Девушка с экрана. История экстремальной любви - Минчин Александр
Я подвожу ее к дому и еду к метро «Университет». С собой у меня бутылка финской водки и французское вино. В этом городе я боялся выезжать без водки. Куда бы то ни было, к кому бы то ни было. Через сорок минут (вместо обещанных двадцати) она спускается с пакетами, в платке на голове.
— Не смотри на меня.
— Не буду. — Я выхожу вытереть стекло от падающего снега.
Дороги на удивление чисты, как и в прошлый Новый год.
— МЫ вечно спешим к Новому году, — говорит задумчиво она. Я удивлен, что она не скандалит, — столько тем! Да и проводить старый год нужно.
Нам ехать через всю Москву, куда-то за Речной вокзал. Я не знал, что там тоже люди живут…
В половину одиннадцатого с пакетами и бутылками протискиваемся в квартиру ее друзей. Подруга Инга в бигудях, и очень приятный муж Кирилл. Квартира-студия, с отдельной кухней. Арина сразу бежит мыть голову. Инга готовить не умеет. И все полтора часа новогодние кушанья готовит ее муж. Я открываю разные консервы, бутылки вина — наши и их — и помогаю накрывать на стол. Включен телевизор. У них нет обеденного стола, и все ставится на журнальный столик. Слава Богу, у него есть нижняя подставка. Половина деликатесов идет туда. Арина предупредила их насчет свинины, и Инга рапортует мне, что свинины на столе и под столом не будет. У нее очень чувственные губы… Я засматриваюсь. Она накинула легкий шарфик на голову и ждет своей очереди в ванну.
Русские женщины… Русские женщины. Как все по-другому в Америке. Какая совершенно иная жизнь у американок. Но меня почему-то не привлекают американки, а тянет к русским. Ах, да: Шагал, Леже, Дали, Пикассо…
Без пятнадцати двенадцать Кирилл что-то еще жарит на кухне (цыплят).
Дамы сидят на разложенной тахте, а мы с ним на стульях. Как караул.
Инга командует:
— Кирилл, наливай! Алеша, а вы действительно написали все эти книги, о которых мне говорила Ариша?
Я задумчиво киваю.
— Вы, наверно, очень умный?
— Наоборот, — отвечаю я, и все смеются.
Бокалы наполнены искрящимся шампанским. Девушки спешат положить нам что-то в тарелки хорошая традиция, когда дамы ухаживают за мужчинами. (Вымирающая, к сожалению, почти вымершая.) Остается две минуты.
— Мы не успеем проводить старый год, мы уже не успеем! — кричит Риночка.
— За уходящий год! — произносит Кирилл. Мы все пьем до дна. Все хотят, чтобы неудачи, горести и несчастья остались в уходящем году.
Кирилл тут же молниеносно наполняет бокалы. Циферблат кремлевских курантов на экране ярко светится. Стрелка собирается лечь на стрелку. На этом экране я увидел…
— Остается одна минута. Американскому писателю слово! — провозглашает Инга.
Кому интересно слушать, что скажет американский писатель?
Я говорю ровно тридцать секунд и через мгновения — с первым ударом курантов — мы все кричим:
— С Новым годом! С Новым годом!
Пьем шампанское, поздравляем друг друга и обнимаемся. Инга целует меня в щеку своими сексуальными губами. Арина целует меня и шепчет:
— С Новым годом, любимый.
Все говорят возбужденно, жестикулируют. Идет эстрадное шоу знаменитой певицы. Я начинаю поглощать алкоголь, как ненормальный. Как будто наступил последний день Помпеи или последний день Империи. Ариночка увлеченно смотрит на меня.
В духовке печется американская курица. А пока Кирилл приносит и подает своих жареных цыплят. Мы с ним пьем только водку. Что удивленно — дамы не отстают от нас, поглощая шампанское и ликер-киви. В эту ночь пили очень много. Мы пили всю ночь.
Арина раскрывает пакет и вручает мужу и жене подарки. Они дарят подарки из-под маленькой елочки Арине и Алексею. Мне жутко неудобно, и я обещаю передать им все из Америки, с Ариной.
— А когда я приеду?! — верещит дипломатический курьер.
— Как купите билет, — сдаюсь я.
Я вывожу ее на кухню и около окна дарю ей черную бархатную коробочку.
Она достает золотой браслет, на запястье, и нежно целует меня.
— Спасибо, Алешенька. Твои подарки у меня дома, я сегодня их привезу.
Она спешит надеть браслет и бросается показывать друзьям.
— Что пожелает наш заморский гость? — спрашивает Кирилл.
— Заморский гость пожелает водки! Должны выпить за прекрасных дам.
— Ой, — кричат дамы, — это за нас!
Я поднимаю хрусталь:
— Я хочу, чтобы вы всегда были такими же молодыми и привлекательными и всегда ошеломляли нас своей красотой. А также — за удивительные, прекрасные губы Инги. Я таких никогда не видел.
— Спасибо, Алешенька. Я вам разрешу их поцеловать.
Мы целуемся в губы. Потом с Ариной. Потом Арина с Кириллом. Я пью бокал водки до дна, стоя.
— Как Алеша поведет машину? — спрашивает взволнованно Инга.
— С закрытыми глазами. Он виртуоз, — отвечает Рина.
— А то оставайтесь ночевать у нас.
— Ляжем вчетвером, — предлагает Кирилл.
— Ему все не терпится увидеть Аринку голой, — шутит Инга.
— Для этого достаточно пойти в любой кинотеатр, — говорю я, и все смеются. — Ариночка, у вас есть хоть один «одетый» фильм?
— Только первые два.
— Но уже хорошо, что не один!
Мы продолжаем смеяться. Мне очень нравится у ее друзей. Инга садится рядом.
— Ариша столько о вас говорит. Она только про вас и говорит.
— Наверно, ничего хорошего.
— Она вас безумно любит. Не обижайте ее.
Я киваю и наливаю. Моя курица всем нравится, но она не бьет кирилловских цыплят. Я говорю ему об этом.
— О, это высокий комплимент! Чтобы Алеша похвалил чье-то блюдо — я такого не слышала со времен «Распутина».
— За это надо выпить! — восклицаю я. — За цыплят Кирилла и удивительного шеф-повара!
Мы пьем, а Рина рассказывает о своем дне рождении в «Распутине» и о том, какое впечатление на нее произвел этот клуб. Мне кажется, между нами восстанавливается окончательный мир. У меня плохо со зрением. Я слепец.
В четыре утра подаются чай, конфеты, шоколад. По дороге мы успели купить большой торт. Чаепитие перемешивается с винопитием и ликерами. Я не думал, что за неполную ночь, да еще с двумя дамами, можно столько выпить! Обычно Риночка становилась огнеопасной, когда выпивала.
В пять утра я веду по заснеженной Москве скользящую юзом машину. То там, то здесь попадаются компании «голосующих» людей. Мне хочется сделать добрый поступок в новогоднюю ночь и подвезти их. Но компании по четыре-пять человек, а то и больше.
Мы едем с Ариной и обсуждаем, во что обойдется встреча в новогоднюю ночь с представителями дорожного патруля на три буквы. Но доезжаем без приключений. Те, что на «три буквы», тоже справляют Новый год, наворовавшись за год.
И, едва коснувшись друг друга, быстро кончив, засыпаем.
Мы просыпаемся в час дня. Она готовит чай и зовет к столу.
— Как тебе мой браслетик? — улыбается она, вертя рукой.
— Очаровательный.
— Кирилл приглашал сегодня вечером к ним, но я не знала, захочешь ли ты ехать через всю Москву.
— Да еще на «лысых» колесах. Не очень.
— А я себя чувствую неважно.
Первого января у нее начался цикл, и я был рад, что отпадает необходимость с ней спать.
— Алеша, у меня нет тампонов. Тебе не трудно съездить и купить?
— Разве у вас в праздник открыто что-то?
— Всегда есть дежурная аптека, которая открыта.
— Где она находится?
— Я не знаю. Надо поездить, поискать.
— Но я абсолютно не представляю, где у вас аптеки. Я здесь не живу.
— Тебе всегда трудно для меня что-либо сделать.
— Совсем нет.
— Дай тогда ключи, я сама съезжу.
Я с готовностью даю ей ключи. Она удивлена и радуется. Для них эта железка на колесах дороже дворца. (Дикие люди. Во всем мире машина лишь средство передвижения. У них это — роскошь.)
Спускаюсь с ней вниз и помогаю завести капризную машину, привыкшую к гаражу.
— Я скоро вернусь, — говорит она, не глядя на меня.
Я иду в душ, в туалет, к столу. Мертвый день. Заняться абсолютно нечем. До отлета остается ровно неделя.
