Олег Куваев - Через триста лет после радуги

Огромные ворота порта принимали в себя вереницы машин. Обратно машины выходили нагруженные контейнерами с заморскими надписями, тюками, мешками. За воротами слышался лязг, и краны вздымали в небо забитые грузом многотонные сетки, которые издали казались просто кулечками.

Глазея на машины, на краны, Сашка шел, как лунатик, пока дорогу ему не преградил крепко вооруженный казах в белом полушубке.

— Пропуск!

— Мне в порт.

— Зачем тебе порт?

— Хочу поступить на судно.

— Пропуск давай.

— Откуда у меня пропуск?

— Обратно ходи! — грозно сказал казах.

— Посмотреть хоть пусти.

— Ходи! Хуже будет, — охранник перехватил автомат.

— Эх, — вздохнул Сашка.

— Нельзя, товарищ. Порт это…

— Место, где стоят корабли…

— Правильно! Значит, что? Значит, нельзя!

Сашка отошел от проходной. Прислонился к груде исполосованных надписями ящиков.

Мимо в обе стороны тяжело ревели грузовики, обдавая его пылью, гарью выхлопных газов. Плотной кучкой прошли иностранные моряки в круглых шапочках с помпонами, загорелые белозубые ребята.

И возник Николай Шаваносов, странный человек в длинном пальто, у причала.

«В корабельной гавани легче думать о назначении жизни. Корабли объединяют мудрость человеческой мысли и красоту природы».

Занимая тротуар, четким курсом по направлению к ресторану «Арктика» шли трое парнишек в импортных галстуках, плащиках и туфлях заграничного производства. Но физиономии у парнишек, несомненно, были свои, российские, и любой, кто хоть день прожил в этом городе, определил бы в них торговых морячков, отпущенных сегодня на берег в знак прибытия на родину после долгого времени в дальних морях.

— Ребята, — устремился к ним Сашка.

— Слушаем, кореш, — остановился светловолосый крепыш. Остальные сгруппировались вокруг него на всякий случай (…Помню, как на одной улочке в Вальпараисо, глубокой ночью…).

— Вы с судна?

— Точно, — сказал крепыш и поправил узел марсианского галстука. — С шипа, браток.

— С коробки! — вежливо добавил черноволосый.

— Где контора, которая туда нанимает?

— Книжка для загранплавания есть?

— Нет!

Черноволосый присвистнул:

— Матросская для местного плавания?

— Я море вчера в первый раз увидел.

— Тогда гребем с нами в хижину, — высокий мотнул головой на ресторан. — Расскажем тебе про штор-р-рмы.

— Угощаем, чудак, — добавил второй.

— Времени нет, ребята.

— Сейчас не сезон. Без матросской книжки — труба, — дополнил крепыш.

— Контора-то есть, которая на палубу нанимает?

— Во-он контора, — сказал неожиданно тонким голосом третий, голубоглазый детина.

— Проснись, Веня! Книжки у человека нет.

— Так а шо мы толкуем? — по-детски изумился голубоглазый.

— Он с нами идет?

— Нет, — сказал Сашка.

— Гребем?

— Гребем. — И моряки целеустремленно ринулись к ресторанному входу.

…Из дощатого неказистого здания вышли трое в капитанских фуражках. Краснолицые пожилые здоровяки. По-хозяйски остановились у входа, глянули на город, на небо. Потом со значением, с уважением к себе и собеседнику обменялись рукопожатием и разошлись.

Разболтанный малый в беретике с сигаретой стоял, прислонившись к тамбуру, и с интересом следил за Сашкой. Сашка нерешительно пошел к входу.

— Займи трояк, — сказал малый.

Сашка остановился, не понимая.

— Деревня! — Малый сплюнул и отвернулся.

Коридор был забит людьми, сидевшими на лавочках, кучками стоявших у урн, дым плавал в воздухе. Из закрытых дверей несся треск пишущих машинок. В дверях у прорезанных окошечек стояли очереди.

Дверь за Сашкиной спиной открылась, кто-то толкнул его, проходя, оглянулся и с изумлением воззрился на Сашку. Выглядел Сашка диковато среди видавших виды раскованных моряков, забивавших коридор.

— От сохи к пирсу! — крикнул кто-то.

— Засадим палубы… огурцами. Ио-го-го-го!

— Мы с милашкою гуляли возле нашего пруда. Нас лягушки напугали, не пойдем больше туда… — дурашливо запели в глубине коридора.

Сашка повернулся и вышел.

Разболтанный малый все еще стоял, подпирая стенку.

— Туз он и в Африке туз, — загадочно произнес он.

— А шестерка везде шестерка, — сказал Сашка.

— Ты сюда не ходи, — малый медленно развернул к Сашке профиль.

— А куда мне ходить?

— Грузить селедку на старом причале, — ответил малый, окончательно утеряв к Сашке какой бы то ни было интерес.

На деревянном причале, где сиротливо лежала прикрытая брезентом кучка груза, в стороне валялись пустые бочки, разбитые ящики, отходы малой навигации, сидел на бочонке круглолицый парняга, курил, сплевывал и с интересом смотрел на подходившего Сашку.

— Здорово, — дружелюбно сказал он.

— Привет!

— Значит, теперь будем оба-два?

— ?

— Надо погрузить вон ту кучу. Сейчас катер придет.

— Сторож, что ли?

— Не-е. Я Вася. Фамилия Прозрачный. Обслуживаю малую навигацию. Поможешь? Пятерка на нос.

— За этим пришел, — сказал Сашка. Прицелился и выкатил себе бочонок из груды. Уселся рядом с Васей Прозрачным.

— Кури, — тот вытащил из кармана пачку «Прибоя».

— Не курю.

— Кури, чудак! Не стесняйся. Я все понимаю. Сам на мели.

Сашка взял папиросу. Прикурил.

Они сидели на ветхом деревянном причале и пускали голубые дымки. Вася безмятежно щурился на солнце, на море — голубой, отрешенный от забот человек. Притушил окурок. Посмотрел на часы.

— Капитально! Через десять минут притопает катер… Погрузим мы оба-два эти ящики и устремимся обедать. Так?

— Так. — Сашка улыбнулся и посмотрел на этого безмятежного человека. Тот широко улыбнулся в ответ. — Так, — повторил Сашка.

— Капитально! Потом снова сюда, еще груз должен быть. Поработаем и вечером выпьем пива.

— Давно здесь?

— Не-е! Временный перебой. В порт не берут, в порту докер работает. А катера должен кто-то грузить?

Из-за поворота в чахлых дымах выполз обшарпанный грузовой катер. Человек в кожаном пальто — за версту в нем можно было узнать снабженца — стоял на носу — открыватель не отмеченных на картах путей снабжения. Катер подошел к причалу, из люка вылез парень в беретике, кинул чалку и сам же махнул вслед за ней, принять.

Снабженец сошел на берег.

— Орелики! — закричал он простуженным голосом. — Давай, орелики, перекидывай груз, не обижу.

В дымной и шумной пивной они устроились за угловым, прижатым к стенке столиком. Вася прихлебывал пиво и с изумлением поглядывал вокруг.

— Во многих местах я был. Надо тебе сказать, пивные везде одинаковы. Значит, существует на них типовой проект?

— Сюда как попал?

— Приехал. Имею специальность: каменщика, плотника, бульдозериста. Раз! Могу: на компрессоре, автомашине, буровой установке. Два! Слесарить не так чтобы очень умею и газорезчик второго разряда! Три! С моими руками меня везде ждут.

— Понятно, — сказал Сашка. — Завидую. Но все-таки зачем ты здесь?

— Не знаю, — сокрушенно ответил Вася Прозрачный. — Чувствую капитальное движение души. Но нету общей идеи. Получается что? Получается, Васька — летун. Между прочим, водку не пью и к рублю равнодушен.

— Обратный случай, — сказал Сашка. — Есть идея. Нет денег и… времени. Ты на Колыме не бывал?

— «Колыма ты, Колыма, чудная планета. Десять месяцев зима, остальное лето». Не был. А ты?

— Буду! — коротко сказал Сашка. — Хотел матросом на навигацию. Не получается. Надо иметь вариант.

— А ты приглашай меня. Вдвоем мы в Индию заберемся.

— Чудак! Ты меня всего два часа знаешь.

— Я шаромыг за версту вижу, понял. Тебе верю.

— Спасибо. А зачем Колыма, знаешь?

— Расскажешь.

Сашка огляделся. Дым и человеческий шум. В стороне, заняв столик, сидели вшестером рыбаки — обветренные ребята. Сидели молча, смотрели перед собой, и каждый зажимал кружку рыбацкой рукой, красной от соли, ледяной воды и сизаля.

— У меня, Вась, мечта. И чтоб ты не мучился…

В дымной пивной, заполненной людьми физического труда, Сашка рассказал вновь обретенному другу о дальней вятской деревне, о розовой чайке, о горнолыжном спорте и о странном человеке Шаваносове, который отправился искать птицу, потому что хотел дать людям новую религию, основанную на «живой красоте». Методика поисков розовой чайки в дневнике Шаваносова была описана с чрезвычайной краткостью: «Держать все время к востоку».

Средь запаха пива, еды, человеческих тел и опилок шел спотыкающийся рассказ Сашки Ивакина. Васька Прозрачный — весь внимание, только беззвучно усмехался, восхищенно крутил головой. Сашка смолк. С минуту Прозрачный рисовал пальцем по мокрому столу пивные узоры, потом твердо глянул Сашке в зрачки.