Елена Сазанович - Всё хоккей
Как и было заявлено, профессор Маслов к лету вернулся из Германии. Похоже, этот человек был пунктуален и умел держать слово. Я был записан к нему на прием в первый же день его работы. Это был один из самых дорогооплачиваемых врачей. Мне пришлось выложить немалую сумму, что, конечно, я утаил от Надежды Андреевны.
Я пришел в клинику, ближе к вечеру. И хотя темнело довольно поздно, этот вечер выдался дождливым и сумеречным. Тучи обволокли небо, и мир стал казаться гораздо меньше и компактнее, словно с низкими потолками, узкими стенами и скользким, не мытым полом.
Медсестра не очень симпатичная, и, похоже, не очень удачливая в личной жизни, провела меня к кабинету Маслова и распахнула широко передо мной двери.
— Пожалуйста, пациент Круглов, — она торжественно объявила мой номер, словно на сцене. Я уловил в ее голосе легкое кокетство.
Вот я уже и пациент, усмехнулся я про себя. Хотя по жизни никогда не болел. Правда, пациент не той клиники.
Я переступил порог кабинета. Было тускло и мрачно, горела настольная лампа, но пахло почему-то не микстурами и спиртом, а дорогой туалетной водой Gucci. Уж в чём-чём, а в туалетной воде я разбирался безошибочно и, словно дегустатор, мог точно определить фирму. Конечно, только известную и элитную.
Профессор стоял ко мне спиной и рылся в документах на стеллажах.
— На что жалуетесь, — не оборачиваясь, бросил он дежурную фразу.
Я плотно прикрыл за собой дверь. Она предательски хлопнула. Маслов резко обернулся.
Если бы я не увидел воотчию, то не поверил бы, что лицо человека может в один миг стать белым, как снег. Румянец на круглых щеках мгновенно сменился смертельной бледностью, мне даже показалось, что губы слегка посинели, его пухлые руки откровенно задрожали, и папка выпала из рук, громко хлопнувшись о пол.
— Это вы? Вы! Я знал, я чувствовал, что слухи о вашей нелепой смерти слишком преувеличены! Это все ваши штучки! Вы хотите заманить меня в ловушку! Но вам это не удастся! Я не намерен повторять, что для вас это может обернуться тяжелыми последствиями! Я не пугаю, но слухи о вашей смерти могут оказаться не слухами в один прекрасный день!
Свой эмоциональный монолог он выпалил на одном дыхании и на одной истеричной ноте.
— В один прекрасный день, все мы умрем, — спокойно ответил я и вышел как артист, на середину комнаты.
Если бы я не увидел воотчию, то не поверил бы, что лицо человека в один миг может вспыхнуть алым пламенем. Пылали щеки, уши, руки, глаза, даже губы. Казалось, его в один миг поглотит огонь и превратит тело в пепел. И образное выражение сгореть от стыда, казалось вот-вот превратиться в реальность на моих глазах.
Наконец, он, осознав, что ошибся, стал приходить в чувство. Даже деловито уселся в кресло, покрутился в нем, как космонавт, и уверенно постучал ручкой по столу.
— На что жалуетесь? — сухо спросил он, явно желая выставить меня поскорее за дверь.
Он даже не извинился, что принял меня за другого. Скорее всего, решил, что я пациент, у которого нет других проблем кроме сердца. И я не обращу на этот инцидент внимания, тем более что завишу целиком от воли врача. Но в том-то и дело, что пациентом я не был.
— Я ни на что не жалуюсь, Егор Николаевич. Ну, разве только на отсутствие информации.
— Я вас не понимаю.
— Разъясню. Я — журналист, пишу книгу о покойном, слухи о смерти которого, кстати, нисколько не преувеличены. О покойном ученом Юрии Смирнове, который был моим другом.
— А я тут причем? — Маслов весь напрягся, но нужно отдать ему должное, уже не бледнел и не краснел.
— Мне бы хотелось знать, что вас связывало?
— Вы пришли только, чтобы задать этот вопрос?
— Нет, еще чтобы получить на него ответ.
— В таком случае, ничем помочь вам не могу. Вопрос, на который нет ответа, бессмысленен. Я понятия не имею о таком ученом.
— Но от дружбы с Запольским вы не отрекаетесь?
— При чем тут Максим Станиславович? Он жених моей племянницы.
— Кстати у вашей племянницы я видел фотографию, где был запечатлен и Смирнов.
Маслов встал, приблизился к окну, распахнул фрамугу и вдохнул воздух, словно ему нужно было набраться сил с ответом.
— Вы поймите, я врач! Каждый день перед моими глазами проходят десятки, иногда сотни людей, разве всех можно упомнить.
— Он не был вашим пациентом. Возможно, вы были его пациентом?
Я не думал, что эта фраза взорвется в воздухе бомбой. Похоже, я метнул верно, наугад попав прямо в цель.
Маслов резко повернулся ко мне. Его губы и руки вновь задрожали. Может, он и был прекрасным кардиологом, но нервишки имел никудышние.
— Что? Что вы сказали? Я — его пациентом? Как вы смеете! В психиатрах я никогда не нуждался!
В этом я уже искренне сомневался.
— Значит, вам все же известно, что Смирнов был психиатром!
— Вы блефуете! — закричал Маслов. — Вон из моего кабинета! И чтобы никогда… Слышите, никогда не посмели переступать мой порог! Даже если у вас вот-вот остановится сердце! Ищите другого врача!
Похоже, этот человек не умел держать себя в руках. Или его положение было настолько серьезно. Мне ничего не оставалось, как поспешно покинуть кабинет, даже не попрощавшись.
На улице я неожиданно столкнулся нос к носу с медсестрой, которая провела меня к Маслову. Она вновь кокетливо на меня посмотрела. И мгновенно в моей голове пронеслась дерзкая мысль, что ей срочно хочется выскочить замуж. Иначе с чего она бы со мной так фамильярно себя вела. Видок у меня был еще тот! Я тут же сообразил, что кроме нее, выудить информацию, у меня нет претендентов.
— Встречать хорошеньких незнакомок второй раз — хорошая примета.
— Неужели? — она мило улыбнулась. — Только я не незнакомка, а медсестра. И меня можно встретить и в третий раз, и в четвертый, и в пятый.
— Давайте начнем с третьего.
— А что, вас еще раз пригласили на прием к доктору? Или вы ложитесь на операцию?
— Я откровенно вам признаюсь, что у меня абсолютно здоровое сердце. И поэтому третий раз наша встреча может состояться только вне стен этого больничного монастыря. Но боюсь, что вы, такая эффектная женщина, откажетесь составить мне компанию поужинать в «Праге».
Ресторан «Прага» ее добил окончательно. Правда, при этом она невзначай и с большим недоверием взглянула на мои потоптанные ботинки. Но тут же поспешно отвела взгляд, вдаваться в подробности она не хотела. Поскольку спешила замуж.
Мы договорились о встрече сегодня же. И она не преминула меня попросить, слегка смутившись.
— Только я попрошу…
— Да? Просите о чем угодно!
— Мне бы не хотелось, чтобы о нашей встрече узнал профессор Маслов. Понимаете, по этике медперсонал не должен… Ну, вы понимаете. А я так дорожу этим местом.
— Я прекрасно вас понимаю! — радостно воскликнул я, поскольку это было и в моих интересах. — Никакие профессора и академики ничего не прознают! Они всезнайки в других науках. Вы согласны?
Она улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй.
Этим же вечером я надел свой дорогой английский костюм. Моя физиономия уже позволяла это, ее вряд ли кто мог узнать. Я даже покрутился возле зеркала. И остался вполне доволен своим видом, хотя костюм стал несколько маловат. Сказывалось отсутствие тренировок в моей жизни. Я стал резко полнеть. Залысина и очки придавали мне вид бизнесмена, клерка, ботаника, кого угодно, но не хоккеиста. Однако медсестра меня не знала другим. Поэтому для свидания мой вид был бесспорен.
— Вы, похоже, идете на свидание? — Надежда Андреевна не скрывала своего раздражения.
— На деловое свидание, — поправил я ее. — И это касается нашего общего дела. Вечером я все расскажу. Похоже, будут новости.
Она вздохнула и поправила ворот моего пиджака. Она мне не поверила.
— Юра не любил такие изящные вещи. Он считал их признаком дурного тона для мужчины. Он говорил, что мужик должен одеваться так, словно не разбирается в моде, даже если он в ней прекрасно разбирается. Равно как и женщина должна скрывать, что умеет прибивать гвозди, даже если она и умеет.
— Знаете, ваш Юра был тысячу раз прав, — искренне согласился я с ней. — В конце концов, что-то должно нас различать. Хотя, увы, этих различий все меньше и меньше.
Я не опоздал на свидание, но медсестра меня уже ждала у дверей ресторана. Мне это понравилось. Она не играла в гордыню, и не пряталась за углом, чтобы я не заметил, что она опередила меня. И я только здесь понял, что мы даже не представились друг другу. Она, похоже, поняла это тоже. И первая исправила ошибку.
— Меня зовут Зоя.
Я назвал ей свое имя. И, взяв под руку, провел в ресторан. Мы заняли удобный столик с краю, я сделал заказ на свой вкус, как попросила Зоя. При вечернем свете она показалась гораздо симпатичнее. Или просто косметика и нарядное, хоть и не очень дорогое платье, придали ее лицу миловидность. Она, похоже, не менее удивилась моему костюму.
