Сергей Герасимов - Шаги за спиной
– Не очень заметно? – спросила она.
– Что?
– С моим глазом.
– С которым?
– С этим, – она говорила шопотом.
– Припух немного.
– Больше ничего?
– Ничего. А что должно быть?
– Я потом расскажу, это слишком страшная история, чтобы рассказывать ее ночью.
Она протянула руку и, приблизив его голову, легко поцеловала. Так целуют хорошо знакомую игрушку. Валерий сделал немой знак в сторону Тамары.
– Это же интересно, – сказала Женя, – пусть спит, она не узнает. Так ведь интересней, правда? Только не читай мне читки.
– Будешь говорить мне «вы» в чужом присутствии, хорошо?
– Хорошо, но тогда ты мне тоже должен одно желание. Я тебе нравлюсь?
– Да.
– Я тебе понравлюсь еще больше, – Женя поцеловала его снова и легла на свою полочку, не забыв надеть очки. Она сразу же уснула.
Лунатичка какая-то, – подумал Валерий, – вот так среди ночи… Может, это она во сне? Так хорошо…
Он на самом деле чувствовал себя хорошо. Была некоторая справедливость в этом, некая месть судьбе, не допускавшей его аж до двадцати шести лет к самой соблазнительной тайне.
Теперь он чувствовал себя вправе вернуть себе упущенное.
Еще раз он просыпался от того, что Тамара встала и подоткнула ему одеяло. Было уже почти светло и очень синее, очень плоское море двигалось сразу двумя полосами справа и слева.
Так не бывает, подумал Валерий, засыпая.
85
Они сняли две комнаты в четырехкомнатной квартире с видом на соблазнительный виноградник и предостерегающую собачью будку, недалеко от центра. Комнаты были рядом; Женя наткнулась в темном коридорчике, прилипла грудью и сладко обняла:
– Не пугайся так, мой милый. Ты же мой милый?
– Твой, – сказал Валерий и попробовал юркнуть в свою комнату.
– Только мой?
– Не только, ты же знаешь.
– Ничего, мне так больше нравится, – сказала Женя.
Что-то слишком сильно мне везет с женщинами, подумал он.
Жаль, что это нельзя как-нибудь регулировать. Никогда не думал, что от женщин придется отбиваться. А ведь от них нужно отбиваться; это такое же важное умение, как и привлекать их.
Я еще слишком многого не знаю.
Он повалился на кровать и стал строить планы. Планы строились охотно, призрачные, сюрреальные и неустойчиво-устойчивые, как слоны на картинах Дали. Тамару он любит, это однозначно. С ней все ясно. Она хорошая, трудолюбивая, нежная, принципиальная и надежная. За ней как за каменной стеной. Такая и из огня вытащит. Простит ли она, если узнает? Какая разница, она ведь не узнает. Но что-то нужно придумать. Самые главные вопросы: «где» и «когда». Есть идея: снять еще одну комнату и встречаться с Женькой там. Что подумают хозяева – у Женьки на любу написаны четырнадцать лет. А как сладки должны быть четырнадцать лет! Уух, как сладки! – он почти застонал.
– Подними ногу, – сказала Тамара, – я здесь подмету.
Он поднял ногу и продолжал мечтать. Что можно придумать еще? Можно посылать Тамарку на базар, и в это время… Нет, она может вернуться неожиданно. А если в ванне? Нет, это ничего не дает. Лучше всего снять квартиру; но, опять, квартира…
– Ты мне мешаешь, – сказала Тамара, – ты видишь, сколько мне нужно убрать? Пойди погуляй.
Он вышел и снова наткнулся на Женю.
– Я сейчас иду в ваннну, – прошептала она и чмокнула его в ухо (уу, мое ушко мягенькое!..) – присоединяйся, поцарапаешь дверцу, вот так.
Она открыла дверь и заглянула, оценила уборку.
– Тетя Тома, я пойду в ванную, хорошо?
– Хорошо, можешь не спрашивать.
– Но вы мне как мама. Просто я люблю купаться долго, я никому не помешаю?
– А я пойду погуляю по городу, – сказал Валерий, чувствуя себя заговорщиком, генералоубийцей, как минимум.
– Персиков купи!
Он подождал, пока Женя включит воду и поцарапался в дверь.
Женя открыла дверь нараспашку.
– Ты с ума сошла! – он говорил почти беззвучно. Срочно накинуть крючок. Вот. Слава Богу!
Женя протопала по ванне, сделав полный разворот:
– Как я тебе нравлюсь? Правда, не плохо? Раздевайся.
– Нас же услышат.
– Не услышат, если ты будешь тихим. Главное, не смейся.
Смех, он всегда выдает. Я включу воду посильнее.
Она повесила душ на бельевую веревку, чтобы вода, падая с большей высоты, производила побольше шуму. Потом, подумав, повесила туда же клеенку. Клеенка гремела так, что голосов было не слышно. Вода потекла по зеркалу и по обоям. Сейчас струйка побежит за дверь, думал Валерий, обязательно побежит!
Женя подложила тряпку. Было заметно, что фокусы в душе ей не в диковинку.
– Все-таки неправильно, – заметил Валерий. – Когда люди моются, они двигают душ и звучание струи меняется. Так сразу будет понятно, что здесь не моются.
– Правильно, ты в звуках разбираешься, с музыкантами не спорю, – согласилась Женя и постучала по шлангу. Звук сразу стал вибрировать. То что надо.
Тамара постучала в дверь:
– Пусти, я возьму полотенце.
– Какое, здесь несколько?
– С голубым корабликом.
Женя выбрала полотенце с голубым корабликом, сняла крючок и, придерживая дверь одной рукой, протянула полотенце в щель.
(Валерий смотрел на кончики ее скользких пальцев – какой ужас!)
Накинула крючок. Валерий перевел дыхание.
– Как я выйду? – спросил он.
– Через дверь. Вначале я выгляну, если кто-то будет, я опять дверь закрою. Буду купаться, пока останется пустой коридор.
– Но у меня же волосы мокрые!
– Пока не мокрые. На, надень шапочку.
Валерий надел.
86
– Ты купил персиков? – спросила Тамара.
– Нет, забыл.
– А что же ты делал? Девушек рассматривал?
Женя поперхнулась со смеху, прожевала и взяла новую сардинку за хвостик.
– Когда мы пойдем на море? – спросила она. – Тетя Тома, а мы купим матрас?
Тамара посмотрела на ребенка материнским взглядом. Не было и следа былой холодности. Женя снова засмеялась и подмигнула сразу двоим.
– Очень вкусно. В следующий раз готовлю я!
Тамара улыбнулась, довольная.
Пока девочки мыли посуду и болтали о всячине (удивительно, как много общих тем сразу находится у женщин), Валерий вышел на улицу и сразу же наткнулся на персики. Пушистые, зеленые, с гнильцой. Из урожая, собранного досрочно. Море было рядом, в сотне метров. Он купил персики и спустился по песку. Песок был ненастоящим, а из мелких ракушек. Валерий вспомнил одно из очень детских морей, которые все давно слились в единое темно-синее блаженство; вспомнил собирание красиво извитых ракушек, нанизывание их на нитку, громаду обязательно прекрасного будущего, в которое тогда верилось как в дважды два четыре.
Отдыхающих, как ни странно, совсем не много. Это из-за жары. Жара прыгает на плечи как большая желтая кошка, – даже тяжело идти. Из-за жары все сошло с ума; все, даже облака: облака разрослись в неправильные формы – ваза, бриллиант, неподвижный смерч, стоящий отвесно, роза, распятая на кресте. Застыли, как нарисованные. Вода тиха и прекрасна, как прозрачный зеленый камень. Взблеснула стайка рыб и распалась на капельки живого серебра. В воздухе пахло простором. Розовые тела на песке разговаривали и Валерий уловил слово «счастье». А вот и мое счастье, подумал он, если счастье в любви, то я имею удвоенное счастье. И приключение; то приключение, о котором мечтала бедная Людмила. Мой поезд подходит к станции «Счастье» и кто-то включил зеленый свет…
Он продолжил набор словосочетаний, сцепленных цепочкой, пытаясь уловить тот ритм, который не давался пока никому до него; ритм начинался словом «счастье» и разрешался некоторым словом или звуком, которого Валерий еще не знал. В таких случайх всегда помогают посторонние звуки. Он прошелся по пляжу, белый, неуклюжий, совсем не пляжный, но не услышал ничего, кроме слова «причал».
87
В последующие дни ему пришлось убедиться, что слишком много любви – это не совсем счастье. Женя была неутомима в поисках приключений и в поисках способов развлечься. Валерий все яснее сознавал, что эта девочка, казавшаяся ему такой невинной прежде, прошла громадную школу. Женя создавала возможности из ничего, на пустом месте; она отдавалась игре полностью, как ребенок.
– Где ты научилась этому всему? – спросил Валерий.
– Угадай!
– Не в школе.
– Точно, не в школе. Меня научил Юра. Он ведь маньяк, настоящий. А я так, только балуюсь.
– Как же он тебя учил?
– О, мой милый Лерик! Эти истории не для твоих ушей, ты еще слишком мальчик. Но технически все просто: мы шли в тренерскую или в душ, а мой любимый тренер нас сторожил снаружи. Попробовал бы он отказаться!
Она засмеялась и откинула волосы со лба.
– Все-таки, что с твоим глазом?
– Это тоже Юра. Вначале он стал колоть мне разную гадость, помнишь, я тебе говорила, потом он стал надевать на меня кандалы, милицейские такие, они очень давят руки, потом бил меня ремнем и колол шилом, пробовал кусать за спину – он так возбуждался. Потом он заставил меня выщипать ресницы. Я немножко выщепнула, но не выдержала – это было очень больно.