Анхела Бесерра - Музыка любви
— Спасибо, что уделили мне время, месье Боннар. Я провожу расследование частного характера и полагаю, что ваш отель в состоянии оказать мне существенную помощь. Постараюсь быть краткой. Мне необходимо выяснить, останавливался ли здесь в июле 1939 года мой дед Бенхамин Урданета Лосано, колумбиец по национальности, со своей семьей. Поверьте, мной движет не праздное любопытство. Я специально приехала из Барселоны, поскольку для меня это действительно очень важно.
Директор ненавязчиво разглядывал собеседницу. Несмотря на невзрачную дешевую одежду, в ней угадывалось врожденное благородство, она была красива, обходительна и держалась с достоинством.
— Нелегкую задачу вы передо мной ставите. Подумайте сами, столько лет прошло, не говоря уже о том, что речь идет о событиях, имевших место буквально накануне войны. Велика вероятность, что архивы того периода уничтожены, если они вообще когда-либо существовали.
— Понимаю.
— Впрочем, дайте мне несколько дней. — Он протянул ей визитную карточку. — Позвоните мне.
— К сожалению, у меня не так много времени...
— Один. Один день вас устроит? — сжалился директор.
Аврора кивнула.
— Очень хорошо, мадам Вильямари.
Аврора записала на листе бумаге возможные даты, включая день рождения матери, полные имена дедушки, бабушки, Соледад и Пубенсы, а также номер телефона в номере отеля и своего мобильного.
— Это на случай, если вам удастся что-либо выяснить до завтра, — улыбнулась она.
Рассыпавшись в благодарностях, она стала прощаться, и директор, повинуясь рыцарскому инстинкту, пошел провожать ее до самого выхода.
— Не беспокойтесь. Если найду то, что вам нужно, позвоню сегодня же.
В те годы отелем управлял его дед. Поэтому Боннар взялся за дело не столько из чувства профессионального долга, сколько из простого человеческого интереса — как-никак семейная история. Включив компьютер, он начал забивать имена в поисковую систему.
Андреу тем временем ехал в Кань-сюр-Мер. После ухода Авроры ему стоило немалого труда собраться с мыслями и стряхнуть с себя легкое головокружение, вызванное ее присутствием. Его восхищение граничило со страхом. Рядом с ней его охватывало неодолимое желание вывернуть душу наизнанку. Он слушал себя, и сам не верил, что произносит подобные речи. Но что-то в ней толкало на философские размышления, и он говорил совершенно искренне. Окончательно запутавшись в странных ощущениях, он решил сесть в «феррари» и отправиться на поиски — надо же их когда-то начинать. До предела выжимая акселератор, он стремительно поглощал расстояние. Обычно ничто его не успокаивало так, как вождение автомобиля. Но сегодня даже двести километров в час не помогали: перед глазами упорно стоял образ Авроры, печальный и нежный.
Он не заметил, как автомобиль домчал его до въезда в деревню, где огромная красная вывеска запрещала проезд. Припарковавшись где попало, Андреу не спеша принялся изучать местность, пытаясь представить юного отца на этих симпатичных улочках. За время прогулки он вполне здесь освоился: здоровался, задавал вопросы, не скупился на чаевые. Купюры по пятьдесят евро исчезали в карманах продавцов, старух, детей. И вот наконец он разговорился с рыжим веснушчатым парнем в сельской пекарне со старинной печью. Парня звали Пьер Делуар. Внимательно выслушав Андреу, он пригласил его домой. По переулкам, вымощенным стертой брусчаткой, под оглушительный гвалт кошек и собак, разбегавшихся прямо из-под ног, они дошли до простого каменного дома.
— Де-е-е-дааа!!! — заорал мальчишка, едва переступив порог. Взглядом выхватил из полумрака силуэт в кресле-качалке и понизил голос: — Здравствуй, дедушка. Тут один человек тебя, кажется, ищет. Он пришел в пекарню, спрашивал Пьера Делуара, ну я ему, конечно, и сказал, что у нас всякий Делуар — Пьер, правда, дедушка? Со времен моего прапрадеда других имен мужчины в семье не носили. — Он подошел к деду и ласково поцеловал в лысину. — Ладно, я побежал, а то багеты подгорят.
Дверь за ним захлопнулась, хозяин и гость остались вдвоем в выжидательной тишине. Кресло качнулось. Андреу заговорил. Три часа длился его рассказ, и недоверчивое молчание старика постепенно уступило место напряженному вниманию. Увлажнились глаза, всплыли залегшие на дно воспоминания, всколыхнулись былые надежды... и теперь заговорил он. Пьер Делуар отыскивал в памяти, вытаскивал на свет божий, разглаживал и протирал от пыли осколки и обрывки прошлого. Он снова стоял у печи, месил тесто, лепил, обваливал в муке и выпекал ароматные круглые хлебы. Снова радовался как дитя и погружался в скорбные мысли. Неподдельная боль утраты в его глазах подтвердила Андреу, что недаром его отца так любили.
Под квохтанье кур, загоняемых в курятник, спустились сумерки. Наступил вечер. И сын Жоана Дольгута сел ужинать за тот самый стол, за которым шестьдесят семь лет тому назад шутил и смеялся его отец, уже не с одним Пьером Делуаром, но с тремя — дедом, отцом и сыном. Ему открылась незатейливая прелесть простоты — бумажных салфеток, домашнего вина, хлеба с растительным маслом и улыбок без зубных протезов. И на душе стало теплее.
Авроре позвонили из отеля через два часа после того как она попрощалась с директором. Секретарша попросила ее зайти как можно скорее, поскольку месье Боннар желает с ней побеседовать. Он нашел данные, бесспорно касающиеся поднятого ею вопроса.
Встреча заняла весь вечер, зато Аврора вышла от директора, располагая более чем удовлетворительным запасом сведений. Путешествие не прошло впустую. Лакуны в ее частном расследовании заполнились ценной информацией. К тому же она испытала на себе чары Лазурного Берега, который менял оттенки по мере того как ею овладевали все более противоречивые и необъяснимые чувства.
Все, о чем она могла думать, — ужин с Андреу. Ей хотелось сбежать в Барселону и в то же время — остаться. Говорить с ним — не произнося слов. Смотреть на него — не выдавая огня в глазах. Рассказать ему все, что знает, — но лишь выслушав все, что знает он. И еще ей почему-то хотелось, чтобы завтрашний вечер настал прямо сейчас, через мгновение, чтобы не надо было ждать еще целые сутки.
Спустилась ночь.
Аврора лежала в темноте без сна, уставившись в выцветший потолок и бомбардируя его вопросами. Снова и снова прокручивала в голове узнанное сегодня, прикидывала, что еще предстоит узнать. Сопоставляла факты, строила гипотезы, пытаясь определить степень их правдоподобия. Но все это нахально затмевал собой образ Андреу. Она перебирала в памяти подробности встречи, его слова — и словно невидимая пружина скручивалась внизу живота. Странное томление, граничащее с болью, не давало заснуть.
Рассвело.
Цели поездки она практически достигла. Директор отеля пригласил ее позавтракать с ним, но Аврора решила не ходить — слишком уж она нервничает, слишком растерянна. Ей необходимо прийти в себя, подумать. Она позвонила мужу и дочери, надеясь, что разговор с ними принесет облегчение, но стало только хуже. Никому не нужна эта ее борьба за прошлое, никому не интересна эта история, никому... кроме Андреу. В этом они совпадают. Возможно, по иным причинам, но он, как и она, намерен выяснить все до конца.
Закравшаяся было с утра робкая мысль: «А не вернуться ли в Барселону?» — была решительно и бесповоротно отброшена. Аврора хотела знать больше.
Позвонив директору «Карлтона» и рассыпавшись в извинениях, она отменила встречу. Затем быстро приняла душ, натянула купальник, который дома, сама не зная зачем, в последний момент сунула в сумку, и отправилась на пляж искать того, чего еще никогда не искала — ласки... Ласки моря, солнечных лучей, ветра — как же ей всего этого не хватало! Смешавшись с толпой туристов, она бездельничала на берегу, купалась и загорала. Во второй половине дня ее незаметно сморил сон...
Когда она проснулась, солнце уже клонилось к закату. К своему отелю Аврора бежала сломя голову, как девчонка. У нее оставалось два часа, чтобы привести себя в порядок перед встречей. Распахнув дверь номера, она остолбенела. На разобранной постели ее ждала огромная красная коробка, перевязанная золотистой ленточкой.
И что это, скажите на милость? Видимо, кто-то ошибся адресом — это не для нее. Она приблизилась к кровати, затаив дыхание, словно боясь, как бы из коробки чего не выскочило. На карточке, прикрепленной к ленте, стояло ее имя. Несколько минут Аврора приходила в себя, пока не набралась мужества открыть подарок. Медленно и осторожно, чтобы не порвать, развязала бант, который в ее глазах уже сам по себе представлял немалую ценность. Под крышкой, завернутое в шелковистую алую бумагу, лежало черное вечернее платье необыкновенной красоты. К нему прилагалась открытка: «На тебе этот простой кусок ткани обретет королевское достоинство. Оденься в цвета ночи. Сегодня будет луна». И размашистая подпись Андреу внизу.
