Налив понемногу в каждую тарелку, хозяйка поставила супницу на стол и, заметив, как притихли гости, тактично удалилась. Когда она отошла, Андреу тихо сказал:
— В своем отроческом дневнике отец несколько раз упоминает некую мадам Тету. Она была ему кем-то вроде ангела-хранителя, разрешала играть на рояле, который он обожал.
— Меня это не удивляет. Человек, влюбленный в фортепиано, не может без него жить.
— А влюбленный в женщину?
Андреу снова потянулся к ее руке, и на сей раз ладонь Авроры раскрылась навстречу его пальцам. В его глазах плескалось желание. Огонь, бежавший по его венам, по мосту соединенных рук перекинулся и на нее.
