Девушка с экрана. История экстремальной любви - Минчин Александр
Забегая вперед, скажу, что так все и произошло. (Только автор может себе позволить это делать, такие штуки: забегать вперед, когда пишет о том, что уже позади.) Кто из нас что знает наперед? Один разве Бог. Если он есть. Прости, Господи…
Мы договариваемся шестого января сходить в ресторан на ужин — со своими дамами — в честь моего дня рождения и прощаемся.
К десяти вечера появляется незваная гостья. Поздний ужин с Ариной состоит из американских запасов: сыр, рулет, индюшачья грудка, печенье, шоколад, чернослив, чай, киви-ликер. Ей нравится все американское и не нравится отечественное.
В семь утра она неожиданно будит меня и устраивает дикую истерику, начав ее сакраментальными словами:
— Ты так и будешь рядом лежать, как труп, без движения?
Ей нужно было движение!
Я и был труп, только внутри. Она выкрикивает какие-то оскорбления, бегая вокруг дивана полуодетая. Я не могу понять в семь утра, что она хочет и почему свалилась на мою голову. Я ненавижу истеричек зоологически! И понимаю только одно, что у актриски кто-то уже есть, постоянный, иначе бы она так себя не вела.
Я вскакиваю и вышвыриваю ее вместе с вещами в коридор, но не общий, а маленький предбанник. С дверью на лестничную клетку.
— С Новым годом, скандалистка, — говорю я.
Она бьет в дверь неудовлетворенной ногой и кричит:
— Отдай мою сумку!..
Я вышвыриваю кожаную сумку вслед ей.
Тридцать первое декабря — Новый год. А пахнет старым! Теперь, оставшись один, я абсолютно не представляю, где буду его встречать. Целый день я слонялся как неприкаянный. И невероятно, но ждал чьего-то звонка.
Помывшись и побрившись, еду на базар. Покупаю фрукты, виноград, красные розы и еду поздравлять маму. Машина поэта с трудом заводится. Надо отдать должное имперским автомобилестроителям — хуже машин в мире никто не строит. На базаре тройные цены: все в три раза дороже. «Почему? — недоумевая, спрашиваю я. «Праздник», — отвечают мне. В Америке в праздники все наоборот распродается в два раза дешевле. В России все не так, как у людей. Небо и земля, как всегда. Как во всем.
Мама приготовила мой любимый оливье. Я дарю ей доллары и розы на Новый год. Мы выпиваем по бокалу шампанского.
— Что-то твоя Арина таинственно исчезла, как только ты приехал и я ей стала не нужна. А то звонила по пять раз днем и ночью — изливаться.
— Она не «моя Арина». У нее есть муж.
— Найдешь себе другую. Она тебе не пара, в любом случае…
— Мам, давай о звездах.
— Она тебе испортила настроение, поэтому ты такой грустный?
— У меня какая-то депрессия с октября, от которой я не могу избавиться. И нехорошее предчувствие…
— Какое, сыночек?
— Что без сильных таблеток я из нее не выберусь. А они корежат мозги, память, ощущения — словом, все, что мне нужно для творчества.
— Может, еще обойдется, тебе просто плохо здесь. А вернешься домой и станет легче.
— От чего? От судов, от «пиявок», от безденежья, от скандалистки актрисы?..
— Сыночек, не все так плохо. Что же мне тогда говорить? После сорокалетней работы врачом, я, посвятив свою жизнь больным, теперь существую полностью на твоем обеспечении. Что бы я делала без тебя? Моей пенсии даже на хлеб не хватает.
— Главное, трать эти деньги на себя, а не собирай, как Плюшкин.
— Я трачу. А ты здоров, талантлив, умен, красив, у тебя вышла книга, и я уверена, выйдут еще.
— Спасибо, мам, за поддержку. Но я не красив, не талантлив и не настолько умен. Иначе бы не попадал на тех, на кого попадал…
— Они все преходящие и тебя не стоят. Не растрачивайся понапрасну. Где ты будешь встречать Новый год?
— Даже не знаю где.
— Я приглашаю, но тебе у меня скучно.
— Не в этом дело. Просто я хочу выйти куда-нибудь, забыться и напиться. А ты не пьешь!
— Куда мне с моим давлением еще пить. Хочешь, чтобы меня инсульт хватил?! Неужели тебе некуда пойти?
— Кто-то приглашал, многие уехали на дачи, но я отказался из-за нее.
— Только не сиди один на Новый год.
— Хорошо, мамуля.
Я целую ее, встаю и еду поздравлять Натали Сабош. С водкой, вином и конфетами.
Дверь открывает сын и вежливо кланяется мне. Какая чудесная семья.
Почему ж я обречен на скитания и одиночество?
— Приехал любимый автор моего сына, — улыбаясь, появляется в вязаной кофте Натали.
Мы целуемся в щеку. Она принимает подарки и говорит:
— Я чувствую, что после такого «артиллерийского обстрела», мы сейчас будем пить.
— Еще как! — восклицаю я.
— Я приготовила вашу любимую селедку под «шубой», а также салат из тунца с яйцом, такой модный в Америке.
Я улыбаюсь:
— А есть что-то, Натали, чего вы не знаете?
— Из каких бокалов будем водку пить?!
Мы смеемся вместе.
— Из самых больших, конечно!
— Вам что, Новый год сегодня встречать не нужно? — спрашивает Натали.
— Не-а.
— Тогда оставайтесь у нас. Правда, большого веселья не будет. Родственники соберутся.
К восьми вечера я добираюсь домой и плюхаюсь на разложенный диван.
К девяти вечера я имел не больше представления о встрече Нового года, чем в восемь утра. Подсознательно я жду звонка, и он раздается.
— Сыночек, ты решил, где ты будешь встречать Новый год?
— Сейчас буду решать.
— Дай мне знать, я переживаю за тебя.
— Спасибо, мамуля.
Через минуту следом раздается снова звонок.
— Ма, я хочу отдохнуть…
— Это не мама, это Рина.
— Что вам угодно?
— Вас. Ты хочешь, чтобы мы вместе встретили Новый год?
— Нет.
— Будь счастлив, моя радость!
Она швыряет трубку. Я пытаюсь забыться и задремать, но у меня ничего не получается.
Через какой-то отрезок времени, равный размышлению, мне становится жалко ее, себя, нас — всех на этом жалком белом свете.
Я уверен, что она уже уехала веселиться (и заражаться снова), но она берет трубку.
— Ты что, никуда не идешь?
— Нет настроения, буду дома.
— Новый год — с мужем! Это семейный праздник.
— Он уехал на дачу в Дубну, а я из-за тебя осталась.
— Я компенсирую тебе это оплатой международных счетов.
— Кому ты нужен, оставь себе!
— Я тебе уже не нужен?..
— К сожалению, еще немножко, чуточку нужен. Я не могу пока без тебя.
— Я сейчас подъеду, и мы…
— Подъезжай, я все равно не выйду.
Она спускается быстрым шагом и просит отъехать от дома, чтобы ее не увидели.
Мы выезжаем на проспект, и я останавливаюсь.
— Ты хочешь пойти куда-нибудь? — спрашивает она.
— Пойдем в ресторан. Только хоть сегодня не скандаль. Умоляю. У меня нет сил.
— Я никогда не скандалю. Я не виновата в твоих неудачах.
— Во всем виноват только я.
— Ты уже заказал столик где-нибудь?
— Нет. Поедем в Дом писателя или в отель «Президент».
— Ты с ума сошел, все давным-давно зарезервировано! Нас никуда не пустят.
Снежинки падают на ветровое стекло и запорашивают его. Дворники, как всегда, не работают.
— Что же делать?
— Нас приглашала моя подруга Инга, но я сказала, что мы поругались. Они, наверно, не ждут нас. Я могу ей позвонить, если хочешь.
— Позвони. — У меня тоскливо и мерзко на душе.
— Но мне нужно мыть голову, фениться, я еще не собрана, не накрашена.
— Позвони сначала, может, и ехать некуда.
Она выходит и звонит из автомата. Долго говорит по телефону. Минут десять я разглядываю ее — в шубе, спортивных финках. Никто никуда не спешит… Потом возвращается.
— Они нас ждут через час. Сейчас начнут все готовить. Надеются успеть. У меня дома есть кой-какие консервы, балык, икра. Хочешь, я запеку курицу, возьмем с собой?
— Все равно. А можно, чтобы ты помыла голову у них и накрасилась там же?
— Хорошо, но я должна принять душ и одеться. А ты, если хочешь, можешь подъехать к ларькам и купить шампанское, ликеры и шоколад. Она так же, как и я, любит, с киви и манго. Которыми ты меня угостил впервые.
